Агафон с большой Волги
Шрифт:
– Ничего, сначала всегда так, – успокоила его Ульяна и присела на край постели.
– Первый раз в жизни пью такую дрянь, – натягивая одеяло до подбородка, заговорил он.
– Противная штука, – согласилась она. – Но зато успокаивает нервы. А я сидела и составляла сводку. Слышала, как подошла машина, но совсем не думала, что ты можешь приехать. Ты, наверное, решил нам помочь? У нас ушел бухгалтер, пьянчужка такой был… Ты когда заболел?
– Я совсем здоров, Ульяна, – вдруг твердым, чуть дрогнувшим голосом проговорил Агафон. Сдвинув на грудь одеяло, он кратко рассказал о легковой машине, о стычке
– Ого! Плохая история! Папка очень будет недоволен таким приказом. Роман Николаевич мог и подождать с выводами. Вот, значит, почему ты так расстроен, – огорченно заключила она.
– Нет, Ульяна, не только поэтому, – после длительного молчания ответил он.
– Тогда что же, милый, с тобой происходит? – удивленно спросила она. – Однако, мне кажется, что ты, Гоша, все-таки нездоров…
Ей так хотелось позаботиться о нем, поухаживать, как за больным, а он вдруг отверг всякие болезни.
– Здоров, – протяжно ответил он.
– Когда ты вошел, я даже испугалась. Измученное лицо, под глазами синяки. Может быть, ты вчера выпил лишнее?
– Ты же знаешь, что я мало пью.
– Ну, значит, у тебя что-нибудь случилось еще? Может быть, ты расскажешь мне? – настаивала она.
– Не могу, Ульяна! – сжав губы, он закрыл глаза, стараясь набраться мужества и покончить с этим делом раз и навсегда.
– Выходит, ты не доверяешь…
– Не в этом дело, дорогая моя, – прервал он ее.
– А в чем же? – тихо спросила она.
– Я получил сегодня письма из дому. Там вышла такая история…
– Ох, Гоша! Ты меня пугаешь! – вскрикнула Ульяна и, ближе придвинувшись к нему, ласково и доверчиво прикоснулась лицом к его щеке. – У вас там случилось несчастье? – вздрогнув, спросила она.
– Еще хуже, Ульяша. Ты меня прости, пожалуйста…
Агафон часто заморгал глазами и отвернулся к стене…
– Гоша!.. – Ульяна напряженно сжала обтянутые зелеными лыжными брюками колени и, чувствуя мелкую и противную дрожь в груди, боялась спрашивать дальше. Она ждала, что он скажет все сам, и понимала, что ему трудно говорить. А он как-то бесчувственно затих и не шевелился.
Прошло минуты две, напряженных и томительных. Ульяна тоже обладала пылким и неудержимым воображением и молчать долго не могла, да и не знала, в чем он провинился и за что его нужно прощать. Она осторожно тронула его за плечо, потом погладила волосы на затылке.
– Ты ведь знаешь, Гоша, что мы все очень любим вашу семью. Ты же знаешь! – с подчеркнуто доверчивым нетерпением продолжала она. Он все молчал, будто окаменев. Обидеть такую девушку, как Ульяна, – это все равно что ударить ребенка. Она-то ведь любила его, да еще как любила! Он это знал!
В это время за стеной раздался дребезжащий звонок телефона. Ульяна встала и вышла, бесшумно прикрыв за собою дверь. Он слышал, что она ушла, и не мог поднять головы, и ему вовсе не хотелось, чтобы она уходила. Сейчас ему стало совсем жутко, в голове бродили странные мысли: как это люди могут звонить по телефону, писать сводки… Ему хотелось лежать, забыться, однако он слышал сейчас самый малейший шорох, слышал и разговор Ульяны, несмотря на то что она говорила в трубку не очень громко.
– Не знаю, Михаил Лукьянович, что он мог там натворить, –
отвечала она за стеной.Агафон понял, что речь идет о нем, резко вскочил, отшвырнув одеяло, сел на кровать и уже ловил теперь каждое произнесенное Ульяной слово.
– Да что у него могло быть с хозяйкой? О-о!! Это, наверное, Михаил Лукьянович, неправда. Да, да! Очень. Случилось какое-то несчастье. Он не говорит… Наверное, трудно, оттого и не говорит. Ладно. Сводку послала. Спасибо. До свидания.
Окончив разговор, Ульяна тихо открыла дверь. Агафон сидел на кровати и встретил ее пытливым, настороженным взглядом, пригладил расческой всклокоченные волосы и с поразившим Ульяну спокойствием спросил:
– Персональное дело, да?
– Ты слышал? – Ульяна заперла дверь и прижалась головой к косяку. – Что произошло, Гоша? – спросила она.
– Глупая и вздорная бабенка. – Коротко и уже более связно Агафон рассказал о проделках Варвары и разыгравшейся потом дикой сцене.
– Значит, ту смешную статью о бахчах и машинах писал ты? – спросила она.
Агафон согласно кивнул. Вдруг подняв на нее влажно блеснувшие глаза, с сожалением заметил:
– О моем несчастье ты зря…
– Почему же зря, Гоша? У меня у самой сердце разрывается, а ты молчишь… Разве это по-дружески? – быстро, с нарастающим волнением проговорила она.
– Уж раз по-дружески… – Он не договорил. Не глядя на Ульяну, протянул ей скомканные письма.
– О-о! – только и сумела она произнести свое излюбленное восклицание, приняв помятые конверты. – Тут, Гоша, одно не распечатано, – добавила она изменившимся голосом.
– Все читай… Туда иди… – Он кивнул головой на контору и снова устало лег на постель.
Ульяна вышла. Оставшись один, он прижался затылком к металлической поперечине старой солдатской кровати и почувствовал, как все его тело до самых костей налилось странным, расслабляющим покоем, как будто бы вместе с унесенными письмами ушли, отхлынули все его беды и невзгоды, которые теперь он разом взвалил на плечи этой удивительной девушки. Он знал, какой наносит удар ее чуткой, отзывчивой душе. У него еще хватило мужества и здравого смысла отдать все письма сразу, чтобы уже больше к этому никогда не возвращаться.
Он лежал и ждал, но она утомительно долго молчала, словно забыла о его существовании.
Наконец тихо-тихо открылась дверь. Ульяна вошла медленными, чуть слышными шагами и молча возвратила ему письма. Он взял их и торопливо сунул под подушку.
– Это ужасно! – не скрывая слез, проговорила она. Нервно сжимая тонкие, по-ученически выпачканные в чернилах пальцы, спросила: – Ты был женат, да? – Ее заплаканные глаза то задумчиво прищуривались, то широко и безрадостно открывались, поблескивая невысохшими слезинками…
Агафон ответил, что не был женат.
– Ну, а как же маленькая? – с удивительно простодушной наивностью спросила она.
Хрустнув переплетенными пальцами, он неловко и стыдливо начал что-то объяснять.
Ульяна, прижавшись спиной к двери, протестующе замахала руками:
– Ой, не надо, Гоша! Мне и так жаль…
Она не договорила, потрясла головой и больно, до крови, прикусила нижнюю губу.
Лицо Агафона судорожно исказилось. Он-то хорошо понимал, что хотела сказать Ульяна.