Агент, бывший в употреблении

— А зачем, по-твоему, они оставили у себя твою машину? На кой черт им эта рухлядь?

— Откуда мне знать. Наверное, надеялись что-нибудь найти в ней.

— А ты, конечно, уверен, что ничего компрометирующего в ней найти нельзя?

— Уверен.

— Вот поэтому ты и спокоен. И тебе даже в голову не приходит, что, если они не найдут в твоей машине того, что ищут, они сами это что-то могут туда подложить. После чего без труда найдут.

— Но так не делается. Потребуются свидетели.

— Свидетелей — пруд пруди. Все нелепости в судах доказываются с помощью свидетелей.

— И к чему вся эта операция?

— Это станет понятно потом, когда уже будет поздно. В любом случае они не случайно занялись этой старой рухлядью, особенно учитывая личность ее владельца.

— Потому, что и ее владелец — старая рухлядь.

— Потому, что им слишком хорошо известно, кто ты.

Закуриваю и несколько раз затягиваюсь ароматным дымом, чтобы разогнать остатки сна. Мне снилось, что… Чего только не приснится человеку, достигшему моего возраста…

— Хорошо, Борислав, не буду забирать машину. Но дай мне хоть что-то делать по дому. Мне совестно смотреть, как ты занимаешься всей домашней работой.

— Исключено. Это мое хобби. И успокойся: с завтрашнего дня я не буду пережаривать хлеб.

Борислав учит меня ждать, будто не знает, что я настоящий чемпион по ожиданию. Незаменимая тактика. Надо только знать, когда и как ею пользоваться. Как сказано или, может быть, не сказано в Библии: есть время ожидать и есть время действовать. Проходит всего несколько дней, и мне дается знак, что мое терпение вознаградится: я получаю повестку.

Повестка у меня на восемь утра. Прихожу за пять минут до назначенного часа. Одна из дверей приемной открыта в помещение, где, судя по запаху, работает машина для эспрессо. Проходит четверть часа, однако меня не приглашают. Вместо этого в двери показывается молодая женщина и любезно спрашивает:

— Желаете кофе?

— Не откажусь, если ожидание грозит затянуться.

Кофе казенный, сиречь скверный. Еще более скверно то, что я продолжаю без толку торчать в приемной. Наконец по лестнице спускается полицейский и сопровождает меня наверх. Человек, который встречает меня в небольшом кабинете, высок, молод и внешне приятен. Боюсь только, что внешность — единственное приятное в нем.

— Простите, что заставил вас немного подождать, но так уж у нас водится, — сообщает он мне в форме извинения и указывает на стул. Молча сажусь и устремляю терпеливый взгляд на хозяина кабинета. Почувствовав, что я настроен не слишком дружелюбно, и явно желая умягчить меня, он замечает: — Наверное, незачем говорить, что мне известно, кто вы. Кое для кого из моих младших коллег вы настоящая легенда.

— Не стоит преувеличивать.

Моя невинная реплика остужает порыв его благорасположения.

— Понимаю вашу скромность, — кивает он. — И разделяю ее. Могу себе представить, как люди, подобные вам, огорчаются, столкнувшись с человеком, не верящим ни в какие легенды.

— Назначив на восемь и приняв в девять, вы, я смотрю, приготовили для меня интересную тему для беседы.

— Тема другая, и вам это известно. Речь идет о ваших взаимоотношениях с гражданином Валентином Зарковым. Какого характера были эти взаимоотношения?

— Служебного.

— Точнее?

— Такие, как, к примеру, у нас с вами в данный момент: вы спрашиваете — я отвечаю. Только в случае с Зарковым было наоборот: спрашивал я.

— В общем, беседовали, — обобщает хозяин кабинета.

— Можно сказать и так.

— А под каким углом в этих беседах обсуждалась тема наркотиков?

— Я ведь вам уже объяснил: я спрашивал, а он отвечал. Поскольку специалистом по наркотикам был он, а не я.

— Дело в том, что Зарков утверждает обратное. По его словам, все его действия координировались известной секретной службой и конкретно лично вами.

— Вполне естественно, что, пытаясь выкрутиться, он утверждает нечто подобное. Неужели вы допускаете, что найдется такой наивный человек, который поверит его россказням?

— Пока что я ничего не допускаю. Просто занимаюсь анализом фактов.

— Вам должно быть известно, что несколько лет назад по этому делу проводилось следствие, потом состоялся судебный процесс и был вынесен приговор. Материалов по этому делу собрано довольно много, и все они в вашем распоряжении. В них гораздо больше подробностей, чем я могу сейчас припомнить.

— Благодарю за наставление. Вы, я вижу, убеждены, что вас вызвали с единственной целью доставить неприятности. Но беда в том, что материалы, о которых вы упомянули, совсем не так многочисленны, как вам кажется. Скажу прямо, из них многое изъято и изъято целенаправленно. С очевидным намерением скрыть определенные факты. Можно было бы махнуть рукой: дело прошлое, зачем его ворошить. Но ситуация осложнилась: Зарков подал прошение о пересмотре дела. Прошение его удовлетворено соответствующей инстанцией. Поэтому я позволил себе вызвать вас. И рассчитываю, что, как коллега, пусть и бывший, вы могли бы помочь мне в ликвидации некоторых белых пятен.

— Пусть и бывший, но я не ваш коллега, господин прокурор. И у меня нет ни малейшего опыта в том, что касается вашей работы. Так что допрос окончен.

— Это не допрос, — сухо возражает хозяин кабинета. — Но если вы упорствуете в своем недружелюбии, то я могу вам организовать и допрос.

После чего резкими движениями отмечает мой пропуск и отпускает меня.

«Сдали под конец нервы у молодого человека», — думаю не без некоторого злорадства, спускаясь по лестнице. Потом соображаю, что и меня они подвели. В чем, собственно, передо мной провинился этот человек? Просто делает свою работу, отрабатывая зарплату.

— Зачем вызывали? — спрашивает вечером Борислав.

Коротко пересказываю ему свою беседу с прокурором.

— Не понимаю только, зачем им вытаскивать на свет старую историю с наркотиками.

— Человек тебе ясно сказал: решили пересмотреть дело.

— Ну и пусть себе пересматривают. Только не понимаю, чем я им могу помочь.

— Как же тебе понять, когда ты ленишься заглянуть в газеты. Цель — реанимировать давнишние обвинения против нашей страны, чтобы лишний раз напомнить, как преступен был прежний режим и как непорочен нынешний. Репертуар известен: болгарская военная промышленность производила оружие для стран, поддерживающих терроризм. Последние, за неимением денег, расплачивались с нами наркотиками. А мы под видом лекарственных средств вывозили эти наркотики на Запад: с одной стороны, чтобы зарабатывать валюту, а с другой — чтобы травить золотую буржуазную молодежь.

— Зачем мне читать подобную чушь, когда я могу послушать ее в твоем пересказе? Не знаю только, стоит ли утруждаться. Эти выдумки столь избиты и затасканы…

— Им стараются придать свежести. Не так давно этот подонок… пардон, этот красавец, наш президент [3] , самолично потребовал от правительства Италии вновь поднять вопрос о причастности Болгарии к покушению на папу римского. Ему отвечают, что вопрос этот давно изучен и что Болгария не имеет к покушению никого отношения, но наш красавец не унимается: настаивает на том, чтобы против нас в очередной раз выдвинули обвинение и тем самым заклеймили прежний режим как террористический.

3

Имеется в виду Желю Желев (1935), избранный президентом Болгарии 15 ноября 1990 года и пробывший на этом посту два срока до 22 января 1997 года.