Адские врата

– Я должен идти с вами, господин генерал, – сказал Секеш.

– Это невозможно.

– Я должен идти с вами, – повторил венгерский дворянин.

– Хорошо. Но не удивляйтесь, если я посажу вас под замок до окончания операции, друг мой… Вы и так слишком много уже налажали, – уверенность начала возвращаться к начальнику гестапо. В конце концов – он выворачивался и в более худших ситуациях в Африке, и в его распоряжении – вся машина рейхсбезопасности. Он добьется своего и вытащит деньги с тайных счетов. Наверное, это первый случай в истории РСХА, когда операцию доводит до конца человек в чине директора Управления. Это станет триумфом.

Привратник открыл перед ними двери – и начальник гестапо, и его телохранитель ступили в прохладу старого каменного болонского дома. Лестница была крутой, довольно широкой, она вела только к одной двери. Перед дверью генерал-лейтенант сил полиции, доктор Ирлмайер остановился – но только лишь на мгновение, хваленая осторожность африканского пустынного шакала изменила ему. И графу Секешу ничего не оставалось, как последовать за ним…

Кардинал Коперник стоял у окна, в бокал лилась струя янтарного, попахивающего благородным дымком напитка. Горлышко бутылки позвякивало о стакан.

Ирлмайер повернулся к Секешу:

– Здесь все нормально? Тогда подождите на лестнице!

Секеш осмотрелся – но ничего не привлекло его внимание, и он покинул помещение.

– Вы принесли?

Щелкнул за спиной металлический замок – и Ирлмайер понял, почему Коперник встал у окна… чтобы он встал к нему лицом и спиной к стене! И поэтому же – в комнате полумрак, его глаза привыкли к солнцу, и он не сможет ничего сделать в те несколько секунд, когда это будет нужно. Секеш был прав. Ловушка – захлопнулась.

Надо отдать должное начальнику гестапо, доктору Манфреду Ирлмайеру, он умел играть теми картами, какие ему попались при сдаче. Видя нацеленные на него автоматы, он поднял руки, нехорошо улыбаясь. Все новые и новые люди входили через потайную дверь в стене, и у всех было в руках оружие.

– Не ошиблись? – спросил он.

Швейцарские гвардейцы, верные как собаки-исполины, ничего не ответили, они стояли полукругом, нацелив на германских пришельцев свои автоматы, готовые открыть огонь. В залу вошли еще двое, стволами автоматов подталкивая Секеша.

– Вы пришли к нам не как гость, но как завоеватель, – сказал невысокий монах, падре Солицио, зашедший следом за автоматчиками, – какого еще приема вы ждали? Кстати, давно не виделись, еще с Аддис-Абебы, верно?

– Да, поп… – задумчиво сказал Ирлмайер, – зря я не приказал убить тебя еще там, в Аддис-Абебе…

Кардинал – молча, стараясь ни на кого не смотреть – вышел тем же путем, что появились гвардейцы.

– Пути Господни неисповедимы, – сказал падре, – разве стоит печалиться о несвершенном зле, а, доктор?

– А как насчет зла, совершенного тобой, а, поп?

Падре пожал плечами.

– Разве есть такой грех, какой не может отпустить Папа Римский? Тем более – все, что мной сделано, – сделано к вящей славе Божией.

Ирлмайер покачал головой.

– Ты ошибаешься в одном, поп. Ты нуждаешься в защите – но Господь не защитит тебя. Ты можешь приказать убить меня сейчас – но ты никогда не узнаешь, кто придет за тобой. А за тобой придут, можешь не сомневаться…

– Возможно, вы будете столь любезны, что…

– Эти часы точные? – вдруг спросил Секеш, кивая на старинные напольные часы, отсчитывающие последнюю минуту часа.

– Полагаю, что да… – ответил падре Солицио, и в его глазах вдруг мелькнуло понимание. Но сделать он ничего не успел.

Во дворе раскатом близкого грома ударил сильнейший взрыв, и долей секунды раньше на пол полетел тот, кто знал, что это произойдет, – Секеш! И не только упал сам, но и подбил ударом под колено Ирлмайера, который неловко упал рядом. Ни один из швейцарских гвардейцев не успел ничего сделать…

Раскаленные газы образовали фронт ударной волны, распространяющийся со скоростью несколько сотен метров в секунду от эпицентра. Четыре килограмма пластида сделали свое дело. Ударная волна молотом врезалась в стену старого дома, одновременно вышибая все окна. Осколки полетели по залу, калеча и убивая всех, кто стоял на ногах и был ближе всего к окнам. Больше всего досталось гвардейцам, падре Солицио же просто отбросило от окна, искалеченного осколками, обожженного, контуженного и ослепшего. В считаные доли секунды просторное помещение наполнилось пылью и дымом, было нечем дышать, уши ничего не слышали, кроме стрекота миллионов средиземноморских цикад…

Первым пришел в себя тот, кто упал до взрыва – венгерский дворянин и германский ликвидатор Секеш, тем более что он в падении широко раскрыл рот, уменьшая воздействие ударной волны. Перевернувшись, он ударил ребром ладони по горлу ближайшего швейцарского гвардейца и в мгновение ока подхватил заряженный швейцарский автомат с длинным, сорокапатронным магазином. С колена он открыл огонь, частыми одиночными выстрелами добивая всех, кто остался жив после взрыва в комнате. В несколько секунд завершив эту работу, он хлестнул по щекам зашевелившегося на полу, ошеломленного и не верящего в то, что он еще жив, Ирлмайера. Сунул ему в руки трофейный автомат:

– Держите дверь!

В Африке Ирлмайер вышел живым из множества переделок, да и сейчас пострадал не сильно – он упал на пол вторым, после Секеша. Поэтому он, еще до конца не придя в себя, машинально схватил оружие. В Африке он усвоил простую истину: только тот, у кого в руках оружие, действительно жив.

Секеш раздобыл еще два автомата, один забросил себе за спину, другой – в руках. Каждый из швейцарских гвардейцев имел вполне современное снаряжение, поэтому он один за другим сорвал три разгрузочных жилета, набитых патронными магазинами. Сделать это было легко – согласно современным требованиям жилет должен был легко сниматься с лежащего, возможно раненого солдата. Один из жилетов Секеш быстро надел на себя, второй забросил на спину и как смог прикрепил – на всякий случай. Третий перебросил своему начальнику – только что они стояли под прицелом десятка автоматов – и вот, они живы, а их враги нет, и на двоих у них три автомата и больше двадцати магазинов к ним – достаточно для нескольких часов оборонительного боя. В каждый карман своих брюк Секеш сунул по позаимствованному у гвардейцев пистолету.

– Где… поп? – спросил приходящий в себя Ирлмайер и закашлялся от едкого дыма, которым тянуло с улицы.

– Я его убил.

– Напрасно… кхе-кхе… надо было его… направить… в крематорий… сжечь заживо…

– Надо уходить отсюда. Вы можете идти?

– Постараюсь… Секеш…

– Что?

– Когда выберемся… я лично прослежу… чтобы вас внесли… в ежегодник [41] …

Секеш проверил автомат – магазин, предохранитель, ударопрочный прицел с красной точкой. У швейцарских автоматов – прозрачные пластиковые магазины, очень удобно в бою, только взглянул и знаешь, сколько. Еще швейцарцы разработали для своего оружия патрон 6*45 с тяжелой пулей, возможно, лучший армейский патрон всех времен и народов. Всего этого должно хватить, чтобы прорваться к выходу.

41

Имеется в виду – подтвердить законность дворянства, внести в списки дворян.