Агада. Большая книга притч, поучений и сказаний

Ради малых сих

Ханан Ганехба был сыном дочери Хони Гамеагеля. Когда стояло бездождие, ученые посылали к нему детей из школ, которые, бывало, тянут его за края одежды, крича: «Отец! Отец! Дай нам дождя!»

И Ханан взывал к Господу:

– Владыко вселенной! Сделай ради малых сих, не различающих между Отцом, посылающим дождь на землю, и отцом, не во власти которого посылать дождь. (Таан., 23)

Гиллель старший

Вступление в академию

Рассказывают про Гиллеля, что он нанимался на поденную работу и, получая полдинарий в день, половину отдавал привратнику академии, а другую половину тратил на пропитание своей семьи.

Однажды случилось так, что он остался без заработка, и привратник не впустил его в академию. Тогда он взобрался на кровлю и, держась в полувисячем положении, припал лицом к решетчатому просвету, чтобы услышать слово Бога Живого из уст законоучителей Шемайи и Авталиона.

Случилось это, рассказывают, в канун субботы, в зимнюю пору. Выпал снег и засыпал его. Когда стало рассветать, Шемайя сказал Авталиону:

– Брат Авталион! Всегда в это время светло, а сегодня темно. На столько ли облачно сегодня?

Взглянули на верх и видят человеческий облик в просвете. Взошли на кровлю и нашли Гиллеля покрытым слоем снега в три локтя толщиною. Очистив его от снега, умыли, умастили елеем и усадили у очага.

«Этот, – сказали Шемайя и Авталион, – заслуживает, чтобы ради него и субботний покой нарушить». (Иома, 35)

Долготерпение Гиллеля

Был такой случай:

Двое заспорили о том, возможно ли рассердить Гиллеля.

– Уж я-то выведу его из терпения! – говорил один.

Побились об доклад в четыреста зуз [125] .

Было это в канун субботы. Гиллель в то время собирался купаться. Пошел тот человек и, проходя мимо дверей Гиллеля, стал выкрикивать:

– Кто здесь Шиллель? Кто здесь Гиллель?

Оделся Гиллель и вышел к нему:

– Что угодно тебе, сын мой?

125

Древняя монета – четверть шекеля.

– Хочу задать тебе один вопрос.

– Спрашивай, сын мой, спрашивай.

– Отчего у вавилонян головы неправильной формы?

– Сын мой, – сказал Гиллель, – важный вопрос ты задал мне, – оттого, что у вавилонян нет хороших повивальных бабок.

Ушел тот человек. Но через некоторое время вернулся и вновь принялся выкрикивать:

– Кто здесь Гиллель? Кто здесь Гиллель?

Оделся Гиллель и, выйдя к нему, спросил:

– Что угодно тебе, сын мой?

– Хочу задать тебе один вопрос.

– Спрашивай, сын мой, спрашивай.

– Отчего у тармудян глаза больные?

– Важный вопрос, сын мой, задал мы мне, – должно быть оттого, что они в песчаных местностях живут.

Ушел тот человек, но вскоре вернулся и вновь давай кричать:

– Кто здесь Гиллель? Кто здесь Гиллель?

Отделся Гиллель и вышел к нему:

– Что угодно тебе, сын мой?

– Хочу задать тебе один вопрос.

– Спрашивай, сын мой, спрашивай.

– Отчего у апракийцев ступни широкие?

– Важный вопрос, сын мой, задал ты мне, – оттого, что они живут среди болот.

– Много еще вопросов я имею, но боюсь рассердить тебя.

Облачился в одежды Гиллель, сел и говорит:

– Спрашивай обо всем, что желаешь.

– Тот ли ты Гиллель, которого величают князем израильским?

– Да.

– Пусть же не будет много тебе подобных в Израиле!

– Почему, сын мой?

– Потому, что из-за тебя я потерял четыреста зуз.

– Будь же впредь осмотрительней. Ты не один раз четыреста зуз потеряешь, а рассердить Гиллеля тебе не удастся. (Шаб., 30–31)

«Вся суть Торы»

Был такой случай:

Приходит некий иноверец к Шаммаю и говорит:

– Я приму вашу веру, если ты научишь меня всей Торе, пока я в силах буду стоять на одной ноге.

Рассердился Шаммай и, замахнувшись бывшим у него в руке локтемером, прогнал иноверца.

Пошел тот к Гиллелю. И Гиллель обратил его, сказав:

 – Не делай ближнему того, что себе не желаешь. В этом заключается вся суть Торы. Все остальное есть толкование. Иди и учись. (Там же)

«Хочу быть первосвященником!»

Еще был случай:

Некий иноверец, проходя по задворку школы, услышал голос читавшего из Писания:

«И вот одежды, которые должны они сделать: наперсник и ефод, и верхняя риза, и хитон тонкий, кидар и пояс».

– Для кого это? – спросил иноверец.

– Для первосвященника, – ответили ему.

«Пойду, – подумал тот человек, – приму иудейскую веру и сделаюсь первосвященником!»

Пришел он к Шаммаю и говорит:

– Обрати меня с тем, чтобы я стал первосвященником.

Шаммай прогнал его.

Пришел он к Гиллелю. Обратил его Гиллель и сказал:

– Не венчают человека на царство прежде, чем он не усвоит весь обиход царский.

Начал новообращенный читать Писание. Дочитав до стиха: «А если приблизится [126] посторонний, смерти предан будет», – спросил:

– О ком в этих словах говорится?

– О всяком человеке, несвященнического рода, будь это сам Давид, царь израильский, – ответил Гиллель.

И рассудил тот человек так:

126

К Скинии Завета.

«Если и про израильтян, прозванных детьми Божьими и Самим Господом любовно именуемых: «сын мой, первенец мой Израиль», если и про них сказано: «посторонний смерти предан будет», то тем более пришедший с посохом и котомкою, человек чужой и ничтожный».

Придя затем к Шаммаю, он сказал:

– Разве не вполне понятно [127] , почему недостоин я быть первосвященником? Ведь сказано в Торе: «Если приблизится посторонний, смерти предан будет».

А к Гиллелю придя, сказал:

127

Тое сть – разве трудно было объяснить мне.