Аэропорт

— Ну и к чему ты мне все это рассказал, дружок? — спросил Салам.

— Просто, когда в сорок пятом году дедушку освободили красноармейцы, другие красноармейцы его тут же отправили в советский лагерь в Сибирь, — ответил Светик. — Он говорил, что советский лагерь был в разы хуже немецкого. Все-таки Германия — это не Сибирь, даже зимой. И кормили их в советском лагере гораздо хуже, потому что русские вохровцы воровали пайку у зеков, а немецкие нет. Вот теперь интересно мне, куда нас пошлют. Теперь у нас Сибири тоже нет, как и Крыма, кстати.

— Мы ж не были в плену, — озабоченно возразил Салам.

— А ты поди, докажи, — хмыкнул Светик.

В Краматорске их накормили, сводили в баню, выдали не новое, но стиранное и почти по размеру обмундирование, допросили с пристрастием, но без фанатизма и мордобития, и развезли с оказией по их частям. Это Балу потом уже позвонил Маугли и «пригласил» того в Аэропорт, «на настоящее дело». Лучше бы не дозвонился. Да кто ж знал? Кто вообще мог представить, что Путин сойдет с ума и нападет на Украину? Никто...

* * *

Подмерзшая минеральная вода в Аэропорту была очень вкусной, но не такой вкусной, как в Волновахе, резюмировал свои воспоминания Светик, когда он и Алексей кончили собирать всякие полезные предметы по периметру их «крайней» пяди земли. После подсчета раненых, убитых и вооружения Бандер определил, что БК осталось максимум на день-полтора хорошего боя, а личного состава не контуженного вообще нема.

Светик и стоявший за ним Алексей вдруг оба выпрямились и стали смотреть в сторону клубов рыжего дыма, поднимающихся сразу за окном.

Пуля, выпущенная из крупнокалиберного пулемета, пробила переднюю пластину бронежилета, прошла Светику сквозь сердце, вышла сквозь пластину на спине и застряла в камере Алексея, свисавшей у него ниже груди.

* * *

Лекция у полковника закончилась, и он шел бодрым шагом по длинному коридору питерской академии в свой кабинет, чтобы собрать вещи и выдвигаться домой. Вдруг дверь «конторского» кабинета на его пути отворилась, и оттуда, как кобра-альбинос, вылезла, словно из норы, очкастая капитанская голова с редкими светлыми зачесанными назад волосами и белесыми глазами без ресниц.

— Товарищ полковник, не могли бы вы заглянуть ко мне буквально на минуточку, пожалуйста, — сказала очковая змея и скрылась за дверью, оставив ее открытой.

Полковник зашел и сел на стул через стол от капитана. На столе лежала открытая папка, в которой капитан почти машинально переворачивал один за другим отпечатанные мелким шрифтом листочки.

— Товарищ полковник, давайте сразу перейдем к делу, — сказал капитан, не глядя на своего собеседника. — Где сейчас ваш старший сын?

— В Украине, а что?

— А чем он там занимается, позвольте спросить?

— Насколько мне известно, проходит срочную службу в Вооруженных Силах дружественной нам страны.

— Ну, насчет дружественной это вы шутник, — захихикал капитан, неестественно тряся головой, как кукла из Театра Образцова. — По нашим сведениям, ваш сын сейчас находится в фашистской группировке в Краснокаменском аэропорту и вместе с другими наемниками расстреливает мирных жителей.

— Мне об этом ничего неизвестно.

— А нам известно, — повысив голос на октаву, почти пропел белесый. — В следующий раз, когда будете говорить с ним по телефону, не могли бы вы попросить его оставить это преступное занятие и уговорить его друзей также покинуть Аэропорт. Это избавит всех, в том числе и вас, от проблем в будущем.

Полковник резко встал. Пошел к двери. В дверях оглянулся и сказал:

— А не пошел бы ты на х...й, капитан?

И вышел, не закрыв за собой дверь.

С улицы он позвонил Светику. Звонки проходили, но телефон не отвечал.

* * *

Алексей и Салам сидели над телом Светика. Алексей молчал, смотрел Светику в лицо. Медведь Балу закрыл руками свое покрытое шрамами лицо и... беззвучно рыдал. Его огромные покатые плечи тряслись. У Светика заливался телефон. Алексей поднял его, чтобы выключить. Звонил «Папа».

* * *

Мать Светика позвонила его отцу через три дня. Она не разговаривала с ним ни разу с того дня, как они расстались.

— Вы убили моего мальчика, — сказала она коротко, когда он взял трубку. — Ты доволен, полковник? Генерала дадут?

И повесила трубку. Еще через три дня сорокатрехлетнего полковника неожиданно уволили из академии и — в запас... за выслугой лет.

На похороны сына он не приехал...

Глава XVIII. СТЕПАН-БАНДЕР

Смерть стоит того, чтобы жить,

А любовь стоит того, чтобы ждать..

Виктор Цой

— Газы, газы! — кричал на бегу боец, хрипя и захлебываясь кашлем. Из глаз у него даже не катились, а летели слезы, из носа текли рыжие сопли, а на губах выступила рыжая пена. Боец промчался мимо них, прыгнул через подоконник и рухнул на взлетку лицом вниз.

— Не пи...ди! Какие, на х...р, газы? — заорал в ответ Салам. — Сейчас не Первая мировая.

И тут что-то приземлилось прямо у ног Салама и Алексея, перед телом мертвого Светика.

— Атас! ВО-О-О-О-О-О-ОГ! — успел крикнуть Садам перед прыжком.

Алексей вывалился за подоконник, на поле, на спину. Здоровенный Салам долетел только до «холодильника» и шмякнулся на трупы «дневальных». Залег на них, каской к взрыву, руки вниз: если убьет — так сразу, а ранит — чтоб кисти не посекло.

Взрыва не получилось. ВОГ оказался неизвестной выстреливаемой из АКМовского подствольника кассетой, которая не взорвалась, а тихонечко сипела, как проколотое колесо. Из кассеты вверх поднималась сначала струйка, потом уже клубы рыжеватого то ли дыма, то ли газа.

Алексей успел влезть назад в терминал, и тут они с Саламом одновременно почувствовали резь в глазах. Дыхание только на полвдоха. Паника. Оба знали о войне почти все, но такого еще не испытывали, хоть каждый из них и прошел в свое время через садистское учение в палатке с хлорпикрином. Но буквально через секунду то «веселенькое» испытание показалось игрой «Зарница» по сравнению с этим дерьмом.

Залегли на пол, лицом вниз. Кашляли оба, как чахоточные, до рвоты. Нужно срочно промыть глаза, но нечем. Последнюю воду Алексей со Светиком успели выпить до его смерти.