Агнесса. Том 1

И тогда, как раз тогда, она впервые поняла и почувствовала: любовь, иная любовь (возможно, та, что дается во благо или в наказание свыше) подобна неизлечимой сладостно-трагической болезни, от нее нельзя избавиться, как невозможно содрать с себя всю кожу.

Она приготовила довольно посредственный ужин (продукты были на исходе) и, не в состоянии усидеть на месте, ходила по маленькой комнате. Здесь почти не было мебели: стол, кровать, два стула и похожий на ящик шкафчик, — но это не бросалось в глаза. Напротив, казалось, что в комнате тесно. Ощущение убогости будто придавливало к земле: в голову не приходило ни одной светлой мысли.

Джек вошел, как всегда, внезапно, принеся с собой запах мороза, швырнул в сторону вещи. С Агнессой он не поздоровался, не взглянул на нее. Раньше этого никогда не случалось, теперь — то и дело. Он будто бы в чем-то обвинял ее — причины она не знала. Быть может, она слишком старалась сыграть роль простой женщины, довольствующейся малым, и в результате стала казаться ему обыкновенной, лишенной прежнего очарования, а возможно, напротив, не утратила ничего, но все, что ранее окружало ее ореолом волшебства, здесь, в дикой погоне за золотом, потеряло вдруг свою ценность, и Джек стал равнодушен к ней.

Они молчали с момента его возвращения и до той поры, пока он не закончил есть.

— Что нового, Джек? — спросила наконец Агнесса, подойдя ближе.

— Ничего, — устало ответил он. Подбежал Керби, но Джек оттолкнул потянувшуюся к нему доверчивую морду.

— Что-нибудь случилось?

— Случилось? — медленно повторил он. — Нет. Просто мне все надоело. К чертям этот прииск!

Она пристально смотрела на него. Слишком юная, неопытная, девушка совсем не знала, как себя вести, если Джек начинал вдруг выходить из себя: покорности противилась гордость, устраивать сцены не позволяло воспитание.

— Что так уставилась? — разозлился он. — Не видала?

Румянец залил лицо Агнессы.

— Как ты можешь! Я не узнаю тебя, Джек!

Он усмехнулся.

— Ну вот, начинается… Стоило возвращаться, чтобы услышать упреки! Брось, Агнес!..

— Но почему ты говоришь со мной таким тоном?

— Потому что мне сейчас не до нежностей! Можешь ты понять?

Он отвел от нее взгляд. Ему вспомнилось вдруг другое время: жизнь до знакомства с Агнессой, беззаботная, шальная, вспомнились прежние похождения, конный завод, любимая работа, бесшабашные друзья-приятели, все то, что осталось в прошлом, о чем он до сих пор не думал и о чем не жалел. И Джек понял внезапно: праздник его души кончился. Он и так тянулся на удивление долго.

Агнесса что-то говорила… Джек не слышал и потому переспросил:

— Что ты сказала?

Она повторила:

— Я спрашиваю: в чем дело, Джек! Как ты можешь так говорить со мною?! Я понимаю, тебе тяжело, но и мне не легче, поверь!

— Знаю, Агнес! — с досадой проговорил он. — Оставь меня в покое!

Ему, наверное, просто показалось, что он так измотался, работая на прииске; во всяком случае, он внезапно ощутил прилив непонятного бешенства и какой-то животной силы. Агнесса подняла свои зеленые, как у кошки, глаза. Джек смотрел холодно и зло. Таким она его еще не видела и потому невольно отшатнулась.

— Что боишься? Меня боишься? — глухо произнес он.

Ресницы Агнессы дрогнули. Оказывается, в Джеке, которого она знала и любила, жил еще и другой человек, незнакомый, способный вызывать страх.

— Не боюсь, — проговорила она, сжимая пальцы. — Но… не смотри на меня так!

— Это почему? Что тебя не устраивает?

Как это часто бывает, при подобных обстоятельствах человек не может совершить больше, чем ему позволят другие, а побеждает обычно тот, кто психологически сильней; все это происходит чаще неосознанно и стихийно и как нельзя лучше выявляет истинную природу людей.

Оскорбленное достоинство не позволяло Агнессе уступить. Джек это почувствовал.

— Ты злишься и ругаешься на меня из-за того, что нам не везет с золотом, хотя прекрасно знаешь, что я не виновата ни в чем! И смотришь так, будто хочешь ударить! — произнесла она четко и твердо, не опуская глаз. А потом добавила неожиданно мягко: — Не надо так, Джек!

— Разве я могу тебя ударить? И я на тебя не ругался, ни одного плохого слова тебе не сказал, — возразил он, сам чувствуя, как близка она к истине. Однако это лишь обозлило его: он почувствовал, что не может говорить грубости стоящей перед ним женщине, не ощущая при этом неловкости.

А Агнесса, с трудом сдержав слезы, отвернулась, отошла в угол, где сидел обиженный Керби, опустилась рядом с собакой на колени и принялась гладить ее. Керби положил голову на плечо хозяйке, как бы показывая, что он с ней заодно.

— Если бы я знала…— прошептала Агнесса тихо, но Джек услышал.

— Что ты там шепчешь? — сказал он. — Если б ты знала, то не связалась бы со мной, да? А может, ты давно жалеешь об этом, с самого первого дня?

— Ты же знаешь, что нет! — звонко воскликнула вдруг она в ответ на его слова, произнесенные пренебрежительно и раздраженно. — Я готова была мириться с чем угодно, пусть бы мы жили бедно, пусть были неудачниками… но я никогда не думала, что ты сможешь так обращаться со мной! И я не хочу, чтобы ты к этому привыкал! Чем я заслужила такое, скажи прямо? А если не можешь ответить, то я не позволю тебе так разговаривать со мной!

Глубоко оскорбленная, она смотрела на него, не отрываясь, и в этот миг в ее взоре появилось что-то роднящее ее с Амандой. И все же — она чувствовала — стоило Джеку кинуться к ней сейчас со словами любви, он вымолил бы прощение.

— Ладно, хватит, — сказал Джек. — Уже поздно. Я устал. Думаю, пора ложиться спать. Тебе не кажется?.. Что ты молчишь?

Ответа не последовало. Девушка сидела на полу, обняв собаку и уткнувшись лицом в ее мягкую шерсть. Джек понял, что она плачет.

— Агнес! — позвал он. Она молчала.

— Послушай, Агнес!..

Джек вспомнил ее взгляд: за суровостью пряталась беспомощность; чистая зелень глаз походила на цвет гладкой ветки юного дерева, с которой только что сорвали кору. Ему стало стыдно, хотя раздражение еще не утихло до конца. Что ж, пожалуй, все это действительно только из-за него! Джек подошел к Агнессе и попытался обнять.

— Девочка моя, не плачь, прости меня… Ничего же страшного не случилось!

И этот человек мог говорить такое!.. Сердце Агнессы сжалось от обиды и боли.

— Уходи, я не хочу говорить с тобой, — вырываясь из его рук, сквозь слезы сказала она.

Тогда он повернулся и вышел за дверь.

Равнину опоясывала лента вечернего тумана. Ветер жалобно стонал где-то на чердаке, фонарь под крышей бешено раскачивался, бросая полосы света то на входную дверь, то на угол дома.

Джек стоял на крыльце. Он страшно устал и замерз; больше всего на свете ему хотелось сейчас лечь в постель и заснуть до утра. Становилось все холоднее, холод пробирал даже не до костей, а, казалось, до самых мозгов. Джек положил руки в карманы, но это мало помогало — одежда на нем была не новая и не такая уж теплая, какая годилась бы для этих краев. Черт возьми, все у него всегда было хуже, чем у других! Вот только… кроме Агнессы.