Агент Византии

– Прости.

Она томно улыбнулась:

– Тебе не за что просить прощения.

– Я рад.

Он галантно отвернулся спиной, чтобы воспользоваться ночным горшком, затем взял стоявший у кровати кувшин, плеснул воды на лицо и прополоскал рот. Запустив пальцы в волосы и бороду, он обнаружил колтуны и встряхнул головой в притворном испуге.

– Ты, наверно, думаешь, что меня трепали собаки, судя по моему виду.

– Ты всегда так переживаешь? – спросила она, поднялась и с наслаждением потянулась.

– По правде говоря, да.

Он подошел к своим седельным сумкам, которые еще не распаковывал, чтобы поискать гребень. Несколько позвякивающих безделушек и вуаль лежали поверх кожаных сумок. Она взяла их, пока Аргирос копался.

Он вынул три-четыре небольших, прочно закупоренных горшка с кусочками ткани, торчавшими из проделанных в пробках дырочек.

– Что это такое? – спросила Мирран; ведь такое не встретишь в обычном багаже путешественников.

Аргирос быстро нашелся.

– В них глина, – сообщил он. – Через это я фильтрую воду из резервуаров и по количеству и типу осадка могу судить о чистоте воды.

– А-а, – кивнула она, не проявляя интереса к чему-либо столь низменному, как предполагаемые профессиональные приспособления Аргироса.

И все же он обрадовался, когда нашел гребень и наконец смог убрать горшки на место. Они были наполнены не глиной, а франко-саксонской смесью древесного угля, серы и селитры, которую оружейники Константинополя окрестили адским порошком. Аргирос не намеревался афишировать существование смеси без крайней необходимости.

Он расчесал спутанные бакенбарды.

– Вот так-то… ох… лучше.

Одевшись, Василий заявил:

– Я знаю, что мои занятия кажутся глупыми, но Дарасу может понадобиться вся вода, какая есть в наличии, чтобы выдержать персидскую атаку, если из-за пергаментов, о которых я слышал, вспыхнет восстание.

Мирран просто пожала плечами, на что стоило посмотреть.

– Я тоже о них слышала, но здесь, по соседству с заведением Шахина, их было мало. – Поколебавшись, она добавила: – Ты думаешь, мы можем быть предателями, потому что мы персидской крови? Дед Шахина обратился в христианство – православие, а не несторианство, – и каждую неделю он молится в церкви Варфоломея.

Аргирос поверил ей. Не было смысла лгать о вещах, которые легко проверить.

– Я ничего такого не думал, – сказал он. – Но я не хотел бы оказаться в осаде, и особенно в городе, который может остаться без воды. И, – заключил он, – было б грешно рисковать тобой.

Раз уж он сочинил складную историю для прикрытия, было бы разумно в самом деле осмотреть некоторые из водных сооружений Дараса. Один важный резервуар находился близко к церкви Апостола Варфоломея. Василий постучал по кирпичной кладке, будто оценивая ее прочность по звуку, потом влез по лестнице на край и заглянул вниз, якобы для проверки уровня воды.

Пока магистр возился вокруг резервуара, неподалеку он заметил лицо, показавшееся знакомым. Вскоре он вспомнил, что парень с ястребиной физиономией, прислонившийся к стене и смаковавший гранат, был флейтистом из таверны Шахина. Он уже исчез, когда Аргирос спустился со стенки, и оставалось гадать, случайно ли флейтист здесь оказался или же он хотел проверить подлинность слов магистра.

Леонтий сердечно приветствовал Аргироса, когда он явился в штаб начальника гарнизона.

– Есть продвижение?

– Нет, – ответил Василий. – У меня появилось больше новых вопросов, чем ответов. Первое: вы уверены, что ваши люди изолировали Дарас от проникновения листовок извне?

– Вчера я вам уже говорил. О, я не отрицаю, что они берут деньги, когда пропускают кое-что, но только не эту отраву. Мы пережили слишком много религиозных мятежей, чтобы допускать такое.

– Разумно. Следующий вопрос: где мне найти лучшую карту города?

Леонтий погладил бороду в раздумье.

– Такая должна быть у эпарха [48] , не здесь. Он собирает поголовную и подушную подать, а потому должен отслеживать всю собственность в городе. Мои карты устарели, но главные улицы изменились слабо, а именно они больше всего меня интересуют как военного человека.

48

Эпарх – главное должностное лицо в византийском городе, в том числе и в Константинополе.

– Я вас не обвиняю, – заверил его Аргирос. – Теперь – третье, и оно искупит остальное. Есть ли у вас сведения, где именно в Дарасе ваши солдаты срывали пергаменты?

Магистр напряженно ждал. Многие солдаты не удосужились бы заниматься такими мелочами. Но римская бюрократическая традиция сильна даже в армии, и тут появлялся шанс. Улыбка облегчения на лице Леонтия говорила о том, что магистр выиграл.

– Есть, – ответил начальник гарнизона. – Хочу вас предупредить, не все они на греческом. Вы знаете по-арабски?

– Ни слова. Но, несомненно, в канцелярии эпарха найдется юный способный секретарь. Сейчас я отправляюсь туда; когда вы соберете рапорты ваших солдат, будьте добры прислать их мне.

– С удовольствием, – ответил Леонтий, вскинув бровь. – Если бы я сказал «нет», думаю, вы бы набросились на меня, как на тех бандитов.

– Ах, это.

Аргирос почти забыл об инциденте. Сомневаясь, что услышит что-нибудь интересное, он спросил:

– Что вы узнали от субъекта, которого увели ваши люди?

– Бред, я уверен – а что толку пытать человека, если его только что ударили ногой в пах? Он бубнит о женщине, которая ему с товарищем заплатила, чтобы они на вас напали. Он напился макового сока, если вы хотите знать мое мнение. При желании можно было нанять убийц проворнее пары этих жалких мерзавцев. Как вы считаете?

– Думаю, да, – ответил Аргирос.

Однако новость встревожила его. Женщина – это, конечно, Мирран, но он не мог понять, какую игру она затеяла. Неужели нападение было подстроено, чтобы он проникся к ней благодарностью? Если так, почему нанятый бандит рассказал об этом?

– Может быть, я лично поговорю с этим типом после того, как закончу дела у эпарха.

– Как вам угодно. А пока я соберу заметки и вышлю их вам.

В конторе эпарха нашлась большая карта размером в несколько квадратных футов – исправленное факсимиле на папирусе с главной карты Дараса, начертанной на бронзовой табличке, которая хранилась в императорской канцелярии в Константинополе. По требованию Аргироса эпарх, полный, невысокий и суетливый человек по имени Маммиан, снабдил его небольшой копией на одном листе пергамента.