Агнесса. Том 2
Шрифт:
— Парнишку этого здесь оставим? — спросил Дэн.
— Да, наверное…
— Старуха сказала: ему намного лучше, он поправится… А ты чем занимался-то раньше? — прищурив глаза от солнца, поинтересовался Дэн. Выглядел он по-прежнему страшновато, но это его, видимо, ничуть не занимало и не тревожило; вообще он был, как решил Джек, обычным простоватым парнем, изначально, по природе своей, незлобивым, с обычными, присущими каждому недостатками.
Джек вспомнил свое лицо, которое увидел в найденном осколке зеркала: в глубоко запавших глазах давно появился блеск недоверия и злобы, который не исчез и сейчас, он отталкивал и пугал, этот неспокойный взор светлых глаз, окаймленных синевой. Сероватого оттенка кожа обтягивала скулы, а сжатые губы были бескровны…
— Я объезжал коней. Далеко отсюда, в Калифорнии, — ответил Джек на вопрос Дэна. И тут же вспомнил ослепительно-яркое время беспечной жизни, когда он мог многие мили проехать верхом под палящим южным солнцем, и все было нипочем! У него никогда ничего не болело, он не знал страха, всегда был полон сил! Он уныло вздохнул: а что теперь?
— А туда за что попал? — поинтересовался Дэн.
— Черт дернул грабить дилижансы на дорогах!
— Жалеешь?
— Радуюсь.
Дэн замолчал. Потом опять спросил:
— Сколько ты отсидел?
— Восемь лет без малого. А ты?
— Три. Тебе сколько оставалось, если б не сбежал?
— Все, что осталось, то и оставалось.
— Пожизненное?
Джек кивнул.
— Сам-то за что? — спросил он.
Дэн засмеялся нелепым сдавленным смехом.
— Убийство.
— Кого прикончил? — произнес Джек почти равнодушно.
— Жену и ее любовника, — последовал ответ. Джек слегка оживился.
— Жену?!
— Да, чего удивляешься? Правда, охранника при побеге стукнул, но это я не хотел, получилось так. Может, он и не умер. Да слушай, что ты смотришь на меня так, будто я невесть какой бандит?! — разозлился Дэн.
— Да я ничего, — успокоил Джек. — А ты что же, застукал их? Жену и этого?
— Конечно. Зашел, а они… Я сказал ей, что поеду на соседнюю ферму, меня туда хозяин послал. Так оно и было, но только получилось, что мне пришлось вернуться с полпути. Я работал у одного фермера, а она была служанкой в доме, ну и спуталась с фермерским сынком. Вот, значит, я их застал, кинулся на него с ножом и в драке зарезал. Потом ее… Да и себя здорово поранил… Сначала жить не хотелось, а потом… все прошло. — Он опять засмеялся, а Джеку вновь нестерпимо захотелось его ударить.
«Когда-нибудь я сделаю это», — подумал он.
— У тебя есть кто-нибудь? Родные, жена?
— Никого, — ответил Джек. Дэн прищурился с недоверием и хитрецой.
— А с девчонки на прииске ты что вытрясти хотел? Я слышал…
— Не твое дело! — грубо оборвал Джек.
— Пусть, — согласился Дэн. — Если нет никого — тем лучше. Пожизненное — это ж, считай, мертвец! А одной памятью сыт не будешь.
«Черт с ним, что бы там ни было, но Агнесса должна узнать, что я не умер», — решил Джек.
Они договорились уйти следующим вечером. Джек понятия не имел, что делать дальше: это состояние было ему знакомо еще со времен жизни на прииске. Он лег, закрыл глаза, постарался не думать ни о чем. Заснул и увидел во сне Агнессу: она вошла в дом в красивом платье, очень похожем на то, которое носила давным-давно, когда они еще встречались тайком на берегу океана… Она входит и, спокойная и печальная, останавливается у окна. Джек поднимается с места; подходит к ней, но она не глядит на него, всецело поглощенная чем-то своим. Он хочет обнять Агнессу, но она выскальзывает из его рук и снова останавливается неподалеку. Холодная улыбка, какой Джек никогда у нее не видел, делает лицо девушки неузнаваемым, чужим. Джек бросается к Агнессе, пытаясь поймать, но она вырывается, а он вдруг совершенно против своей воли ударяет ее по лицу, и она отшатывается, но не вскрикивает, а только смотрит на него с болью и укором и молчит. Самым страшным оказывается то, что она молчит, не произносит ни единого звука. Джек хочет как-нибудь загладить свою вину, но вместо этого бьет Агнессу
еще сильнее — девушка падает с громким стуком, словно она не живой человек, а деревянная кукла, а Джек, желая остановиться, и не имея возможности это сделать, ибо тело не повинуется ему, начинает жестоко втаптывать ее в пол. И когда наконец останавливается, то видит перед собой уже не Агнессу, а какую-то грязно-бурую тряпку. Джек поднимает ее, осознает, что это белое платье Агнессы, и понимает: от нее самой ничего не осталось. Он стоит в безмолвном ужасе: он — убил Агнессу?!Джек проснулся с этим диким чувством и, лежа во тьме, долго размышлял, не вещий ли это сон.
«Нет, — подумал он, — надо убираться отсюда! Чертовщина какая-то, мрак!»
Все огни погасли вдали, впереди была неизвестность. Он не имел ни имени, ни чести, ни истинной свободы, ни власти, ни богатства, ни сил, ни родных и близких людей, у него не было дома; лишь вечное изгнание определила ему судьба, но Агнесса… Он надеялся, что где-то там, пусть очень далеко, существует проблеск счастья… Кто знает, что стал бы он делать, если б узнал, что у него уже ничего нет?
ГЛАВА V
— Нет, Агнесса, поверь мне, пожалуйста: это как раз то, что тебе нужно. Неужели ты не видишь сама?
— Может быть, все-таки другое?
— Нет-нет, только это!
Агнесса стояла перед большим, во весь рост, зеркалом своей гардеробной, одетая в бальное платье ослепительного, дивного цвета морской волны и бросала нерешительный взгляд на другое, жемчужно-серое, только что отвергнутое Орвилом.
— Ты считаешь, оно не годится?
— Оно идет тебе, дорогая, но ты так редко надеваешь что-то яркое, необычное, — мягко произнес Орвил.
Он сидел в кресле и оттуда смотрел на жену. Агнесса сосредоточенно собиралась на первый в своей жизни бал. Собственно, он намечался завтра, но необходимо было все подготовить заранее.
«Бал» — одно из немногих слов, способных сразу заворожить любую женщину, и Агнесса не являлась исключением. Один бал в ее жизни был, в пансионе, бал без кавалеров, на котором девушки-выпускницы показывали свое искусство танцев под взглядами строгих наставниц, но на таком грандиозном торжестве, как нынешнее, ей не случалось присутствовать. Агнесса волновалась, ее успокаивало лишь то, что там она, как и везде, будет одной из многих. Месяц назад, получив приглашение, она заказала туалет. Все было просто, без вычурности, но изящно: жемчужно-серое платье с широкой юбкой, узкое в талии, с открытыми плечами, ожерелье из прозрачных камней на шее, а в гладко причесанных волосах — белые цветы. Но сегодня вдруг принесли это платье, такого же фасона, но другого, потрясающего цвета, из переливчатой ткани, купленное Орвилом втайне от жены. Это был настоящий сюрприз, но Агнесса растерялась: она не привыкла к смелости в выборе одежды, хотя считала, что Орвил не прав — она и дома часто одевалась нарядно. Просто это платье решительно затмевало все ее прежние туалеты.
Агнесса склонила на бок голову, расправила шуршащую ткань юбки, слегка пристукнула каблучками туфель. Да, цвет морской волны наилучшим образом подчеркивал зеленое сияние ее глаз и золотистый оттенок кожи, даже на вид бархатистой и теплой. А как блестящая ткань обтягивала талию! Агнесса поймала себя на мысли о том, что неприлично, пожалуй, столь откровенно любоваться собой, и улыбнулась.
— Изумительно, Агнесса! — сказал Орвил. — И прическу стоит изменить: здесь нужны локоны. И перья в тон платью
— А веер? — спросила Агнесса, сдаваясь под натиском неопровержимости доводов мужа и восхищения собственным отражением. Это случилось едва ли не впервые: она никогда не считала себя красивой и не привыкла любоваться собой. Но теперь… Нет, она определенно была хороша!
— Черный.
— О, нет! — взмолилась она. — Это будет слишком!
Черное придавало загадочность, но оно же, как показалось Агнессе, разрушало романтический образ, внося в него нечто темное, роковое, то, что — как она считала — не было ей свойственно. Орвил встал, подошел к Агнессе, потом отступил на шаг.