Агент в кринолине

Несмотря на рассказ ротмистра Чертольского, на лице генерала по-прежнему играло добродушное выражение.

— Да не тревожьтесь вы об англичанине этом, батенька! — успокоил он графа. — Взяли мы его уже, голубчика, взяли. Как раз при переходе границы и взяли молодцы наши. К нам в отряд шифровка по телеграфу пришла из Салоник, от консула нашего — так и так, едет к вам гость незваный, ждите. Ну мы его, красавчика, сразу цап под белы руки — пожалуйте, мил человек, в кутузку. И второго, что при нем был — слуга ли, помощник ли, туда же до разбирательства. Не вашими ли стараниями, Алексей Николаевич, известили нас столь своевременно?

Отпираться смысла не было:

— Сообщение через консула я передал, это верно, но… Тут удивительная история вышла, ваше превосходительство. Узнать о действиях англичан мне помогла одна барышня. Без нее до сих пор никто не знал бы, не ведал, куда этот шустрый милорд навострился.

Генерал искренне рассмеялся. Сам факт наличия в шпионской истории еще и барышни показался ему чрезвычайно забавным.

— Ах, Алексей Николаевич, как у вас, у кавалергардов, всегда ловко насчет барышень дело поставлено! Вся зарубежная агентура лбом об стену бьется, а тут на тебе — некая барышня вам на ушко секретов нашептала — и дело в шляпе! Что ж нас-то грешных такие осведомленные барышни стороной обходят? Хотя бы разок у меня такая удивительная история вышла, да, видать, уже староват стал.

Алексей не знал, что и ответить. Шутить по поводу Мэри, поддерживая игривые намеки генерала, ему не хотелось, но и рассказывать всю правду было не с руки.

Воспоминание о Мэри оказалось таким сладким, таким волнующим и таким нежным, что доверить его чужому человеку граф просто не мог. В конце концов, каждый имеет право на сердечную тайну! Алексей и так уж рассказал слишком много, намекнув на участие в деле некоей женщины и дав повод для шуток…

Тут в комнату вошел рослый казак и доложил, что столы накрыты. Это позволило уйти от сложной темы — генерал стал потчевать гостя и отвлекся на тосты, возлияния и застольные разговоры.

Весть о появлении важного визитера из России мигом пролетела по домам, где были расквартированы русские офицеры, и к обеду у генерала собралось многочисленное общество. Нравы тут были демократичные. Невзирая на чины, фронтовики хаживали друг к другу запросто. А уж если собирали застолье, да еще с занесенными издалека гостями, принять в нем личное участие считалось делом святым.

Слетевшиеся со всех сторон (даже из далеких окрестных деревень и полевых лагерей) офицеры запросто присоединялись к застольной компании и с интересом расспрашивали графа о Петербурге, о столичных новостях, о великосветских сплетнях, об общих знакомых, о такой невероятно далекой и заманчивой мирной жизни.

Здесь, на Балканах, регулярные бои с февраля прекратились, и войска успели немного отдохнуть, но все же бивачное и по-прежнему опасное из-за локальных вылазок противника существование было очень далеко от привычного, спокойного жизненного уклада, ожидавшего военных в России. И как же они мечтали поскорее вернуться к мирной жизни, издалека казавшейся такой прекрасной, такой волшебной…

Никаких упреков, которых Алексей так боялся, при встрече с фронтовиками он не услышал. Никто из боевых офицеров и словом не обмолвился о том, что граф Чертольский провел всю турецкую войну в Петербурге, пока они проливали кровь на боевых позициях здесь, на Балканах.

Напротив, все относились к графу с полным почтением. Ведь их дело какое — веди солдат в атаку на турок и рубай-коли, как говорится. А граф-то, похоже, на другом фронте выполняет другие задачи. Война — это ведь не только кто кого перестреляет да саблями перерубит, это еще и кто кого передумает.

Вскоре появилась гитара, кто-то затянул проникновенный романс о несчастной любви, офицеры довольно стройно подхватили…

В разгар веселья появился уже знакомый Алексею казак и что-то приглушенно доложил генералу Палич-Верейскому, подавая пакет с бумагами. Его превосходительство бегло просмотрел содержимое пакета. Добродушное выражение на его лице тут же сменилось на весьма озабоченное.

— Алексей Николаевич, друг мой, можно вас на пару минут? — тихо сказал он Чертольскому. — Пусть господа офицеры отдыхают, а мы с вами немножко посекретничаем. Пойдемте-ка, батенька, покурим с вами на свежем воздухе.

Они вышли из походной столовой и прошли по тропинке к стоявшим вдалеке старым деревьям, возле которых были установлены срубленные на скорую руку лавки. Вытащив серебряный портсигар, генерал предложил Алексею папироску, закурил сам и начал разговор, что называется, издалека:

— У меня, милый мой граф, две новости. В таких случаях принято говорить — одна хорошая, а другая плохая. Но я этого не скажу-с. Одна новость совершенно гадкая, а другая… Черт ее знает какая, сразу и не определишься. Во-первых, в Британии уже знают, к несчастью, что мы тут задержали их любопытного милорда, и через наше Министерство иностранных дел добиваются, чтобы, — он вытащил из пакета лист бумаги и выразительно прочел: — «произвол в отношении английского аристократа, совершавшего туристический вояж, был немедленно прекращен». Как вам этакий финик, Алексей Николаевич?

— Проклятие! — вырвалось у Алексея.

— Вот-вот, — согласился генерал. — И суток не прошло, с тех пор как мы задержали англичанина, а известие об этом уже дошло до Лондона и оттуда понеслось в Петербург. Конечно, телеграф, быстрая связь и все такое… Но все же, согласитесь, уж слишком быстро сработала эта связь. Пока мы тут поворачивали ключ в замке, запирая маркиза, некто уже телеграфировал об этом в Лондон. И как проклятым джонам такое удается? Бог весть…

— И что же, ваше превосходительство, вы его сразу же выпустите?

Такое развитие событий казалось Алексею, по меньшей мере, обидным. Столько труда — и все впустую! Генерал не стал его утешать.

— Увы, Алексей Николаевич, выпустим, — подтвердил он. — Не сразу, не сегодня, но… выпустим. Ничего не поделаешь. Однако, как вы понимаете, у нас, в России, такую безумную суету, как в Лондоне, в политических делах устраивать не принято. В Петербурге, полагаю, вопрос решают неспешно. Значит, и мы тут пару дней в любом случае протянем. Представьте — из Лондона в Петербург приходит телеграмма за высочайшей подписью: «Требуем немедленного освобождения английского подданного маркиза Транкомба, пребывающего на Балканах с туристическими целями и незаконно арестованного русской военной администрацией!» Посол Британии, чтобы подчеркнуть важность проблемы, лично доставляет послание в Министерство иностранных дел и настаивает на немедленном вмешательстве. «Да-да, — говорят ему в министерстве. — Конечно! Всенепременнейше! Как только господин министр приедет, мы сразу же отдадим столь важный документ ему лично в руки!»

«А сейчас отдать телеграмму в руки министра нельзя? Курьера к нему отправить, к примеру?» — спрашивает посол.

«Нет-с, сейчас никак невозможно-с! Его превосходительство господин министр приглашен на обед к французскому послу. И вызвать его оттуда по вашей просьбе — равносильно крупному скандалу. Вы же не желаете, чтобы Британия оказалась виновницей ухудшения российско-французских отношений?»

Скандала посол не желает и послушно, хотя и напряженно, ждет. На следующее утро, не на заре, а ближе к полудню естественно, министр иностранных дел (которого на самом-то деле уже давно известили обо всем происходящем) прибывает на службу, и еще через час, после всех докладов ему вручают свежие письма и телеграммы, среди которых и английская.