Адвокат Казановы

«Э, да Вощинский лукавил, говоря мне, что не может находиться в особняке после смерти любимой сестры», – подумал он с улыбкой.

Фары выхватили из темноты растущих у дороги кустов отсвет какого-то большого темного предмета. Андрей присмотрелся внимательнее. Кажется, припаркованный в укромном месте автомобиль. В жирной весенней грязи были хорошо различимы ведущие в заросли две глубокие колеи. Государственный номер, появившийся из темноты ярким белым прямоугольником свете фар, не оставил никаких сомнений. Автомобиль Елизаветы!

«Что такое? – Мерцалов был в недоумении. – Лиза в такое время в гостях у Вощинского? Да еще не одна?»

Сделанное им открытие сбило Андрея с толку и требовало осмысления. Что делает его жена в особняке Павла Алексеевича? Вощинский – глубоко порядочный человек, и он бы не стал потворствовать супружеской измене, принимая под своим кровом двух любовников. Впрочем, если бы они искали уединения, то им не стоило проделывать такой долгий путь. Квартира матери Дубровской все равно пустовала. Сплошные загадки…

Хотя почему он решил, что Вощинский принимает гостей? Быть может, он у себя дома, в теплой постели, а особняк его сестры – в распоряжении Елизаветы и ее любовника. Конечно, все сходится! Павел Алексеевич не в курсе их ночного визита. Не случайно голубки спрятали автомобиль в гуще деревьев за воротами – побоялись оставить его на территории особняка. Машина не иголка, она сразу же бросится в глаза. Вот только, что нужно Лизе и ее Аполлону ночью в чужом доме?

Аполлону?

Андрей отчаянно схватился за ниточку, понимая, что, если он постарается, у него будет шанс распутать весь клубок. Итак, Аполлон. Аполлон… Так он некогда называл Дмитрия Сереброва, красавчика с безупречной фигурой и нечистой совестью. Именно он убил свою супругу и бросился в бега. Его до сих пор не нашли. Стало быть, он где-то скрывается. А вот это его дом, вернее, теперь особняк Вощинского, но все же место, где некогда произошло преступление. Так, значит, таинственный незнакомец с широкими плечами и есть Дмитрий Серебров?

Открытие было столь ошеломляющим, что Андрей едва не отпустил руль. Конечно, как он только раньше не догадался! Теперь стало ясно, кто скрывался в родительской квартире Елизаветы. Вот он каков, любовник без жилплощади! Но что Лиза с ним вдвоем делает здесь глубокой ночью?

Внутренний голос издевался: «Что могут делать любовники ночью? Ты что, Мерцалов, вчера родился?» Но разум корректно возражал: «Остынь! Если ты имеешь в виду занятия любовью, то голубкам незачем было тащиться сюда на ночь глядя. Как пить дать, их появление тут как-то связано с расследованием Лизы».

«Господи! Да угомонится она хоть когда-нибудь?» – подумал Мерцалов, но в душе его забрезжила надежда. Быть может, не было никакой супружеской измены, а ночная вылазка его жены является не чем иным, как очередным адвокатским экспериментом?

Так оно было или не так, Мерцалову предстояло еще разобраться, но, поскольку в деле был замешан беглый преступник, разумно было бы поставить в известность правоохранительные органы. Серебров обвиняется в убийстве двух женщин, и у Андрея не было оснований сомневаться в правильности выводов следственной группы. Лиза, в силу своей исключительной доверчивости, могла попасть под влияние обаятельного преступника и не осознавать опасности своего положения. Конечно, будет нелегко объяснить супруге, что он руководствовался только благими намерениями, но Мерцалов не сомневался, что все-таки нужные слова у него найдутся. Но потом, позже. А пока он решительно набрал телефонный номер…

Глава 36

За портьерами оказалось невыносимо душно и пыльно. Положение осложнялось еще и тем, что требовалась отменная выдержка, чтобы стоять, как каменное изваяние, не шевелиться, не чихать и не чесаться. Непросто было и предугадать, насколько затянется визит нежданных гостей. То, что их двое, сообщники поняли сразу же. Тишину кабинета нарушили два голоса – женский и мужской. Они говорили попеременно, но женщина, определенно, доминировала.

– Все это мне очень не нравится, – говорила она недовольным тоном. – Ты хозяин дома и, стало быть, должен находиться в курсе всего, что тут происходит. Почему сигнализация оказалась отключенной?

– Я обязательно скажу Константину, – оправдывался мужчина. – Ума не приложу, как так могло выйти. Он обычно очень щепетильно относится к подобным вещам.

Слышимость за портьерами была не слишком хорошей, и часть слов терялась, прочно увязая в складках тяжелой толстой материи. Но то, что мужской голос принадлежит Вощинскому, сообщники поняли почти сразу. Однако было совершенно неясно, что он делает здесь глухой ночью в обществе незнакомой дамы.

– Мне хочется быстрее убраться отсюда, – обнадежил сообщников женский голос. – Этот дом действует мне на нервы. Я не могу чувствовать себя комфортно там, где кому-то проломили кочергой голову. Чертовски неприятная ситуация, не правда ли? Надеюсь, произошедшее не повлияет на будущих покупателей. Люди бывают так чувствительны!

Кажется, затем последовал короткий смешок, и женщина продолжила:

– Надеюсь, ты уже занимаешься продажей особняка?

– Я совсем недавно получил документы на наследство, – проговорил Вощинский. – Все равно раньше мне никто бы не позволил совершать сделку.

– Поторопись. У меня такое предчувствие, что у нас с тобой в распоряжении не очень много времени. Да еще сложилась неприятная ситуация с беглецом… Пока он на свободе, может произойти что угодно!

Елизавета чувствовала, что у них с Дмитрием похожее положение. Время явно не желало играть на их стороне. Еще несколько минут в духоте и пыли, и она не поручится за то, что ей удастся удержаться на ногах. В легких ощущался явный недостаток кислорода, а в глазах уже летали золотые мушки. Даже вдохнув полной грудью, она не ощущала облегчения, напротив, возникало непреодолимое желание почесать нос и чихнуть.

На свой страх и риск Дубровская проделала среди портьер щелку, через которую тоненькой струйкой в закуток начал вливаться свежий воздух. Ко всему же, как оказалось, образовался неплохой «глазок» для наблюдения.

Женщина расположилась в кресле спиной к Лизе, а Вощинский немного поодаль, рядом со старомодным бюро, на полированную столешницу которого он бросил свою шляпу. Они находились в дальней части кабинета, и Дубровская могла не опасаться, что ее едва заметные перемещения бросятся кому-нибудь в глаза.

Незнакомка, по всей видимости, была не особо молода. Во всяком случае, юной девушкой ее точно не назовешь, даже глядя со спины. Густые волосы, уложенные в высокую прическу, приоткрывали сильную короткую шею и широкие плечи, характерные больше для мужчины, чем для женщины. Руки, лежащие на подлокотниках кресел, казались ухоженными, но уже не блистали безупречной молодой кожей. Но сильнее всего возраст выдавал голос – с сильными властными интонациями и непоколебимой уверенностью, звучащей в каждом слове, какое бы ни произносила ночная гостья.

Речь шла о каких-то нерешенных финансовых вопросах, и незнакомка явно могла дать сто очков вперед Вощинскому. Потом они говорили что-то о билетах на Кипр, купленных уже на следующую неделю, и женщина отдавала Павлу Алексеевичу короткие распоряжения, которые он тут же, чтобы не забыть, записывал в свою записную книжку, изредка кивая головой.

Дубровская так увлеклась созерцанием деловой пары, что не сразу заметила – с ней рядом происходит что-то неладное. Дмитрий, до той поры стоявший смирно, вдруг начал как-то странно оседать вниз. Елизавета толкнула его кулаком в бок, призывая сохранять самообладание. Сереброву же намного легче, он ведь стоит рядом с окном. Но Дмитрий не желал проявлять выдержку и благоразумие, а вращал глазами, как душевнобольной, и дышал часто-часто, словно желая перевести на себя и без того скудный запас кислорода в пространстве за шторами.