Африка

– Это Африка, - выдает Мися Карповна закодированный образчик своих заключений.
– Именно Тасина Африка. Это я тебе говорю, Тонечка, детка, не упусти.

Я бы и рада не упустить, но пока меня никто ни о чем не спрашивает.

Пан Копыхальский приходит от него в восторг и угощает котлетами, салатом и бигосом. Бигос - исконно польское блюдо; и пан Копыхальский является непревзойденным мастером по части его приготовления. Кажется, чудо навек покорено этим шедевром кулинарного искусства, и мои акции резко падают. Судя по блаженной улыбке, порхающей у него на губах, если он и сделает кому-нибудь предложение, то не мне, а усатому последователю Мицкевича. На десерт его ждет очередное завывание Копыхальского, но мой знакомый находит его забавным и даже требует продолжения.

Он принят на ура!

Полина на работе. Это хорошо, потому что никому неизвестно, куда бы привела ее тоска и любвеобильное сердце.

Наконец мы заходим в мою обитель, похожую на берлогу. Нет. Здесь не валяется по углам женское белье, зато слишком много книг и бумаг; ручек и карандашей, чтобы навести мужчину на мысли о женитьбе, домашнем уюте и тихих семейных радостях. Я не без тревоги жду, скажет ли он что-нибудь мне конкретно. Хотя бы об это паршивой Африке, будь она неладна!

– Я всегда мечтал о такой чудной комнате, - наконец произносит Сергей, перебирая пальцами корешки книг.
– У меня квартира какая-то выхолощенная и неживая, поэтому будь любезна, постарайся расправиться с ней на свой лад.

Я и не заметила, когда мы перешли на "ты".

И тут энергетически агрессивно звонит телефон. Черт! Я успела позабыть про Матильду, ведь Африка связалась со множеством других ассоциаций... И теперь меня ждет нудный разговор, прервать который физически невозможно. Если достаточно часто вешать трубку, то Матильда просто позвонит на телефонную станцию, чтобы высказать им свое суровое порицание; а всю квартиру доведет трезвоном до головной боли. Страдать ради общества приходится мне, и в сущности, это справедливо, ибо Матильда - моя приятельница, хотя я никак не могу вспомнить, кто всучил мне в свое время этот подарочек. Вспомнила бы... чего уж тут.

Я обреченно подползаю к телефону, смутно догадываясь, что сейчас снова потеряю собственное счастье. То, что это счастье, я уже не сомневаюсь.

– Придумала?
– спрашивает Матильда таким тоном, будто она директриса, а я прогуляла урок в родимой школе и подвела класс.

– Ну... видишь ли...

– Почему ты не хочешь ехать в Африку?
– у нее прокурорский голос, и вообще органы многое потеряли в ее лице. Правда, от того, что потеряли, они приобрели неизмеримо больше. Это я говорю, как лицо страдающее.

Осторожные пальцы - такие прохладные и такие нежные, что в голове все моментально путается, а паркет убегает из-под ног эскалатором вынимают трубку у меня из рук. Он так тихо обнимает меня, что я не успеваю возразить, да и аргументов у меня нет; как, впрочем, и с Африкой...

– Мы не хотим ехать в Африку, потому что Тонечка выходит за меня замуж, а я категорически против резкой смены климата.

Я слышу, как чем-то давится на своем конце провода Матильда, затем на миг воцаряется тишина, а затем все перекрывает торжествующий, жизнеутверждающий рев нашего унитаза.