Афера

– Все будет в порядке.

– Что там с этой дамой – любовницей Фэлкона? Она может стать помехой?

– Нет. Это просто интрижка. Поверьте, он вполне готов к делу.

– Насколько я понимаю, Картер Филипелли весьма нервно реагировал на замечания Уэнделла.

– Вы правы. Настолько нервно, что даже попытался оказать на рынок давление, не заручившись согласием других членов КОР.

– Безумие какое-то. Это не по правилам. Филипелли уж точно вышел из-под контроля.

– Опять-таки верно, а кроме него – президент и министр финансов.

– Полагаю, Филипелли наш замысел не понравится.

– Смело можете ставить на это.

– А как вам удалось выяснить, что Филипелли действует на свой страх и риск?

– А сами-то вы не знаете?

– А что я должен знать?

– У Филипелли работает сын Чеймберса.

– Похоже, у нас везде есть свои уши, а, Билл?

– Ну а как же, Тернер?

Глава 10

– Фэлкон?

– Я.

– Это Фил Барксдейл, вице-председатель Южного Национального.

– Слушаю вас.

– Прошу зайти ко мне, и, по возможности, быстрее.

– А могу я поинтересоваться, что за срочность?

– Объясню при встрече. На тот случай, если вам это еще неизвестно, мой кабинет на двадцать седьмом этаже. Да, кстати, никому не говорите, что идете ко мне. Включая вашу секретаршу.

Фэлкон повесил трубку. «Если вам это еще неизвестно». Вот засранец. И что вообще все это значит? Неужели разнюхали, что он по всей стране рассылает анкеты и Барксдейл вызывает его, поскольку Южному Национальному это не нравится? Но почему именно он? За первые несколько недель работы в банке Фэлкон даже издали не видел ни Барксдейла, ни председателя правления Уоллеса Бормана. Так почему же именно Барксдейл звонит ему? В принципе, это должен был бы быть какой-нибудь болван из отдела кадров или, как они сейчас любят именовать себя, «представитель работодателя». Фэлкону вдруг стало любопытно. Он быстро направился к лифтам.

Барксдейл встретил Фэлкона у дверей своего огромного кабинета. Это был высокий, ростом шесть футов четыре дюйма, мужчина, с лысеющей макушкой, седыми волосами, почти прикрывающими большие уши, и темными густыми бровями, нависающими над печальными карими глазами.

– Привет, Фэлкон! – Голос у Барксдейла был глубокий и мелодичный. Фэлкону вспомнился диск-жокей, в дискотеку которого он хаживал в свои отроческие годы в Филадельфии. Голос звучал дружелюбно, чему не соответствовало выражение лица. Пожимая руку, Барксдейл даже не улыбнулся.

– Доброе утро. – Ладони Фэлкона маленькими не назовешь, но они утонули в лапищах Барксдейла.

Барксдейл выглянул в приемную.

– Грейс, ни с кем не соединяйте. – И, не ожидая ответа от пожилой женщины, застывшей в приемной, как часовой, он быстро закрыл дверь. – Сюда, Фэлкон. – Барксдейл указал на несколько удобных стульев, расставленных вокруг кофейного столика красного дерева в углу кабинета.

Фэлкон огляделся. За годы службы ему приходилось бывать, наверное, в тысяче кабинетов, похожих на этот, как две капли воды. Повсюду фотографии. Барксдейл в кругу семьи, среди друзей, на яхте, с собакой, с двумя-тремя политиками. На тумбочке рядом со столом валялось в лотке множество памятных записок – пластиковая могила разнообразных сделок, – половиной из них Барксдейл скорее всего вообще не занимался. Фэлкон снова обежал взглядом кабинет. Тридцать на тридцать, прикинул он. И кому нужен такой стадион?

Они сели друг напротив друга.

– Кофе? – Барксдейл указал на поднос, стоявший на столике.

– Нет, благодарю.

– Ну, а я выпью, пожалуй.

Глядя, как хозяин кабинета наливает себе дымящийся кофе, Эндрю быстро вспомнил все, что знал об этом человеке, казавшемся старше его. Когда-то он служил в трастовой компании штата Алабама до ее слияния с Первым банком Атланты. Затем возглавлял объединенное предприятие и оставался на должности председателя правления, пока три года назад банк не столкнулся в Бразилии с весьма серьезными проблемами. Ответственность за них возложили на Барксдейла, ибо тогда он, помимо всего прочего, курировал международную службу Южного Национального. В результате правление отодвинуло его в сторону, сделав вице-председателем, а на председательское место поставив человека со стороны – Уоллеса Бормана. На Уолл-стрит Борман считался серьезным управленцем, готовым пойти на разумный риск ради хорошей прибыли. Ему быстро удалось развязать бразильский узел, а вслед за тем превратить неповоротливое, по-южному консервативное учреждение в солидный коммерческий банк, набирающий все больший и больший вес. За бразильскую неудачу Борман вполне мог бы уволить Барксдейла. Правление банка посмотрело бы на это сквозь пальцы. Мог – но не уволил. Таким образом, продолжением своей карьеры Барскдейл обязан Борману.

Конечно, кое-что он потерял, но жить вполне можно, подумал Фэлкон. На службу – в девять тридцать, со службы – не позднее половины шестого; летом две-три партии в гольф в неделю; в неделю же три-четыре выхода в лучшие рестораны Манхэттена; зарплата со всеми накрутками полмиллиона долларов год. По масштабам Нью-Йорка деньги не заоблачные, но и жаловаться грех.

Барксдейл сделал глоток кофе и поставил чашку на фарфоровое блюдце.

– Ну и как вам работа?

– Все хорошо. Именно то, чего я ожидал. – Чрезмерного энтузиазма в тоне Фэлкона не прозвучало, но давно прошло то время, когда ему приходилось по всякому поводу хлопать в ладоши.

– Скучновато только, а?

Фэлкон затаил дыхание. Что-то не понравился ему тон Барксдейла. Так говорят начальники, когда их не удовлетворяет работа подчиненных. А снова оказаться на улице Фэлкону совсем не улыбалось, поскольку на его многочисленные запросы никто не откликался.

– Да нет, отчего же? Совсем не скучно.

– Неправда.

– Правда. – Неужели Барксдейл собирается уволить его?

Фэлкону стало не по себе.

– Ладно, забудем. На вашем месте мне тоже было бы скучно. – Барксдейл нетерпеливо взмахнул рукой. – Слушайте, мне нужна ваша помощь. Перед Южным Национальным замаячила перспектива участия в одной чрезвычайно привлекательной сделке. Можно заработать кучу денег. У вас есть опыт в таких делах. В отличие от большинства наших работников. А, да что там говорить. Буду честен: у нас вообще нет никого с таким опытом, как у вас в этой области.

Фэлкон откинулся на широкую спинку стула. Ему сразу полегчало.

– А о чем речь?

– Выкуп с привлечением заемных средств.

Фэлкон оживился. Черт, дело действительно может оказаться интересным.

– Вы сказали, что у Южного Национального есть возможность участвовать в сделке. А в каком качестве?

– Финансового консультанта, организатора, заимодавца, гаранта. В любом качестве по нашему выбору. На мой взгляд, это и впрямь позволит застолбить себе место в смысле конкуренции с инвестиционными банками. И если дело выгорит, если добьемся успеха, Борман планирует сформировать здесь, в Южном Национальном, консультационный отдел по слиянию и расширению. И он хочет, чтобы возглавили этот отдел вы. Неплохой шанс.

Слова эти музыкой прозвучали в ушах Фэлкона! Слияние и расширение!

– Расскажите мне о сделке подробнее.

– Только имейте в виду, что информация сугубо конфиденциальная и...

– Фил, ради Бога, извините, что прерываю. Вы ведь наверняка знаете мой послужной список, и для вас не секрет, что раньше я входил в состав компаньонов «Уинтроп, Хокинс и К°» и занимался как раз слияниями. Так?

Барксдейл кивнул.

– Мне известно даже, что слияние Южного Национального и Манхэттенского банков произошло не без вашего участия.

– Ну да. Так что правила этой игры мне известны. И о конфиденциальности напоминать бы не стал.

– Конечно, конечно. Это я так, на всякий случай. – Барксдейл помолчал. – Мы... Говоря «мы», я имею в виду Бормана. На самом деле это его инициатива. У него налажены весьма прочные связи с одной инвестиционной группой из Германии.

– С какой именно? – Фэлкону должна быть известна эта группа. Он вдруг почувствовал выброс адреналина. Возможно, сделка будет не крупная, но что с того? Главное – у него появляется шанс вернуться в игру. О Господи, как же давно он в нее не играл! Если все это не просто слова, Фэлкон уж позаботится о том, чтобы сделка состоялась. А потом приложит все усилия к тому, чтобы Борман создал эту самую группу во главе с ним. И еще он сделает все, чтобы Грэнвилл пожалел о том дне, когда не перезвонил ему.