Агентурная сеть

Мое скверное настроение несколько поправилось после визита к заведующему референтурой посольства Захарову, также вполне оправдавшему данную ему характеристику и оказавшемуся милейшим и понятливым человеком. Он провел меня по секретно-шифровальному отделу, показал свое хозяйство и заверил, что я всегда могу рассчитывать на его помощь и содействие.

Затем в сопровождении радиста-шифровальщика я поднялся на третий этаж, он провел меня по коридору и, остановившись у одной из дверей, показал, где находится потайная кнопка.

Я надавил неприметный миниатюрный штырек, вмонтированный в нижнюю поверхность подоконника, щелкнул электрический замок, и перед нами отворилась дверь, за которой находилась резидентура внешней разведки КГБ…

Как только мы вошли, собравшиеся в общей комнате сотрудники прошли в кабинет резидента и расселись по своим привычным местам.

Я сел за стол и, прежде чем начать «тронную речь», окинул своих подчиненных внимательным взглядом.

Под моим началом было всего шесть человек. Из них разведчиками было четверо, пятый отвечал за оперативную технику, а шестой был радистом-шифровальщиком.

Раньше я знал только двоих: второго секретаря посольства Гагика Хачикяна, с которым год назад познакомился в сочинском санатории имени Дзержинского, не подозревая, что когда-нибудь нам придется вместе работать, и вице-консула Базиленко, который проходил стажировку в консульском управлении МИДа. С остальными я был знаком заочно по их личным делам.

И личные, и заочные знакомства не давали каких-либо оснований предполагать, что с кем-то из них у меня могут не сложиться отношения или нам придется конфликтовать, хотя некоторые опасения на этот счет у меня все же были.

С Хачикяном нас объединило и сблизило знакомство с Матвеевым, который был его начальником, а моим старым товарищем. В Сочи мы вместе играли в теннис, общались на пляже, ходили пить пиво в «Золотой петушок». И вот спустя всего год он стал моим заместителем. Более того, после гибели Матвеева, он в течение полугода исполнял обязанности резидента и не без оснований рассчитывал, что его утвердят в этой должности, а вместо Матвеева пришлют заместителя или рядового работника.

Приняв на связь агентов, с которыми работал Матвеев, он волею обстоятельств стал наиболее информированным и потому самым полезным сотрудником резидентуры, и по этим показателям, безусловно, значительно превосходил меня. И будет превосходить еще долго, по крайней мере до тех пор, пока я не освоюсь с обстановкой и не обзаведусь собственными источниками информации.

Как в этой ситуации сложатся наши отношения?

Не затаит ли он на меня обиду за то, что я перешел ему дорогу, не дал возможности возглавить резидентуру и сделать следующий шаг по служебной лестнице? Хотя, конечно, он должен был понимать, что вопрос, кому быть резидентом, решался без моего участия, но кто его знает?

Как мне казалось, с Базиленко особых проблем у меня возникнуть не могло. Он уважал и ценил меня, как выходца из управления внешней контрразведки, и уже во время стажировки, еще не зная, что нам придется вместе работать, относился ко мне как своему более опытному наставнику. Оставалось сохранить эти отношения и сейчас, тем более что он правильно воспринял некоторые мои практические советы и за полгода пребывания в стране сумел приобрести хорошего агента.

Правда, этот агент служил не в контрразведке, а всего лишь в дорожной полиции, и в этом смысле Базиленко пошел по самому легкому пути, потому что первый сотрудник спецслужбы, с которым приходится сталкиваться вице-консулу, это, как правило, инспектор дорожной полиции.

Но для первой командировки и это было неплохо. Я тоже начинал когда-то аналогичным образом, и первым завербованным мною агентом тоже был инспектор дорожной полиции.

Рядом с Базиленко сидел Лавренов, работавший под прикрытием Агентства печати Новости. Как и у Хачикяна, это была его вторая командировка, однако в отличие от заместителя резидента, достижения Лавренова были намного скромнее. Он был не слишком силен в агентурной работе, но зато его несомненным «коньком» было умение обрабатывать информацию. Этого, кстати, как раз и не хватало Хачикяну, что, как я знал, и оказалось решающим обстоятельством, когда рассматривался вопрос, утверждать ли его резидентом или прислать из Москвы.

В дополнение к своим источникам Лавренов принял на связь агента из канцелярии премьер-министра, с которым раньше работал Матвеев. Это было очень ответственное дело, и меня просили взять организацию связи с этим агентом под личный контроль.

Впрочем, это было излишне: резидент отвечает за все, что происходит в резидентуре, и поэтому вся работа должна находиться под его личным контролем!

Последним оперативным работником был Выжул, работавший под прикрытием торгпредства. Он приехал на несколько месяцев раньше Базиленко, но, в отличие от вице-консула, ничего существенного пока сделать не сумел.

По наследству от предшественника ему достался агент в министерстве экономики и финансов, освещавший проблемы сотрудничества с другими странами, и худо-бедно он с ним работал, но новых связей почти за год работы приобрести не смог, да и не очень старался, и это вызывало обоснованное недовольство руководства, потому что где еще вербовать, как не в Африке?!

Но еще более, чем недостаточная активность в приобретении новых источников информации, руководство африканского отдела было обеспокоено многочисленными (естественно, по мерам загранработы), хоть и мелкими, но чреватыми большими осложнениями происшествиями, словно преследовавшими невезучего Выжула. Трудно сказать, чем это объяснялось: и парень он вроде бы был вполне самостоятельный, в институт международных отношений поступил после службы в воздушно-десантных войсках, и прошел, казалось бы, неплохую жизненную школу, однако во многих его действиях сквозили то какая-то непонятная робость, то наоборот какое-то пренебрежение здравым смыслом и элементарными мерами безопасности. Такое случается с людьми, пытающимися скрыть от окружающих неуверенность в себе и хоть как-то компенсировать недостаток решительности и отваги.

А в итоге на этой почве одна за другой происходили различные накладки, за которыми рано или поздно, могло последовать и более серьезное происшествие.

В общем, для меня это был еще один объект пристального внимания и контроля.

В немногочисленных резидентурах, а именно к таковым относится большинство резидентур в африканских странах, каждый сотрудник на счету. Когда в распоряжении резидента всего три-четыре человека, он не может позволить, чтобы хотя бы один из них выпадал из «ансамбля», потому что сразу оголяется какой-то важный участок. В таких резидентурах все, независимо от своей специализации, должны заниматься всеми направлениями оперативной работы: вербовать агентов и работать с ними, добывать информацию, писать сообщения, обеспечивать безопасность проводимых мероприятий, советских учреждений и всей советской колонии — то есть быть специалистами широкого профиля, мастерами на все руки.

Это в больших резидентурах можно разделить всех работников по линиям работы и каждому поручить какой-то конкретный участок или поставить перед ним ограниченную задачу: один ищет полезные связи и устанавливает с ними первичный контакт, другой ведет их изучение, третий осуществляет вербовку, четвертый работает с агентом, пятый занимается поддержанием безличной связи, шестой прикрывает четвертого или пятого, седьмой… впрочем, всего и не перечислить!

А в итоге в больших резидентурах работник может провести за границей много лет, но, выполняя какие-то узкие задачи, так и не овладеть всеми направлениями и приемами оперативной работы.

Когда я находился в натовской стране, один из моих коллег по резидентуре работал с агентом, занимавшим скромную должность охранника в региональном штабе этого военно-политического блока. Впрочем, слово «работал» применительно к данному случаю звучит весьма относительно, потому что за две командировки общей продолжительностью более восьми лет мой коллега виделся с этим агентом всего несколько раз, а все остальное время поддерживал с ним безличную связь.

Эта безличная связь заключалась в том, что охранник в течение нескольких недель набирал определенный объем секретных документов, предназначенных для уничтожения, однако ухитрялся не сжигать их или спускать в бумагорезательную машину, а вывозить на городскую свалку и оставлять там в обусловленном месте.