Афганский рубеж 3

А сколько ещё предстоит вытерпеть на этой войне. Может, всё не так печально закончится. Другим будет отношение к «шурави» в обществе. Но главное – хочется, чтобы больших потерь наша страна избежала в этих горах и песках.

– Есть! – услышал я громкий голос Енотаева, вышедшего из кабинета и закрывшего дверь.

Выглядел он весьма довольным. Значит, оправдали.

– Товарищ командир, всё в порядке? – спросил я.

– Конечно, – подошёл ко мне Ефим Петрович и достал сигарету. – Отстранён от должности и возвращаюсь в Союз.

Вот так в порядке! Нашли на ком отыграться.

– Командир, разрешите я пойду всё-таки что-нибудь скажу…

– Отставить, Клюковкин. Всё нормально. Кого-то нужно было отстранить. Выбрали меня. Домой раньше поеду.

– То есть, просто прекращают вашу командировку? – уточнил я.

– Да, – подкурил сигарету Енотаев.

В своей прошлой жизни Я уже сталкивался с подобными мерами воздействия во время командировок в одну из ближневосточных стран. Домой можно было уехать за любую ерунду.

Прошло несколько минут. В пепельнице прибавилось окурков, оставленных после выкуренных сигарет Енотаевым. Вновь открылась дверь, и в коридор вышел Борис Матвеевич.

– Оправдали? – хором спросили Енотаев и я.

– Усё нормально. Отстранён от должности и возвращаюсь в Союз. Причём пока только в распоряжение командующего округом. Там определят куда мне ехать служить.

Прекрасно! Минус два отличных и опытных командира. Чем только думает командование?

– В Москве сказали, что большие потери. Мол, надо было лучше командовать, – сказал Тростин.

– Ну, им там виднее, – покачал головой Енотаев.

– Хорошо что вы не ушли. Хотел сказать вам большое спасибо мужики. И «джелалабадскому» полку тоже. Вытащили кого смогли. Прикрывали как могли. Теперь… осталась самая трудная работа для командира.

Тростин тяжело вздохнул, протерев лысину платком. Действительно труднее всего командиру в тот момент, когда приходится смотреть в глаза родным погибших подчинённых.

Но тут снова открылась дверь кабинета командира 77й бригады. В коридор вышел генерал-лейтенант Целевой. Его рубашка была расстёгнута, а фуражку он держал в руке.

Как только он закрыл дверь, то повернулся к нам.

– Оправдали? – вырвалось разом у нас троих.

Ну, другой реакции не могло быть в такой момент.

– С ума сошли?! Сам ушёл! – громко ответил Целевой и подошёл к нам. – Курить есть?

Тут же и Енотаев, и Тростин протянули по сигарете генерал-лейтенанту. Выбирать тут было не из чего – одна и та же марка была у Бориса Матвеевича и Ефима Петровича с одним и тем же животным на фоне песков на упаковке.

Они предложили и мне "отраву", но я лишь отрицательно покачал головой.

– Вы парни хоть и суровые мужики, но сигареты у вас дерьмо! Не накуриться этими вашими «верблюдами», – быстро скурил сигарету генерал-лейтенант.

Он пожал каждому руку и молча ушёл по коридору к выходу. Ради интереса мы ещё пару минут постояли рядом с кабинетом, но больше отстранённых не было. Выйдя на улицу и подойдя к машине, я задал Енотаеву интересующий меня вопрос.

– А куда подевался Кузьма Иванович?

Ефим Петрович зашёлся кашлем при первом же упоминании подполковника Баева. Как только он успокоился, смог посмеяться и ответить.

– У него сейчас много работы. Не думай про него, – ответил Енотаев и приказал мне сесть в машину.

Прошло несколько дней, но никаких итогов по окончании операции озвучено не было. По словам Енотаева, конфликт с соседним государством был успешно решён.

Сыграли свою роль дипломаты, выставившие ответный протест и претензии руководству Пакистана. Припомнили всё: поддержку душманов, желание отторгнуть некоторые приграничные провинции и периодические нарушения границы Демократической Республики Афганистан.

Почему только при этом понесли наказание некоторые руководители, мне непонятно.

Как непонятно, почему за эту операцию никто из отряда Сопина, «джелалабадского» полка и нашей отдельной группы, не представлен к наградам. Как раз этот момент и стал предметом обсуждения на вечернем «саммите».

Атмосфера больше напоминала чаепитие с вкусняшками. Что-то крепкое было употреблять незапрещено, но ни у кого желания не было. И вообще, всем уже хотелось в «родное» высокогорье Баграма вернуться.

– Да что за ерунда, Ефим Петрович?! Я этих духов вот так вот крутил, гонял, делал всем, чем можно было делать, а мне даже спасибо не сказали, – возмущался Мага.

– Командир, брат дело говорит. Надо писать туда… ну куда мы обычно пишем, если недовольны, – поддержал Бага товарища.

Енотаев улыбнулся, отпивая из чашки.

– Баграт, вот именно оттуда, куда мы обычно пишем, это самое распоряжение про награды и пришло. Есть мысли ещё куда пожаловаться? – спросил Ефим Петрович.

– В газету «Правда», – предложил Кеша.

– Там ни одной строчки про боевые действия в Афганистане не написали. Везде побеждают местные правительственные войска. А мы только старушек переводим через дорогу, гуманитарную помощь развозим, дома строим… – начал говорить Ваня Васюлевич, но его прервал Енотаев.

– Отставить подобные рассуждения, – громко сказал комэска.

– Виноват, товарищ командир.

Кто-то уже начал терять веру в идеалы интернационального долга.

– А ты что скажешь, командир звена? – обратился ко мне Енотаев.

– Смотря про что, Ефим Петрович.

– У нас сейчас «круглый стол». Каждый высказывается, – добавил Кислицын.

Я посмотрел на остальных. Сложно что-то сказать, когда не с первого раза понимаешь, в чём заключается и перед кем у тебя этот пресловутый «интернациональный долг». Но я знаю другое – есть приказ Родины.

– У меня мысль простая. Есть долг перед страной, перед советским народом, перед всей необъятной Родиной. И мы его обязаны исполнить. Побеждает та армия, которая о долге не рассуждает. И не стоит забывать, что не будь нас здесь, пришли бы другие. Вот они бы точно не строили домов и старикам не помогали.