Аэша

По временам мы слышали свист: очевидно, дикари следили за нами, но не показывались. Мы начали подниматься на гору; шли в сумерках, а когда наступила тьма, шли в темноте, при свете звезд и горного снега, а впереди, молча, бесшумно, не оглядываясь, как привидение в своем белом саване, двигалась среди черных елей и можжевельника неведомая таинственная фигура.

Мы все шли, поворачивая то вправо, то влево, пока не очутились в котловине. Прислонившись к скале, на противоположном краю ее стояли хижины. На площади перед ними собралась толпа в несколько сот человек мужчин и женщин. Они стояли кругом и, казалось, совершали какой-то ритуальный танец. Посреди круга стоял рыжебородый дикарь. Он был почти нагой; звериная шкура вокруг чресел составляла все его одеяние. Он странно раскачивался и выкрикивал: «О, а, а, о!» Толпа отвечала ему поклонами и вторила его крику, так что эхо раздавалось в горах. На голове дикаря стояла большая белая кошка с распущенным хвостом. Что за дикое зрелище, что за кошмар! Очевидно, то были приготовления к какому-нибудь языческому жертвоприношению. Мы приблизились узким ущельем и остановились так, что скала скрывала нас от глаз дикарей. Сделав нам знак, чтобы мы не показывались, женщина куда-то исчезла. Мы не знали, что делать, но как ни опасно было наше положение, происходившая перед нами сцена заинтересовала нас. Здесь разыгрывалась целая драма. Когда жрец кончил свои заклинания, дикари зажгли костер. Между ними были старик и очень молодая, красивая женщина. Старик упал на колени. Женщина зарыдала. Несчастные ожидали чего-то ужасного. Пламя костра разгоралось, озаряя ужасное сборище.

Жрец с котом сидел на стуле. Ему принесли деревянный лоток. Кот прыгнул на лоток. Тогда жрец подошел к семерым построенным в ряд пленникам, держа кошку на лотке. Жрец медленно проходил мимо каждого, кот сидел спокойно, но когда очередь дошла до женщины, животное сердито заворчало и зашипело. Женщина вскрикнула, а все сборище завопило: «Ведьма! Ведьма!»

Какие-то люди, вероятно, палачи, схватили несчастную и потащили ее к костру. Стоявший с ней пленник, должно быть, ее муж, пытался защитить ее, но не мог, потому что у него были связаны руки. Кто-то ударом свалил его на землю. Женщина вырвалась из рук палачей и бросилась к нему, желая закрыть его своим телом, но ее оттолкнули.

– Я не могу видеть этого убийства! – воскликнул Лео и обнажил меч.

Я не успел удержать Лео. Он выскочил из нашей засады, размахивая мечом. Я пришпорил коня и последовал за ним. Наше неожиданное появление поразило дикарей.

Жрец сидел у костра и с жестокой улыбкой смотрел на свое животное, гладил кошку и давал ей кусочки сырого мяса. Он так углубился в это занятие, что не заметил нас.

Лео с криком подскочил к державшему женщину палачу и ударом меча отсек ему руку. Дикарь закричал. Произошло замешательство, во время которого женщина ускользнула из рук своих мучителей и скрылась. Жрец вскочил и начал что-то сердито выговаривать Лео, который в свою очередь выругал его на своем родном английском языке. Вдруг испуганный кот прыгнул и вцепился бы в лицо Лео, если бы тот не успел схватить животное и ударить его о землю. Кот растянулся и судорожно забился у его ног. Тогда Лео словно одумался, поднял кота и, не помня себя от гнева, бросил его в огонь.

Крик ужаса вырвался из уст дикарей при виде такого святотатства – кошка была священная. Как морская волна, толпа хлынула на нас. Я видел, как Лео отчаянно размахивал мечом, защищаясь от неприятеля. Отовсюду нас теснили все ближе и ближе к костру. Меня схватили чьи-то руки, огонь уже опалил мне волосы…

Но вот перед костром появилась вся дрожавшая от гнева фигура в белом. На этот раз она была не одна. С нею было человек десять одетых в белое и вооруженных воинов с выбритой головой и большими темными глазами.

При виде белой, фигуры и ее свиты дикари в ужасе разбежались, как стадо овец, завидевшее волка. Тогда один из одетых в белое жрецов обратился к дикарю-жрецу и сказал:

– Собака, проклятая собака, поклоняющаяся животным, знаешь ли ты, что чуть не оскорбил людей, которые пришли поклоняться Богине Горы? Разве для того щадили так долго тебя и твое идолослужение? Говори! Отвечай скорее, твои минуты сочтены!

Дикарь пал на колени перед фигурой женщины в белом и молил о пощаде.

– Довольно, – сказал верховный жрец. – Она – судья, который судит, и меч, который убивает, я же – Слух и Глас. Неужели ты хотел ввергнуть в огонь людей, которым тебе велено было оказать гостеприимство за то, что они спасли жертву вашего варварства и убили животное, которому вы поклонялись? Ведь я все видел! Ты просто попал в ловушку, тебя и так уже слишком долго терпели!

Негодяй валялся в пыли и молил о прощении.

– Произнеси свой приговор, – обратился верховный жрец к женщине. – Он в твоей власти.

Женщина в белом медленно подняла руку и указала на костер. Видя это, дикарь побледнел и свалился, как сноп. Он умер от ужаса и потрясения…

Тогда верховный жрец призвал тех немногих дикарей, которые не убежали.

– Взгляните, – сказал он, – и содрогнитесь при виде справедливого суда Гезеи. Каждого из вас, кто будет убивать и заниматься волшебством, постигнет такая же участь. Подберите эту собаку и бросьте в огонь, который он приготовил своим жертвам.

Они исполнили его приказание и бросили труп своего вождя и жреца в костер.

– Слушайте, – продолжал верховный жрец, – он заслужил такое наказание. Но вы, зачем хотели вы убить женщину? Может быть, потому что жрец ваш считал ее за колдунью? Нет, потому что она красива и он хотел отнять ее у мужа, но она не соглашалась. Но Око узрело, Глас рек и Вестник произнес приговор. Ваш жрец сам попал в расставленные им сети. Так будет с каждым из вас, кто помыслит или совершит зло! Таков справедливый приговор Гезеи, которая говорит с престола на Огненной Горе.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

I. ПОД СЕНЬЮ КРЫЛ

Когда испуганные дикари разбежались и мы остались одни, жрец приветствовал Лео, прикоснувшись рукой к его челу.

– Я знаю, что с тех пор, как вы перешли через священную реку, вас охраняла невидимая сила, – сказал он на том же ломаном греческом языке, на котором говорили при дворе Калуна. – Никто вам не причинил вреда; но эти презренные осмелились прикоснуться к вам. Если вы только захотите, они будут все преданы смерти у вас на глазах. Так повелевает богиня, которой я служу.

– Они были ослеплены безумием. Не наказывай их за нас, – отвечал Лео. – Мы не хотим крови. Скажи, как тебя зовут, друг?

– Называй меня Оросом.

– Орос – хорошее имя для человека, живущего в горах. Итак, друг Орос, дай нам поесть, приюти и отведи поскорее к той, которой ты служишь, и к мудрому оракулу, к которому мы шли издалека.

– Пища и кров ждут вас, – поклонился Орос. – Завтра же, когда отдохнете, я отведу вас, куда вы хотите.

Мы последовали за ним к стоявшему у скал зданию, похожему на гостиницу. Дом был освещен, и в очаге горел огонь.

– Войдите, – пригласил Орос во вторую комнату, по-видимому, спальню. – Здесь вы можете умыться и почистить с дороги платье.

– А тебе, – обратился он ко мне, – я перевяжу укушенную собакой руку.

– Как ты узнал об этом? – удивился я.

– Неважно как, я все уже приготовил! – отвечал он степенно.

В комнате было светло и натоплено, металлические тазы наполнены теплой водой, на кроватях лежало чистое белье и темное, обшитое дорогим мехом, платье. На столике стояли баночки с мазью, приготовлены были лубки и бинты для перевязки. По-видимому, Орос все знал, – даже что у меня с рукой. Он помог мне раздеться, промыл рану теплой водой со спиртом, приложил мази и сказал, что к утру опухоль спадет и тогда он вправит сломанную кость. Потом он помог мне умыться и переодеться. Лео также переоделся, и мы вышли к столу, совсем не похожие на запыленных и окровавленных странников, какими пришли. В соседней комнате был накрыт стол; мы молча поели и легли спать.

Ночью я проснулся, почувствовав, что в спальне есть кто-то, кроме нас с Лео. При свете теплившегося ночника я увидел какую-то фигуру и тотчас же узнал нашего таинственного проводника. Видение устремило взор на спящего Лео. Вдруг оно тяжело застонало. Этот стон вырвался, казалось, из глубины души. Итак, это существо страдает и выражает свои страдания, как человек. Вот оно заломило в беспредельной тоске руки. Должно быть, Лео почувствовал его близость: он заметался и тихонько заговорил по-арабски: