Аферистка

На углу вокзальной площади сидела толстая тетка, разложив вокруг себя товар для всяких пассажиров и путешествующих бродяжек.

— Кто не взял из дому сумку? Кто не позаботился о поездке заранее? Целлофановые пакеты! Сумки! Недорого! — заучено обнаруживала она свое присутствие здесь.

— Сколько стоит вон та, клетчатая? — Люля показала на стопку сумок, которые ей приглянулись.

— Все деньги, солнышко, — сказала тетка и назвала цену.

Девушка купила сумку и наконец-то спрятала в нее свою опасно заметную ношу, кое-как успокоившись. Сдерживая желание мчаться быстрее, направилась к дверям вокзала. Неожиданно заметила у входа яркий стенд со свежей еще краской — только что обновили и повесили — «Их разыскивает милиция» и остановилась возле него…

На Киев давно легли густые сумерки, и звуки, живущие вокруг, показались ей более тихими.

2

— Ну так всего вам хорошего? — все еще не веря внезапному счастью почему-то спросила Люля. — А я спешу, — и вовсю рванула к билетным кассам.

Там у каждого окошка, как пчелы возле летка, толпились люди, по два-три человека в шеренге, выстроившись в подобие очереди, которая продвигалась весьма медленно. Люля подергалась туда-сюда и скоро поняла, что ничего сделать не сможет, что должна стоять как все. Но ведь отныне это для меня норма, вот и нечего трепыхаться, напомнила она себе, гася желание быстрее расправиться с проблемами.

— Кто на московский экспресс, не стойте! — донеслось из окошка, около которого Люля пристроилась к потенциальным пассажирам. — Билетов нет!

Возле кассы лбом об стекло бился растерянный мужик, похожий на женатое ракло [3] .

— Я еду по вызову, вот телеграмма, — совал он под нос кассирше желтую бумажку. — Мне два билета до Тулы, там моя мама умирает.

— По предъявлению телеграмм даем только на похороны. Мужчина, отойдите от окна. Не мешайте работать!

3

Ракло — неуклюжий человек.

— Боже милостивый, — воскликнул тот. — Что же мне делать? — он все еще торчал там и, казалось, уже не хотел ничего другого.

В толпе ожидающих своего счастья послышались возбужденные голоса, нетерпеливые и решительные:

— Тебе, голуба моя, может, бо-бо сделать? — люто прохрипел какой-либо штымп [4] , протискиваясь поближе к кассе и наклоняясь к окошечку. — Какое ты имеешь собачье право футболить этого пацана? — он ловко орудовал локтями и извертывался, чтобы купить билет без очереди.

4

Штымп — тупой мужик, с которым трубно общаться.

— Ну, что там такое!

— Пусть разбирается со своими проблемами где-то в другом месте и не тормозит очередь!

— Да прогоните этого наглеца! Гляди, как толкается?

— Вы что, люди? Помогите же ему!

— У меня есть два билета до Москвы, только на завтра, — неожиданно для себя сказала Люля.

— Мне подходит! — обрадовался мужик у кассового окошка, махая оттуда рукой.

— Тогда взамен отдайте мне свою очередь.

— С удовольствием! Проходите! — счастливое разрешение проблем у того, кто застрял на передовой в боях за билеты, потонуло в неудовлетворенном гуле остальных.

Таки фортуна держала ее за крепачку [5] , снова поворачивалась к ней некультурным местом, чтоб ей пусто было. Тю, вот дура, такое молоть о своей кровной судьбе! — упрекнула себя Люля.

— Да что же это такое делается? Один там стоит полчаса, другой без очереди прет, а теперь еще и эта лезет вперед!

— Не пропускайте ее! Пусть они в стороне за билеты рассчитываются.

— Да она же спекулянтка! Ну-ка чеши отсюда! — толкнул Люлю какой-то придурок.

5

Крепачка — невезучая женщина, обездоленная.

— Спокойно, дядя, держи карман шире, сейчас насыплю неприятностей, — и она пристально и со значением воткнулась взглядом в его глаза.

— Ты что, сдурела? Я нечаянно, — покрылся испариной задорный мужичок.

Эта перепалка вмиг сделала людей немыми, и в очереди воцарилась тишина. Ага, сейчас я разобьюсь в щепки и устрою вам здесь бесплатный цирк, ждите, — улыбнулась про себя девушка, затем похлопала придурка по спине:

— Я тоже пошутила, не бойтесь, — и начала пробираться в кассу, впрочем, с успехом, мало похожим на победу.

— На Москву билеты проданы на неделю вперед! — известила рудера [6] , сидевшая в кассе, заметив приближение Люли. — Можете не торопиться, девушка.

Толпа снова ожила, и каждый ее член превратился в плечо, которое знало одно — не пропускать Люлю в свои ряды.

— Пропустите ее, это моя знакомая! — воскликнула чита [7] , до этого тихо скрывавшаяся за спиной того, кто должен был ехать к больной мамочке, и которая с его уходом добралась до заветного окошка. — Проходите, проходите! — и протянула Люле руку, словно высвобождая перед ней дорогу.

6

Рудера — очень стара женщина.

7

Чита — некрасивая девушка, имя обезьянки из фильма «Тарзан».

— А вы куда берете билет? — ни с того ни с сего спросила Люля.

— До Днепропетровска.

— Какое везение! Так берите и мне, чтобы я к вам не проталкивалась, — и от этого внезапного решения к ней пришла какая-то спокойная и стойкая уверенность, что она туда и собиралась ехать, что это в ее случае — лучший вариант.

Через головы людей, которые так и торчали прочной обороной, Люля, не пересчитывая, подала деньги за проданные до Москвы билеты.

— Вам какой? — спросила добровольная помощница. — Купейный?

— Какой будет, — ответила Люля, облегченно вздыхая как после тяжелой работы.

Она улыбнулась неизвестно кому и отошла в сторонку, поджидая свою неожиданную спасительницу.

Днепропетровск… Что-то давнее и очень щемящее зашевелилось в ней. Оно разлилось по телу теплой волной, отчего ноги ослабли, даже руки безвольно опустились вниз. А на лице Люли непроизвольно заиграла, как у придурковатой, безотчетная улыбка. Такой и застала ее чита, подошедшая с билетом.

— Как вас звать? — первой заговорила она. — У нас одно купе, поэтому давайте познакомимся. Я Татьяна, — первой назвалась она полным именем.

— Улита, можно Люля.

— Какое редкое имя! Банальные слова, но вы же понимаете, что это так и есть, — тарахтела Татьяна. — Почему вдруг Люля? Звучит легкомысленно.

— Я себя в детстве так называла. А вы можете предложить что-то лучшее?

— Улита звучит неплохо. Что здесь еще придумывать?

— Хорошо тебе говорить, — с досады Люля перешла на «ты», — когда ты носишь имя пушкинской героини. А меня назвали так в честь маминой бабушки и у меня не спросили. Заметь, не в честь маминой мамы, а маминой ба-буш-ки. Этому имени сто лет в обед, а они мне его припаячили. Вот и мучаюсь.