Агент полковника Артамонова(Роман)

Полковник жестом руки показал на карту.

— Правильно ли мы расшифровали вашу депешу?

Константин Фаврикодоров, чувствуя к себе особое расположение вожатого, с гордостью осознавал, что он не просто волонтер-агент, а унтер-офицер русской армии, наделенный правами и обязанностями, как и все русские люди, надевшие погоны. Он знал, что его все принимают за русского. Не знал он только одного: однажды военный министр генерал-фельдмаршал Милютин упомянул о нем в присутствии императора. Он сказал, что у полковника Артамонова есть агент-болгарин, у которого турецкий офицер отобрал жену. На что император воскликнул: «Сколько в Болгарии кровно обиженных! Все вместе — это обездоленный народ. Такому народу грех не помочь освободиться от турецкого ига».

Константин внимательно взглянул на знакомую карту-десятиверстку. Унтер Семиволос с ювелирной точностью нанес расположение подразделений турецкой пехоты. Это недавно прибывшая бригада Ахмет-Гамди-паши. У Систово — один табор плюс конная батарея. В самом Систово — две батареи.

— А вот на высоте Тепе-Бунар, нам хорошо знакомой, батареи пока нет, — заметил Константин, — но окопы для четырех орудий уже подготовлены. Противник может в течение одних суток перебросить их сюда из Вардена. В Вардене дислоцируется пять таборов. Все они в готовности двинуться туда, где будет переправа.

— И где же турки предполагают? — спросил полковник.

— Там, где вы указали румынским рыбакам.

— У Фламунды?

— Именно у Фламунды! Но не только там. Капитан Джангир от своего начальства слышал, что русские будут штурмовать крепость. Их разведка засекла три наших батареи в роще напротив паромной переправы.

Николаю Дмитриевичу было известно, что неделю назад генерал Скобелев распорядился выставить батареи в готовности к бомбардировке крепости Рущук. Боеприпасов подвезено много, благо железная дорога была рядом.

С Луганского завода, работавшего на Черноморский флот, прибыл эшелон со снарядами для 24-фунтовых пушек. Эти пушки кидали снаряды на пять верст. Но здесь было бы целесообразней поставить батарею восьмидюймовых пушек. У них дальность стрельбы значительно меньше, зато каждый снаряд весом в пять пудов. Какие стены выдержат?

Николаю Дмитриевичу было известно и то, что восьмидюймовки выставят в последний момент на другом направлении — там, где окажется настоящая переправа, — там, быть может, предстоит разрушать крепостные стены. Эшелоны с боеприпасами для крупных калибров, следовавшие из Тулы и Екатеринбурга, были уже в пути.

Уточнили расположение батарей в самом Рущуке и наличие складов около железной дороги. Здесь сведения лазутчика оказались скудными. Никола из окна паровоза, оказывается, увидел не так много. Но на карту были нанесены данные, которыми Константин не располагал. Откуда они?

Спрашивать об этом не полагалось. Это турецкому офицеру можно задавать любые вопросы. А если бы Константин и попытался спросить, полковник наверняка не ответил бы.

Агентом был у него начальник товарной станции Рущукско-Варненской железной дороги. За небольшое жалование, как было отмечено в рапорте на поощрение, он аккуратно сообщал о прибытии и отправлении по железной дороге войск, артиллерии и грузов. Орудиями, имевшимися на вооружении Дунайской армии, этих складов из-за левого берега не достать. Здесь пригодилась бы самая современная артиллерия.

Такая возможность — изготовить пушку по готовым чертежам и снаряды к ней — была. Она могла бы поражать цели на расстоянии до двенадцати верст.

О реальной возможности создания такой пушки в России знали всего лишь несколько человек. Знали и разведчики русского Генерального штаба.

Коллега по ремеслу полковника Артамонова полковник Петр Павлович Альбединский, внук княгини Багратион, отличившийся в 1854 году в сражении под Инкерманом, где получил ранение в голову, после излечения был направлен на дипломатическую работу. Его командировали в Париж, и вот там он проявил себя как талантливый разведчик. Благодаря ему русский Генеральный штаб получил полные сведения о французских вооруженных силах.

На последнем его донесении стояла дата: 4 июня 1858 года. Это был рапорт о новом нарезном артиллерийском орудии и снаряде к нему. К рапорту был приложен чертеж и тактико-технические данные нарезного орудия.

В Генштабе оценили сообщение как весьма важное. Рапорт парижского агента незамедлительно был передан императору.

Император, ознакомившись с рапортом, сделал на нем следующую запись: «Надеюсь, что у нас будут уметь воспользоваться доставленными сведениями. Желаю знать: на чем дело остановилось у нас?»

Желание императора не было удовлетворено. Причина, как и во все времена, оказалась пустяковой: исполнители заказа нашлись, тех было в избытке — не нашлось в казне денег, чтоб оплатить заказ.

Позже, уже после Балканской войны, члены Государственного совета признали, что допотопной артиллерией много не навоюешь. Та же Турция в ходе боевых действий получала из Германии нарезные орудия. Не имея своих подготовленных артиллеристов, нанимала англичан.

Такие сведения уже поступали от лазутчиков полковника Артамонова. Читая их депеши, полковник Артамонов тяжело вздыхал: «Эх, европейскую бы технику — да в руки нашим офицерам!»

Зимница. Переправа. 1877. Июнь

В начале июня без широкой огласки на Балканский фронт прибыл император. Свита была у него своеобразная: всего лишь несколько человек. Все, кто видел императора, не зная его в лицо, не могли даже предположить, что офицер в мундире пехотного полковника и есть государь Александр II.

Свиту он дополнял из числа генералов Дунайской армии по своему усмотрению. Не обошел вниманием и полковника Артамонова. На виду у высших должностных чинов армии поздоровался за руку с начальником отдела разведки, поинтересовался:

— В Никополе есть ваши лазутчики?

— Есть, ваше императорское высочество.

— Они знают, что крепость будет предана беспощадному огню?

— Никак нет. Знать им не положено.

— Жаль, могут попасть под свои снаряды.

— Они готовы ко всему, — заверил Николай Дмитриевич. — Готовы умереть за освобождение своей родины.

— Они что — все болгары?

— Есть среди них и греки. И даже турки.

— Да сохранит их Бог, — сказал император и тут же спросил: — А тот лазутчик, у которого башибузук жену отнял, на задании?

Полковник Артамонов секунду раздумывал: если сказать, что он здесь, государь может изъявить желание познакомиться с ним, а Константин Фаврикодоров в полевом госпитале зуб лечит — схватил, окаянный, не вовремя. Даже если больной зуб ему лекарь выдернул, введя в желудок обезболивающее, — все равно в таком виде показывать императору никак нельзя: унтер дохнёт спиртом — позор на всю армию. Император, не в пример своему предку Петру Великому, не употреблял спиртного. Спиртным грешил брат — Николай Николаевич, в данный момент главнокомандующий.