Агентурная разведка. Книга вторая. Германская агентурная разведка до и во время войны 1914-1918 гг.
Шрифт:
Ставка решила парировать этот прием немцев переводом евреев и поляков со всего Западного фронта на Кавказский фронт.
По словам ген. Лукомского, "осенью 1916 года в некоторых корпусах, бывших на фронте, были открыты случаи пропаганды против командного состава и за прекращение войны; было несколько случаев неисполнения отдельными ротами и баталионами боевых приказов".
"…В связи с данными об усилении пропаганды за прекращение войны, которая, по имевшимся сведениям, велась главным образом германскими шпионскими организациями, начальник штаба главковерха, ген. Алексеев, еще летом 1916 года испрашивал "высочайшего соизволения" на предоставление ему права производить необходимые расследования не только в районе, подведомственном ставке, но и в глубоком тылу, где, по положению, действовали органы,
Некоторые дела о шпионаже, возникшие на фронте, указывали на непосредственную их связь с деятельностью шпионских организаций в глубоком тылу.
Кроме того, по сведениям, имевшимся у ген. Алексеева, в тылу начала развиваться преступная деятельность спекулянтов, работавших явно во вред армии. Были даже сведения, что некоторые спекулянты находились в связи с германскими агентами…"
Ген. Ю. Н. Данилов рассказывает, что "с целью увеличения шансов на успех, наши противники с некоторых пор стали распространять в обширных размерах среди наших войск и населения района военных действий разного рода воззвания и обращения, призывавшие к прекращению борьбы и к миру. Прием разложения противной стороны, путем лицемерной пропаганды, видимо, начинал приобретать у них все большие права гражданства. В данный период времени, с особым рвением, его стали применять австрийцы, не гнушавшиеся распространения среди наших войск прокламаций, якобы, исходивших от имени государя императора, мирным начинаниям которого, якобы, ставятся, преграды… Впоследствии подобного рода воззвания стали пересылаться в Россию через нейтральные страны, под видом пачек с фотографической бумагой, шоколадных плиток и пр.".
По словам М. Лемке, в немецкой книге П. Рорбаха "Россия и мы" указано, что в приказе по 113-му пех. полку за № 363 от 10/23 декабря 1914 года было предписано зверское обращение с местными жителями.
Оказалось, что телеграмма начальника штаба Северо-западного фронта командующему X армией действительно приказывала принять к точному исполнению требование главковерха — при наступлении гнать пред собой жителей мужского пола рабочего возраста, начиная с 10 лет".
Немцы это возмутительное распоряжение русского главковерха великолепно использовали в целях агитации…
Германская пропаганда среди вражеских армий не ограничивалась лишь одной печатной агитацией. Через специальные пропагандистские курсы пропускались солдаты и офицеры, знавшие язык противника и предназначавшиеся по окончании курсов для пропагандистской работы среди солдат противника. Попытки к "братанию" со стороны немцев известны еще с 1915 г. В 1916–1917 г. этот прием немцев принял колоссальные размеры. Германские братальщики имели каждый свои определенные функции: одни должны были во время братания заниматься шпионажем в широком смысле этого слова; другие — агитировать за окончание войны; третьи — пропагандировать миролюбие и непобедимость Германии; четвертые — демонстрировать великолепие экономического положения Германии посредством раздачи шоколада, сигар и т. п.; пятые — рассказывать о темных делишках русских властей и т. д.
Ген. Гофман не скрывает, что в 1917 г. немцы использовали "братание" в целях агитации и пропаганды. В своем "Дневнике" он пишет (29/V 1917 г.), что немецкая пропаганда на фронте дала им возможность добраться до штаба русской армии. Командующий одной из русских северных армий ген. Драгомиров был вынужден под давлением солдат разрешить нескольким германским офицерам явиться к нему. Гофман этот случай использовал следующим образом. Драгомирову было послано письмо за подписью принца Баварского, в получении которого Драгомиров расписался, но ответа не дал. Тогда Гофман приказал напечатать это письмо отдельной листовкой с пояснением, что цель этого письма — попытка договориться с Россией о мире, приложил факсимиле расписки Драгомирова в получении письма и распространил его среди русской армии.
Легко себе представить, какое впечатление произвела эта листовка на русскую солдатскую массу…
К концу 1917 года немцы начали открывать между своими и русскими окопами лавочки, продавая русским солдатам всякую ерунду и, в то же время, пропагандируя бесцельность войны со стороны русских.
Ген. Б. И. Селивачев [113]
отмечает, что 3/16 марта 1917 года в штабе 14-го Финляндского стр. полка оказался плакат, вывешенный ночью немцами и снятый русскими разведчиками, в котором сообщалось о вспыхнувшей в Петрограде революции со всеми подробностями.113
См. "Из дневника ген. М. И. Селивачева", "Красный Архив", том Н/1Х, 1925 год.
30/III-14/IV 1917 года, по словам того же Селивачева, немцы старательно пускали шары с прокламациями, в которых указывалось на речь в рейхстаге Бетмана-Гольвега о том, что Германия не ведет завоевательной политики.
Тот же ген. Гофман рассказывает в своем "Дневнике" под 15/III 1917 года, что, узнав о февральской революции, но не имея пока что подробностей этого важного события, он распорядился напечатать воззвание на русском языке, чтобы "разъяснить русским солдатам, находившимся в окопах, смысл всех этих волнений". "Иначе эти бедняги ничего не будут знать, а это было бы жалко", — заканчивает Гофман.
Не избежала германской пропаганды также и Румыния. 16 августа Румыния объявила войну Турции, а 18 августа — Германии и Болгарии. Немцы, совместно со своими союзниками, успешно ударили по румынам. И уже в декабре 1916 года русская ставка констатировала [114] :
"…Моральное состояние румынской армии, отведенной в тыл, находится в полном разложении. Усилилась пропаганда, сводящаяся к тому, чтобы убедить офицерские круги в бесполезности дальнейшей борьбы и в опасности со стороны России, которая не возвратит Румынии Молдавию, что Россия не желает образования великой Румынии. Распропагандированные офицеры в свою очередь ведут пропаганду среди солдат. В числе их адмирал Негреску".
114
См. "Стратегический очерк войны 1914–1918 гг. Румынский фронт", составил Ф. И. Васильев. Изд. ВВРС, Москва, 1922 г.
В феврале 1917 года на совещании послов союзных держав в Яссах, английский полковник Гриффис докладывал о положении в Румынии следующее:
"Деятельность железных дорог совершенно парализована. Для ее оживления абсолютно никаких мер не принимается. Солдаты, брошенные на железнодорожных линиях, умирают в вагонах с голода. Санитарные поезда брошены на произвол судьбы. Раненые гибнут без пищи и от заражения крови. Для продвижения санитарного поезда на 50 километров требуется 10 дней. Транспорты с ранеными оставались на дорогах, вследствие падежа лошадей. Тиф господствует повсеместно. Рядом с этим, префекты живут в роскоши, почему их лояльность может быть заподозрена. Никто не преследует шпионов противника…"
Немцы этой отчаянной обстановкой пользовались в целях пропаганды.
22 февраля 1917 г. ген. Сахаров сообщал ген. Алексееву, что к нему со всех сторон поступают донесения и предупреждения об усиливающейся германофильской пропаганде в населении и в румынских войсках, особенно среди офицерского состава. Один из начальников дивизии — полковник Струза перешел к противнику и издал "манифест", которым приглашал войска взять пример с его поступка, совершенного им ради спасения отечества, и извещал, что он приступил к организации стотысячной армии из пленных румын, с которой двинется на малодушных, глупых и бесчестных румын, не понимающих настоящих замыслов русских.
20 марта ген. Сахаров уже доносил, что "по агентурным сведениям подчеркивается постепенное усиление господства, враждебного к русским отношения Румынии. Такое явление наблюдается не только в разных слоях румынского общества, но и в кабинете румынского правительства, и даже в рядах войск, где рельефно появились следы планомерной и массовой агитации в пользу Германии. Дисциплина заметно пала: совершенно открыто солдаты заявляют, что офицеры — изменники и не только сами добровольно сдавались в плен, но подговаривали к тому и подчиненных… В обществе и правительстве усилились колебания, и открыто высказывалось, насколько ошибочным оказался союз Румынии с Россией…".