Афоризмы, мысли и высказывания выдающихся россиян. Полное собрание остроумия и жизненной мудрости
Шрифт:
Дешевые книги – это некультурность. Книги и должны быть дороги. Это не водка.
Есть люди, которые как мостик, существуют для того, чтобы по нему перебегали другие. И бегут, бегут; никто не оглянется, не взглянет под ноги. А мостик служит и этому, и другому, и третьему поколению.
Жалость – в маленьком. Вот почему я люблю маленькое.
Жизнь требует верного глаза и твердой руки. Жизнь не слезы, не вздохи, а борьба, и страшная борьба.
Жизнь, управляемую целью, справедливо назвать сознательной, потому что сознание является здесь началом господствующим, определяющим.
Идея счастья как верховного начала человеческой жизни, не указывая на постоянно должное, не может служить и руководительным принципом для человека… Не будучи руководительным принципом для человека, идея счастья не есть и верховное объяснение его жизни.
Как увядающие цветы – люди. Осень – и ничего нет. Как страшно это «нет». Как страшна осень.
Как я отношусь к молодому поколению? Никак. Не думаю. Думаю только изредка. Но всегда мне его жаль. Сироты.
Книга вообще должна быть горда, самостоятельна и независима. Для этого она прежде всего должна быть дорога.
Книга должна отворачиваться от всякого, кто при виде на цену ее сморщивается.
Кто не знал горя, не знает и религии.
Кто не любит радости человека, тот не любит и самого человека.
Литература есть самый отвратительный вид торга. И потому удвоенно-отвратительный, что тут замешивается несколько таланта и что «торгуемые вещи» суть действительные духовные ценности.
Любовь есть боль. Кто не болит (о другом), тот и не любит.
Любовь подобна жажде. Она есть жаждание души тела (т. е. души, коей проявлением служит тело).
Люди, которые никуда не торопятся – это и есть Божьи люди. Люди, которые не задаются никакой целью – тоже Божьи люди.
Мир живет великими заворожениями. Мир вообще ворожба. И «круги» истории, и эпициклы планет.
Может быть, народ наш и плох, но он – наш народ, и это решает всё.
Может быть, я расхожусь не с человеком, а только с литературой? Разойтись с человеком страшно. С литературой – ничего особенного.
Мы гибнем сами, осуждая духовенство. Без духовенства – погиб народ. Духовенство блюдет его душу.
Мы рождаемся для любви. И насколько мы не исполнили любви, мы томимся на свете. И насколько мы не исполнили любви, мы будем наказаны на том свете.
Никакой человек не достоин похвалы. Всякий человек достоин только жалости.
Общество, окружающие убавляют душу, а не прибавляют. «Прибавляет» только теснейшая и редкая симпатия, «душа в душу» и «один ум». Таковых находишь одну-две за всю жизнь. В них душа расцветает. И ищи ее. А толпы бегай или осторожно обходи ее.
Парламент наш не есть политическое явление, а просто казенный клуб на правительственном содержании.
Писательство есть Рок. Писательство есть fatum. Писательство есть несчастие.
Под счастьем можно разуметь только удовлетворенность, т. е. такое состояние, при котором отсутствует дальнейшее
движение в человеке желания как чего-то ищущего, стремящегося возобладать. Этот покой душевной жизни, это равновесие всех сил человека, вернувшихся после долгой борьбы с внешними препятствиями и победы над ними внутри себя, вполне покрывает понятие счастья, тождественно с ощущением его полноты.Порок живописен, а добродетель так тускла. Что же всё это за ужасы?!
Почти общий закон развращенности – неспособность к сильной любви, непременной и роковой. Отличительная черта развращенного человека – что он безличен в сношениях своих с женщинами. Для него есть удовольствие, но нет привязанности.
Проклятый алкоголь есть европейская форма опия… Но качество и следствие его – точь-в-точь как опия и гашиша: одурение, расшатанность воли и характера, нищенство, вырождение, смерть, преступление.
Революция – когда человек преображается в свинью, бьет посуду, гадит в хлев, зажигает дом.
«Религия» никогда не возмущалась никаким злом (исключения не в счет), потому что «религиозные люди» всегда были изумительно равнодушны к добру и злу.
Родила червяшка червяшку. Червяшка поползла. Потом умерла. Вот наша жизнь.
Самолюбие и злоба – из этого смешана вся революция.
Секрет писательства заключается в вечной и невольной музыке в душе. Если ее нет, человек может только «сделать из себя писателя». Но он не писатель.
Слабохарактерность – главнейший признак неправдивости.
Смерть есть то, после чего ничто не интересно.
Сознание выполняет свою служебную роль: указывает способы той или иной деятельности, ее легчайшие пути, возможное и невозможное для выполнения из того, к чему нудят человека причины.
Стиль есть душа вещей.
Страшная пустота жизни. О, как она ужасна…
Судьба девушки без детей ужасна, дымна, прогоркла.
Сущность молитвы заключается в признании глубокого своего бессилия, глубокой ограниченности. Молитва – где «я не могу»; где «я могу» – нет молитвы.
Тайна писательства в кончиках пальцев, а тайна оратора в кончике его языка.
Только в старости узнаешь, что «надо было хорошо жить».
В юности это даже не приходит на ум. И в зрелом возрасте – не приходит. А в старости воспоминание о добром поступке, о ласковом отношении, о деликатном отношении – единственный «светлый гость» в «комнату» (душу).
Только горе открывает нам великое и святое. До горя – прекрасное, доброе, даже большое. Но никогда именно великого, именно святого.
Только оканчивая жизнь, видишь, что вся твоя жизнь была поучением, в котором ты был невнимательным учеником.
Человек живет как сор и умирает как сор.
Человек искренен в пороке и неискренен в добродетели.
Чиновничество оттого ничего и не задумывает, ничего не предпринимает, ничего нового не начинает и даже всё «запрещает», что оно «рассчитано на маленьких».
Читальни и публичные библиотеки суть публичные места, развращающие народ, как дома терпимости.
Что такое «писатель»? Брошенные дети, забытая жена, и тщеславие, тщеславие… Интересная фигура.