Агей
Шрифт:
– Погрустили – довольно. Есть-то хочешь?
– Хочу, – сказал мрачно Агей. – Когда домой шел, грозил сам себя три дня голодом морить. А улица так вкусно пахнет, что даже в животе запищало.
– Никогда не давай зароков. Почему – долго объяснять, да я и не сумею объяснить. Запомни просто: тетка Мария не велела зароков давать, а она знала, что говорит.
И такая тень легла у Марии Семеновны под глазами, что Агею зябко стало, а она уже улыбалась.
– Улица, говоришь, вкусно пахнет? Так ведь завтра День пирога.
– День пирога?
И календарях
– Какие цветы?
– Так промеж нами положено: женщины пироги пекут, а мужчины цветы несут.
День пирога
Утром на улице было как на праздничной кухне: запахи уж и не питали, а ходили хороводами. Встречные люди хитро поглядывали друг на друга и улыбались. Ведь в каждом доме у каждого очага совершалось вкусное таинство.
Из громкоговорителей ясно, чисто, до мурашек, пропела вдруг волшебная труба и пролилась, как золотой дождь, «Песнь петушка», залетевшая на берега Черного моря из-за океанских далей.
В школе тоже что-то было не так. Агей сначала не понял, а вошел в класс – наполовину пуст. Ни одной девочки.
– Ребята! – ахнул Вова с первой парты. – А ведь Вячеслава-то Николаевича нет… Что будем делать?
– А что мы должны делать? – спросил Агей Огнева.
– Петь и дарить цветы.
Перед классом вышел Борис Годунов.
– Братцы! Новую песенку слыхал. Песенка тихая, но главное, припев у нее простой: «Тру-лю-лю! Тру-лю-лю! Тру-лю-лю!» Чтоб у каждого была гитара и – тру-лю-лю! Остальное беру на себя. Прорепетируем. – И, отбивая пальцами ритм по учительскому столу, он негромко запел:
Пробудилась лягушечка к жизни –Изумруд среди черной воды.У лягушечки нет укоризныНа морозы, на ветры, на льды.Взмахнул руками, и ребята нежданно стройно подхватили:
Тру-лю-лю! Тру-лю-лю! Тру-лю-лю!– Хорошо, – похвалил Годунов. —
Голосок немудрен после стужи,Чуть урчит. Но добреет душа.И дрожат засиневшие лужи,И травинка на радость взошла.– Тру-лю-лю! Тру-лю-лю! Тру-лю-лю! – Агей грянул вместе со всеми.
– Тихо-о-о! – Годунов махнул перед грудью руками. – Теперь о форме одежды. Верх и низ – черный, на груди у каждого алая живая роза. Розы в честь праздника бабки будут продавать по рублю, но уж… разоримся.
– Не учимся, что ли, сегодня? – спросил Агей.
– Чудак! – засмеялись ребята. – Сегодня День пирога.
Годунов скомандовал:
– Ребята, по домам! В одиннадцать пятьдесят пять каждому быть за своей партой, без портфеля, но в полном параде.
В двенадцать ноль-ноль дверь класса
отворилась и три грации с золотыми коронами на головах: Крамарь, Чудик, Ульяна – вошли с подносом, на котором весело громоздились совсем крошечные пирожки.– Отведайте.
Откуда только степенность взялась в семиклассниках?! Не через голову друг друга, не гурьбой, без гогота, без воплей, выходили, брали двумя пальчиками, отведывали.
– А теперь пожалуйте!
Пожаловали. Встали рядком и пошли за девочками в зал.
– Вкусно, – шепнул Агей Годунову.
– Это же наши девочки! – В голосе Годунова звучала «собственная» гордость.
В зале по стенам стояли столы, а на столах!!! Пирог шестиклассниц был в виде толстой румяной свиньи, окруженной множеством румяных поросяток.
Семиклассницы ударились в лирику. Седьмой «А» напек «лебедей», «Б» – морского царя в окружении морских звезд. Пирог родного «В» изображал почему-то «Фудзияму».
– Наши – во! – толкнул Годунов Агея.
Заиграли невидимые гусли, мгновение тишины, всего мгновение, и ребята дружно, не жалея голосов, грянули «Славу».
Потом каждый класс выступил со своим номером.
«Тру-лю-лю!» седьмого «В», их черные костюмы, их розы очень всем понравились.
Цветы мальчики подарили девочкам и учителям.
У Агея сердце дрогнуло, когда он подошел к столу своих семиклассниц. Он хотел положить цветы перед Крамарь, но увидал, что у нее в руках уже целая охапка. Он подарил букет Чхеидзе.
– А теперь пошли мой цветок дарить, – сказал Годунов, в руках у него была коробка.
– Екатерина Васильевна!
Она обернулась.
– С праздником, мальчики.
– Это вам, – сказал Годунов.
– Мне?! – Екатерина Васильевна вспыхнула, и ее белые волосы стали еще белее, нежнее. – Что здесь?
– Я прямо с горшком, – сказал Годунов, поднимая крышку.
– Орхидея! – ахнула Екатерина Васильевна. – Годунов, милый, да откуда же у тебя такое чудо?
– Саженец брат привез, а я вырастил.
– Какие же вы удивительные у нас! Как мало мы вас знаем! – ахала Екатерина Васильевна.
– Бежим! Пировать пора! – шепнул Годунов Агею.
Пир был на весь мир. На пиру вдруг объявился Вячеслав Николаевич.
– Что-то вас не видно было? – удивилась Валентина Валентиновна.
– Я прямо с поезда… Ну, как мои?
– Седьмой «В» – это седьмой «В». Между прочим, Снежный Человек сдал историю и аттестован по зоологии. Что-то я этого в ум не возьму. Его надо вроде бы в восьмой переводить, а он и в десятом будет на своем месте.
– С Агеем все в порядке, – улыбнулся Вячеслав Николаевич и похлопал себя по нагрудному карману. – Я привез ему вызов в математическую школу.
– Да-а, – сказала Валентина Валентиновна не очень-то радостно. – Я вижу, вы довольны.
– Ну конечно, доволен. Агей – прирожденный математик.
– Хотите ложку дегтя?
– Дегтя? Валентина Валентиновна – праздник!
– Да я не для того, чтоб испортить… Радость ведь и задумчивая может быть… Агей не один сдал историю.
– С Ульяной?