Адвокат Казановы
Шрифт:
Но старушка уцепилась за вопрос, как чахнущий огонь хватается за сухую солому. Она даже приподнялась на подушках.
– Еще бы! Инночка-то славная плывунья была. Как рыбка, помнится, в воде себя чувствовала. Все медали на соревнованиях да грамоты собирала. Способная была, не то слово!
«Еще бы! – хмыкнула про себя Елизавета. – И актерские данные у госпожи Серебровой были на высоте. Разыграть собственное утопление, да еще так, чтобы убедить свидетелей – такое умение за деньги не купишь. Бледные щеки, полуобморочное состояние… Зачем только ей понадобился весь этот спектакль?»
– А личная жизнь у ваших воспитанников
Старушка поджала губы.
– Личная жизнь? А ты вот сама хоть замужем?
– Замужем, – ответила Лиза с улыбкой.
– А дети есть?
– Нет пока. Все еще в будущем.
– В будущем! – возмущенно воскликнула старушка. – Все у вас в будущем… Так и живете, не думая. А потом оглянетесь – жизнь-то уже и прошла.
Настроение Глафиры резко изменилось, и Дубровская не могла понять, почему. Уголки рта старушки задергались, словно пережевывая ругательства, а сморщенные ручки впились в краешек одеяла. Елизавета уже подбирала предлог, чтобы, поблагодарив за внимание, быстрее откланяться. Фантазия ее иссякла, и стало ясно, что посещение бывшей няньки Серебровой оказалось бесполезной тратой драгоценного времени. Глафира не сказала ничего нового и интересного.
Но тут, как назло, появилась сиделка. Улыбаясь и причитая так, как обычно делают взрослые люди, обращаясь к малым детям, она подошла к старушке:
– Ну что? Кто у нас будет кашку? Сладенькую-сладенькую, с маслицем и молочком…
Выражение лица бабули стало вдруг воинственным.
– Не хочу я кашу! Убери эту шпионку, она из горкома!
– Как это не хочу кашку? – обиделась сиделка. – Ай-ай-ай! Кто тут у нас хмурит бровки?
Но Глафиру ее приторные любезности не растрогали. Выпростав из простыней указующий перст, она направила его в сторону гостьи:
– Говорят тебе, убери шпионку. Она пришла про Инночку и Павлика разведать. У, змея!
– Я, пожалуй, пойду, – заволновалась Дубровская. – Бабушка, по-видимому, меня с кем-то путает.
Возникла неловкая пауза, нарушенная громким, нетерпеливым голосом сиделки.
– Глафира Павловна, милая, вы же прекрасно знаете, что ваша гостья пришла не из горкома. По правде сказать, и горкомов-то уже никаких нет! – всплеснула она руками. – Девушка только хотела спросить о том, как вы живете. Что тут ужасного?
Бабуля устало откинулась на подушки. Ее губы дрожали. Пальцы дергали пододеяльник, словно пытались превратить его край в бахрому.
– Кто она? Зачем ей нужны Павлик и Инночка? Я ее не знаю! – твердила она как заведенная.
Сиделка утратила свою невозмутимость, ее круглое лицо порозовело. Она повернулась к Лизе, в голосе звучало смущение:
– Пожалуй, вам лучше уйти. С ней такое время от времени бывает. Бабушка заговаривается. Шутка ли, ей почти девяносто лет!
– Конечно, – согласилась Лиза, – я пойду.
Глафира, видя, что странная гостья собирается ретироваться, предприняла еще одну попытку наступления.
– Шпионка! – приподнялась она на подушках. – Хотела узнать, любовники они или нет? Спят ли они вместе, а?
Дубровская принялась искать сумочку, перчатки и телефон. Не хватало только, чтобы ей пришлось возвращаться в этот сумасшедший дом! Сиделка повернулась к разбушевавшейся пациентке:
– О чем вы толкуете, а? Как насчет моей
кашки с маслом?– Любовники, да? – продолжала вопить Глафира. – Ты это хотела услышать, да? Что они – любовники? Боже, что скажут мне хозяева! «Куда ты смотрела, Глафира? Как ты могла так распустить детей? Они ведь брат и сестра…» Боже, что скажут соседи!
Дубровская выскочила из гостиной. Сиделка помогла отворить дверь.
– Вы простите ее, она сама не ведает, что говорит.
– Пустяки, – криво улыбнулась Елизавета, – я все понимаю. Еще неизвестно, как будем чувствовать себя мы, когда нам стукнет девяносто. Все естественно.
– Вот именно, – согласилась женщина.
Дверь захлопнулась, но голос Глафиры все еще доносился до ушей Лизы, как надоедливая пластинка:
– Они – любовники! Да! Да!
«М-да… Значит, Вощинский и Сереброва были любовниками… – подумала Дубровская. – Но что нам это дает?»
– Конечно, они были любовниками! – вскричал Дмитрий, выслушав рассказ Дубровской. – Тогда понятно, почему Инга питала такое расположение к своему брату. Все ему передала в наследство – и имущество, и фирму. Прямо Санта-Барбара какая-то!
– Не забывай, они не были кровными родственниками, – напомнила ему Елизавета. – Возникновение между ними чувств естественно. Они много времени проводили вместе, воспитывались в одной семье. Да и по возрасту Павел Алексеевич подходил ей больше, чем молодой спортивный супруг.
– Вот только я не убивал ее, – криво усмехнулся Серебров. – Не то что этот любимый родственничек с манерами гомосексуалиста!
– Да, но доказательств все равно нет.
– Тому, что он голубой?
– Да нет, конечно! – досадливо отмахнулась Лиза. – Я имею в виду причастность Вощинского к убийству сестры.
– Значит, мы что-то упустили! – убежденно воскликнул Дмитрий. – Помните, вы как-то говорили о том, что каждое преступление оставляет следы?
– Вообще-то так утверждает учебник криминалистики, – пробормотала Лиза. – Но я уже готова поверить в то, что бывают исключения.
Дмитрий посмотрел на нее, покачал головой и хотел сказать банальную фразу о весенней депрессии, как вдруг его мысль, точно шальная белка, перескочила на другой объект.
– Постойте-ка! – оживился он. – Мы все время говорим про убийство Инги, но ведь имеется еще незаслуженно забытый труп Норы. Малинина ведь тоже как-то погибла!
– Точно, – согласилась Дубровская. – Про твою любовницу мы как-то забыли. Ты считаешь, что ее тоже убил Вощинский?
– А почему бы и нет? – с вызовом осведомился Серебров. – А вы думаете, что она оступилась на лестнице и проломила себе голову?
– Я так не думаю. Но охотно бы поверила в то, что на девушку напал случайный злоумышленник, – предположила Лиза. – Мало ли что случается в темных подъездах вечером.
– Я бы тоже рассматривал это происшествие, как случайность, не являйся Нора свидетельницей по моему делу. Она дала замечательные, с точки зрения Вощинского, показания, но поскольку являлась особой ветреной и ненадежной, он решил от нее избавиться.
– Так ты думаешь, что Нора знала что-то о гибели Инги?
– Наверняка знала, – убежденно ответил Серебров. – Может, даже шантажировала Вощинского, вот он и решился на второе убийство. Смотрите-ка, стиль действий преступника и в первом, и во втором случае совпадает.