Агатангел, или Синдром стерильности
Шрифт:
— Ну посмотри на нее, как можно не оставить себе это чудо, — ныла Лиля. — Все, завтра же ищу себе квартиру и ухожу от родителей. Надоело. Можно, я оставлю тебе Жаклин на несколько дней, пока подыщу себе жилье?
Я уже не в первый раз слышала это «надоело» и знала как минимум двенадцать наших общих знакомых, которым когда-то «на несколько дней» оставили Изабель, Манон, Жюли, Марго (Лиле почему-то нравилось называть кошек французскими именами, а подбирала на улицах она только кошек, ни один кот никогда не растрогал ее до необходимой степени), поэтому отреагировала сдержанно:
— Но у меня же Агатангел.
— Я не думаю, чтобы она ему что-то сделала.
— Мне бы не хотелось рисковать, я уже привыкла к нему. Может, ты оставишь кошечку кому-то,
— У всех уже есть по кошке, даже не знаю, что делать. — У нее в глазах опять появились слезы.
К концу вечера мое сердце смягчилось, так что Лиля осталась ночевать и следить, чтобы ее Жаклин не сделала ничего моему Агатангелу. Под утро Лиля заснула, а проснувшись, мы увидели, как Жаклин и Агатангел мирно спали, нежно прижавшись друг к другу, а потом пошли вместе завтракать, производя впечатление если не влюбленных, то, по крайней мере, абсолютно довольных друг другом существ. После завтрака Агатангел повел Жаклин на крышу знакомиться с соседями.
— Кажется, у них все хорошо, — несмело посмотрела на меня Лиля.
Я молча кивнула, и Жаклин осталась у меня.
Однако Лиля не остановилась на достигнутом и постепенно пристроила ко мне еще Колет, Жоржет и Амели, не очень реагируя на мои протесты даже по поводу кличек, не говоря уже об остальных протестах. Впрочем, все эти кошечки были очень милыми созданиями и быстро завоевали мою симпатию, тем более что Агатангел в таком окружении просто расцвел, чувствуя себя владельцем гарема, и каждое утро позволял облизывать себя по очереди каждой из кошек. Я старалась не думать про день, когда Жаклин, Колет, Жоржет и Амели приведут потомство.
Воскресный вечер оказался моим единственным выходным на протяжении нескольких последних недель. Его я провела с Любой. Она бегала в истерике по кухне, пугая Агатангела, которого сама в этом крайне возбужденном состоянии наконец перестала бояться. Люба постоянно пыталась куда-то позвонить, чтобы «расставить все точки над i», а мне едва удавалось ее сдержать. Причина была достаточно уважительной: Люба видела, как Лиля садилась в машину Юры, и поцелуй, которым они при этом обменялись, исключал какую-либо возможность дружеских отношений или случайной встречи.
— Ну почему я никогда не могу познакомиться с нормальным мужчиной? Или, может, все они одинаковы? Все так хорошо складывалось, я была почти уверена, что на сей раз все будет как у людей, а тут опять эта дура. Она же младше его и совсем примитивная. Ну что он в ней нашел?
Я не прерывала этих стандартных для каждой узнавшей об измене женщины монологов, которые Люба как будто выучила из какой-то третьесортной мелодрамы. Ей нужно было выговориться, и я слушала ее, стараясь отвлечься от мыслей об исчезновении Снежаны, о странных записках, адресованных нам с паном Фиалко, о крабовых палочках Агатангела и передачах про искусственных роботов. Стоп. При чем здесь Агатангел и роботы? Наверное, я все же переутомилась.
Вдруг мне стало страшно, я почувствовала себя марионеткой, которую кто-то ловко дергает за ниточки. Чтобы избавиться от этого ощущения, я полностью погрузилась в Любины проблемы. Мы много выпили в тот вечер, и на следующий день я проснулась с чувством сильного раздражения на саму себя. После определенной дозы алкоголя я неосторожно рассказала Любе о таинственных публикациях в «Хальт!». Успокаивала я себя только тем, что она слушала меня не слишком внимательно, ведь в сравнении с ее драмой мой рассказ выглядел гораздо скромнее. Возможно, утром она уже забыла об этом и никому не расскажет.
И снова про Антишопенгауэра
Иметь постоянное место работы важно, как минимум, по нескольким соображениям. Во-первых, это позволяет переложить на кого-то проблему придумывания себе занятий на протяжении по меньшей мере 40 часов в неделю. Во-вторых, усиливает удовольствие от тех часов, когда занятия можешь придумывать себе самостоятельно. В-третьих, избавляет от выбора крута людей, с которыми
приходится общаться постоянно, поэтому никто уже не сможет обвинить тебя, что общаешься не с теми, с кем стоит. В-четвертых, освобождает от необходимости постоянно отвечать на вопрос: «Как продвигается написание твоей диссертации?» В-пятых, дает постоянное место работы (неизвестно, что это означает, но если произнести такую фразу вслух в чьем-то присутствии, тебе обязательно одобрительно покивают головой, так принято, и это избавит тебя от необходимости пояснять детали). В-шестых, на постоянной работе можно научиться чему-то новому, хотя, наверное, меньше, чем на нескольких непостоянных. В-седьмых, за это платят. Можно было бы не вспоминать сей слишком уж общеизвестный факт в отдельном пункте, но, как показывает опыт «КРИСа-2», платят не всегда, поэтому хотя бы в полупункте упомянуть об этом все же стоит. В-седьмых с половиной, постоянное место избавляет от нужды искать себе новую работу (по крайней мере, когда работа у тебя временная, эта необходимость наступает быстрее).И еще один очень важный пункт. Постоянная работа исключает мысли об унитазе. Ты просто просыпаешься утром, быстро собираешься, толкаешься в транспорте, общаешься с коллегами, пьешь кофе, сидишь в интернете, делаешь, что требуется, возвращаешься с работы, тратишь заработанное на еду, которую съедаешь и несешь в унитаз. Если у тебя нет постоянного места работы, мысль о том, что работаешь ты на унитаз, угнетает. А постоянное место работы не оставляет времени на такие мысли, как и на всякие мысли вообще.
Такая жизнь в целом достаточно унифицирована и похожа на телесериал, но все-таки существуют определенные индивидуальные отличия, немного похожие на региональные отличия между отдельными сериалами.
Когда события вокруг движутся по наезженному маршруту «работа — дом-работа», сериал похож на латиноамериканский. В какой-то там 357-й серии герои наконец поженятся, но на этом все не закончится, а только начнется, так как уже в серии 678-й (что для сериалов такого типа очень маленький промежуток времени) кто-то непременно заболеет, еще кто-то заведет любовника или любовницу, и опять появится интрига.
Но время от времени в реальной жизни начинается более напряженная полоса, тогда события быстро сменяют друг друга, и даже на протяжении одной серии появляется сразу и труп, и подозреваемый, и новый любовник, и перспектива дальней дороги. Тогда сериал больше напоминает американский или некоторые российские. Если просмотр начать с 10-й серии, то уже так и не поймешь, что же было раньше. Именно такая «американско-российская», а точнее, украинско-голландская полоса продолжалась в моей жизни со дня исчезновения Арнольда Хомосапиенса и, кажется, не собиралась заканчиваться.
Через несколько дней после визита измученной ревностью Любы поздно вечером мне позвонила Лиля и таким голосом спросила, может ли она прийти, что я не решилась ей отказать. Мне пришлось выслушать ту же историю, только женские роли в ней поменяли местами: Лиля видела, как Люба садилась в машину Юры, и при этом парочка недвусмысленно целовалась. На этот раз у меня уже было гораздо меньше сочувствия, потому что и время было позднее, и Лиля значительно легче переносила такие вещи, чем Люба, да и, кажется, не было из-за кого страдать. Интересным для меня было только то, насколько по-разному повели себя эти две женщины в одинаковых ситуациях. И Люба, и Лиля знали, что Семен Иванович встречается с ними обеими, и обе воспринимали это спокойно, списывая на то, что «мужчины все такие». А Юре удалось организовать вокруг себя настоящую драму. Больше всего мне было жаль Семена Ивановича, убежденного, что для любой женщины лучший партнер — мужчина старше нее по меньшей мере лет на десять. «Потому что только зрелые мужчины умеют по-настоящему будить в женщине женщину», — эту фразу я слышала не раз, и не только от Семена Ивановича. Остается надеяться исключительно на то, что обе его любовницы вернутся к нему разочарованными и с новыми вспышками чувств.