Агония обреченных

«Запас» оказался в носовой части, в ящике; оттуда Бредли извлек армейский вещевой мешок.

— Что тут у нас… — Бредли развязал узел и заглянул внутрь. — Икра черная, осьминог, тушенка… — рассматривал он этикетки банок. — Коньяк… Дональд, вы словно на пикник собрались плыть, а не на войну!

Все то время пока Бредли «хозяйничал», Роуч безучастно сидел и с безразличием наблюдал. Он был выбит, подавлен. Он был потерян.

— Дональд, сейчас вы похожи на человека, которого завербовал агент иностранных спецслужб, — видя состояние Роуча, проговорил Бредли. — Очнитесь же вы наконец. Ничего же страшного не произошло. Свое задание по «Москиту» вы выполнили с честью, группа к вылету для выполнения задания готова. У кого и какие могут быть к вам вопросы? Что вы переживаете?

Роуч покачал головой и грустно улыбнулся:

— Умеете приободрить. Какие будут дальнейшие указания, шеф?

— Я вам не шеф, — жестко, чеканно проговорил Бредли. Помолчав, смягчил тон. — А указания будут. Точнее, предложение. В Вашингтон я сегодня уже не полечу, это дело я отложу на завтра. А сегодня я предлагаю отпраздновать наше успешное возвращение из залива Свиней, черт бы их побрал! — он кивнул на вещмешок и добавил просительно: — Ну не пропадать же добру, а?

Роуч глубоко вздохнул, словно вынырнул из водоворота и коротко махнул рукой:

— Согласен.

В двухместном гостиничном номере они просидели до утра. Говорили обо всем и ни о чем: о погоде и о коммунистах, о женщинах и о Гитлере, о папе-маме и о Советском Союзе. Особенно — и это удивило Бредли — Роуча интересовала тема полета Гагарина в космос.

— Скажу вам по секрету, — шутливо признался он Бредли, — космос — моя мечта. Как я завидую этому русскому, как бы я хотел оказаться на его месте.

К утру Бредли имел полный портрет, характеризующий Роуча. Позже до Роуча дошло: он рассказал Бредли о себе все, в то время как о нем он не узнал ничего.

— Вылет группы назначен на сегодня на двадцать один час. Из лагеря они уже отплыли, — уже утром, собираясь, затронул Бредли «тему»; ночью они о ней не вспоминали. — Выезжайте на аэродром, осмотрите самолет, сделайте последний инструктаж-напутствие группе, проконтролируйте вылет. Это ваша обязанность, между прочим. Завтра отправляйтесь в Новый Орлеан, оттуда свяжитесь с дядей и доложите, что группа благополучно вылетела. — Бредли поправил перед зеркалом узел галстука и обернулся. — Думаю, скоро вы окажитесь в Вашингтоне.

— Хорошо. В Вашингтоне как я смогу вас найти?

Бредли написал на клочке бумаги номер телефона и показал его Роучу, дождавшись, когда тот кивнет, он клочок сжег.

— Только на пару недель я хочу попросить отпуск. Устал. Как думаете, дадут?

— Ну, это как будете просить, — усмехнулся Роуч.

Уже прощаясь, Бредли спросил:

— Послушайте, Дональд, а почему бы нам не перейти на «ты»?

— Почему бы и нет? — вопросом на вопрос ответил Роуч. Это был как раз тот случай, когда такая форма ответа была согласием и не выглядела невежеством.

Это было воскресенье 16 апреля; флот вторжения на полном ходу шел к берегам Кубы. В залив Кочинос (залив Свиней). До высадки десанта осталось меньше суток.

Глава 14

Весь день воскресенья 16 апреля президент США Джон Кеннеди находился в подавленном состоянии и не находил себе места. То, что прочитал он в утренних газетах, повергло его в сильное смятение и одновременно поставило в тупик.

«Летчики военно-воздушных сил премьер-министра Фиделя Кастро подняли мятеж и нанесли бомбовые и ракетные удары по трем важнейшим авиабазам». Именно такое сообщение Ассошиэйтед Пресс с Кубы опубликовали многие газеты. Осторожничала лишь «Нью-Йорк таймс»; слишком влиятельной была эта газета, чтобы допустить даже неточность в вопросе такого характера и масштаба. В ней была опубликована осторожная статья Теда Шульца, присланная им из Майами, в которой никаких конкретных утверждений не было; в ней ставились лишь вопросы. Но какие это были вопросы!

Откуда «Кубинский революционный совет» мог заранее знать о дезертирстве летчика, если сам летчик, приземлившийся в Майами, заявил, что они весьма поспешно бежали?

Прочитав это, Кеннеди долго сидел, глядя в одну точку, играя при этом желваками. Он вспомнил заявление Кардоны; его опасения подтвердились; то заявление без внимания не осталось. Президент вышел из-за стола и стал расхаживать по своему кабинету в поместье Глен-Ора.

— Ты уже читал? — с порога спросил вошедший Роберт Кеннеди, брат президента.

Джон ответил коротким взглядом и вновь стал неторопливо расхаживать, опустив голову.

— Своим заявлением он подрезал сук, на котором сидит и подставил меня. Подставил всех нас. Его тщеславие слишком дорого обходится Америке. К тому же нам и своего головотяпства хватает, чтобы сносить еще чье-то.

— Ты имеешь в виду — самолет?

— Все вкупе. А самолет… это, совсем уже ни в какие ворота… Скажи, Бобби, так может работать спецслужба такой страны, как Америка? Как можно было готовить такую операцию и не продумать, не проработать детально! вопрос с самолетом?! Это даже вопросом-то назвать нельзя, это… — президент пожал плечами и так и не нашел определения. — Что, не знали, что у самолетов Кастро кабины с плексигласовым остеклением? Или что пушки у них расположены под крыльями тоже не знали? Не знали?! К черту тогда такую разведку. А если знали… тогда какого ж черта! Или это я должен был проверять самолеты и… чистить им ружья? Или что, — президент остановился посреди кабинета и с недоумением посмотрел на брата, — нельзя было провести бомбометание, прострелять пулеметы и сделать так, будто самолет действительно только что вышел из боя, этого нельзя было сделать?! Трудно?! Или ума для этого много надо? Привезли самолет, будто с выставки… весь в смазке… Мы из боя, мы стреляли!.. Бездари… Даже журналисты заметили! Не может быть мелочей при проведении такой операции. Не может.

Президент вновь заходил по кабинету, его брат, Роберт, молча сидел в кресле, опустив голову, словно сам был в чем-то виноват. Впрочем… в чем-то, наверное, все-таки был. Кто-то недодумал, кто-то недоработал, кто-то недопроверил, в итоге — вылилось.

— Нам же не отмыться, Бобби, — задумчиво проговорил Джон Кеннеди, остановившись у окна. — Мы же по уши вляпались. Ты знаешь, — президент обернулся, — мне кажется, согласившись на эту авантюру, я совершил главную ошибку своей жизни. Не надо было… И это накануне встречи с Хрущевым…

— Да подожди ты, — Роберт понимал, в итоге — тащить все брату, но такое его состояние вызывало чувство тревоги. Он мог совершить ошибку, которая приведет к непредсказуемым и необратимым последствиям: — Высадка десанта еще не началась, а ты уже сдался. Вот свергнут они Кастро и все! Все эти недоработки с самолетом, необдуманное заявление Кардоны покажутся мелкими огрехами в большой игре. И Хрущев тогда… пусть сотрет свои зубы хоть до корней.

— Не свергнут они никого, — с долей обреченности сказал президент. — По крайней мере я в этом очень сильно сомневаюсь. У них просто не хватит для этого сил.

— Ну так поможем же…

— Нет. Никакой военной помощи. — Это было сказано жестко и безапелляционно. Кеннеди отошел от окна и вернулся в свое кресло.

Роберт понял: брат принял решение, уговаривать бесполезно, однако попытку все же сделал:

— Джон, если мы их сейчас бросим, это будет конец. Провал операции…

— Операция была обречена на провал изначально, — прервал Джон брата. — Так операции не готовят и не проводят, это — во-первых. И, во-вторых, о неучастии вооруженных сил США в этом деле я заявлял с самого начала, а мы и так уже… — Президент помолчал, затем, понизив голос, продолжил: — Вчера по предложению Зорина (Зорин, Валериан Александрович, в 1961 году — постоянный представитель СССР при ООН) было созвано чрезвычайное заседание Политического комитета Ассамблеи. Так вот на этом заседании нас уже в открытую обвинили в «вероломном трусливом нападении» на Кубу, а ты говоришь… Нет, на этом — все.