Агрессия. Хроники Третьей Мировой. Трилогия

— Давно… лет десять назад. А про накидки, это поправимо, лишь бы ветошь подходящая нашлась. Если нужно, могу научить, товарищ старший сержант…

Однако подход оказался не верным: неожиданно, Улюкаев воспринял моё предложение как некий утончённый подкол и жёстко оборвав разговор приказал заниматься изучением матчасти. Остальные разведчики приняли сторону командира, хотя потом исподволь поглядывали в мою сторону с любопытством. Обижаться на такой поворот событий смысла не было, тем более, что пошивом собственного балахона сержант не запретил. Следующие двое суток. Прошли довольно быстро, всё моё время заняло изучение принципов работы новой снаряги. Со скрипом, удалось наладить общение с остальными бойцами, а с будущим старшим разведчиком моей «тройки», даже появился некий намёк на взаимопонимание. Это был высокий, нескладного вида молодой парень с угрюмой, удлиненной физиономией. Звали его Эдик Аникеев, тот самый моряк-балтиец. Он здорово помог разобраться с использованием «звёздочки» и втихаря пошил себе такоё же лохматый костюм как у меня. В процессе, удалось немного узнать о том, как моряк попал к нам. Оказалось, что война застала его в увольнении, парень гулял по Питеру в компании сослуживцев как раз в тот самый момент, когда начался ракетный налёт на базы Балтфлота. Им удалось пересидеть обстрел и последующие пару дней в подвале какого-то дома. Их, оголодавших и оглохших от непрестанной канонады нашёл военный смешанный патруль. Их эсминец получил серьёзные повреждения и затонул. Командование сформировало три полка морской пехоты из числа офицеров и матросов с потопленных кораблей. Эдик освоил ручной пулемёт и вскоре попал в разведывательно-диверсионный батальон капитана второго ранга Мельникова. Месяц Аникеев с товарищами ходил в рейды по американским тылам, где и заслужил свой позывной — Угрюмый. Дело в том, что из-за контузии Эдик стал заикаться, а чтобы последствия не были так очевидны, перестал длинно говорить, в коротких, рубленных фразах дефект почти не был заметен. Мы сразу же договорились, что зовём друг друга по прозвищам. Чтобы в бою не путаться и не отвлекаться на уставные условности. Узнав, откуда взялся мой позывной, Аникеев только понимающе кивнул, тактично не став расспрашивать подробнее. В ответ на откровенность, он рассказал об особенностях войны в блокадном Питере, правда, совсем немного. Против них с самого начала стояли ударные части группы «Северо-запад», только на треть состоящие собственно из американских подразделений. Основную ударную силу составили финские, норвежские и прибалтийские части. Последние, занимались только санацией, в боях на передовой не участвовали. Лучше всех воевал норвежский армейский спецназ «Херен Ягеркоммандо» [13] . Угрюмый мельком упомянул, что «норвеги» воевали предельно жёстко, если не сказать жестоко. С трудом мне удалось разговорить парня. Сидя напротив меня, Угрюмый подшивал изнанку своей «горки» и тихо рассказывал:

— … Мы тогда из города партию беженцев перевозили. Есть там местечко такое — Тосно. Служба тыла выделила два десятка трофейных грузовиков, а с фронта сняли два неполных взвода пехоты и придали взвод танков для сопровождения. Ну, сформировали колонну, да пошли. По ночному времени не останавливались, я с ребятами лазил вперёд, по флангам шарил, вроде чисто шли. На третьи сутки, наскочили на непонятный джип, при нём человека три-четыре. Шмальнули они в головной танк противотанковой ракетой, тот не загорелся, но встал, гусянку сбили. А эти шустрые тут же завязали бой но мы их выдавили в лесополосу. Фланг левый развернули на всякий случай, так и шли где-то с полчаса. Те снова налетели…

— Но с другой стороны, или с тыла?

Эта фраза невольно вырвалась у меня, вызвав мрачный утвердительный кивок Эдика. Замолчав ненадолго, он вынул из кармана штанов измочаленный от частого использования резиновый ручной эспандер и крепко сжав чёрный кругляш продолжил рассказ.

— Верно. Мы тогда тоже не насторожились, снова отбились и пошли дальше. Правда и выбора особого не оставалось: триста гражданских из которых половина дети младше восьми лет, а остальные это старики и женщины… У переправы через какую-то мелкую речку, «норвеги» взорвали понтонный мост, который навели для нас сапёры. Командир охранения приказал стать лагерем на два часа, покуда сапёры наведут переправу, а «вованы» прочешут противоположный берег. А потом началось. В расположении разорвалась ракета, судя по всему наведённая диверсами, затем сразу с трёх сторон ударили замаскированные противотанкисты и сожгли все три танка. По грузовикам с беженцами начали работать автоматические гранатомёты. Группу управления и командира положили снайпера. Это продолжалось минут тридцать, не больше. Когда «вованы» подошли, «норвеги» тут же снялись и ушли почти без потерь. Беженцев уцелело едва ли четверть от того количества что вышли из Питера. Как я узнал потом, многие умерли от ран, выжило около ста человек, может чуть больше.

— Как узнали, что это «норвеги», а не кто-то другой, мало ли у амеров таких вот ухорезов?

Угрюмый мрачно усмехнувшись, полез в карман куртки и достал оттуда обгоревшую по краям игральную карту и подал мне. На чёрной «рубашке» был изображён расколотый стилизованной молнией человеческий череп, а с изнанки на меня смотрел наглыми глазами уродец в цветном шутовском колпаке, в обрамлении той самой надписи выведенной чёрными готическими буквами: «Херен Ягеркоммандо» и чуть ниже по-английски: «Мы — твоя смерть!»

— Визитку они оставили на трупе командира конвоя. Его тело выкрали в суматохе и прикрутили проволокой к сосне, а под ноги бросили эту «визитку».

— Сквитаться получилось?

Забрав у меня карту, Угрюмый отрицательно покачал головой. История разбередила старую рану, но пересилив себя он всё же пояснил:

— Нет. В Питер мы потом не вернулись, город окончательно взяли в кольцо, а мы с разбитыми частями отступили с боями к Нижнему Новгороду, оттуда через всю страну сюда. Но если жив буду, счёт «норвегам» предъявлю…

Первый боевой выход выпал как раз ровно через сутки после этого тяжкого разговора. Из поиска первое отделение вошедшее в состав очередной разведгруппы, так и не вернулось. Руины словно бы проглотили разведчиков, группа успела доложить о выходе на южную окраину в район гаражного кооператива «Рассвет», после чего связь прервалась. Наблюдатели не засекли ни единого выстрела, всё было тихо и в радиоэфире. Разведчики молчали, даже по истечение контрольного срока в пять часов. А через сутки, ракетному обстрелу снова подверглась мангруппа танковой бригады пытавшаяся передислоцироваться как раз в юго-восточном направлении, ввиду городских развалин. Хмурый лейтенант Хамидулин лично пришёл к нам в казарму и нервно осведомившись у Улюкаева как там мои успехи в освоении техники, приказал готовить группу в ночной поиск, назначив его старшим. Нашу с Угрюмым тройку определили в резерв, Улюкаев всё ещё не доверял новичку, за что его трудно винить. Я бы тоже поступил так, но всё же на душе было не спокойно. Тактблок пискнул и после секундного ожидания на монохромном дисплее появился маршрут и перечень пунктов боевой задачи. Согласно приказу, в течение двух часов предстояло достичь развалин торгового центра «Элит», закрепиться в здании и начать разведку местности, по возможности выяснить судьбу пропавшей РДГ. Наше поведение напоминало бодание глупого барана с бетонной стеной. Маршрут снова был проложен от передового укрепрайона к южной окраине, только в обход гаражного кооператива. Логика командиров предельно ясна: рано или поздно, противник себя обнаружит и кому-то из нас повезёт. Выдвигаться предстояло в ноль часов, а к ноль двум уже выходить к торговому центру, который хорошо просматривается с позиций четвёртого взвода мотострелков, развёрнутой в укрепрайоне 216-ой бригады. Значит, противник не рискнёт оборудовать там пост наблюдения, велик риск обнаружить себя. Плохо другое — амеры тоже об этом знают и выдвигаться с этого направления будет ошибкой. Вызвав на экран план трёхмерный план квартала, я слегка перевёл дух. Похоже, с базой командир не ошибся, обзор на все стороны оттуда неплохой, есть куча точек для оборудования позиций, даже гранатомёт можно поставить на третьем этаже и тогда с севера фиг кто пройдёт. Подходов опять же всего два, прикрыть их минами вообще плёвое дело. Группа состояла из трёх отделений, одно из нашего и два из первого взвода. По поведению бойцов и тому как они обменивались малозначимыми фразами стало ясно, что в поиск идут в таком составе не в первый раз, а лишний тут только я. Но после того, как все увидели как я экипировался, проклюнувшиеся было смешки стихли. Улюкаев, облаченный в «горку» с накидкой, бегло, но внимательно осмотрел выставленные перед строем рюкзаки и оружие, внятно довёл задачу и пояснил конкретные задания для «троек». Нам с Угрюмым и ещё одним рядовым отзывавшимся на прозвище Воротник, предстояло занять позиции для прикрытия в здании торгового центра и ждать дальнейших приказов. Воротник был оператором наблюдения, я его ангелом-хранителем. Угрюмый прикрывал возможный отход основных подгрупп, поскольку как нетрудно догадаться был пулемётчиком. Он бережно баюкал свой штатный «ручняк», время от времени поправляя лямки рюкзака с боекомплектом. По штату на вооружении взвода стояло несколько моделей ручных пулемётов, Эдик предпочитал «печенег» [14] , одной из последних предвоенных модификаций. Приготовившись по возможности к любому развитию событий, я снарядил пять магазинов обычными патронами, а три набил дозвуковыми. Стараясь разгрузиться, жратвы, кроме четырёх больших калёных до черноты ломтей ржаного хлеба вообще брать не стал. Вместо пайка взял большую трёхлитровую флягу с подсоленной водой. Ёмкость удалось выменять у Воротника, на два тюбика сгущёнки, молодой ещё пацан, душу был готов продать за сладкое, я обменял без сожаления, ибо не сладкоежка. Раздражало то обстоятельство, что на складе не нашлось ни одного нормального пистолета. Было четыре простых «макарки», две трофейных «береты» и одна китайская подделка под американский «кольт», но при отстреле ни один особо не впечатлил, в бой с таким не ходят. Ножей само собой тоже никто не припас, поэтому взял обычный штык-нож от «калаша» и с грехом пополам направив скверный клинок до приемлемого состояния, пристроил его на левую руку, где я традиционно делаю клапан под ножик. Если особо не геройствовать и орудовать с умом, штык-нож штука неплохая, однако без пистолета было реально некомфортно. Дело в том, что из «калаша» с навинченным тихарём долго стрелять нельзя — глушитель штука крайне капризная, а враг не станет ждать, пока я его свинчу. Однако делать нечего и когда прозвучала команда, я взвалил на плечо плоский прямоугольный кофр с нашими глазами — смешным летательным аппаратом по прозвищу «Груша» [15] и пошёл грузиться в джип.

Путь от дозорного окопа, соединённого с позициями укрепрайона замаскированным и узким до невозможности ходом сообщения, мы проделали в полном молчании. Два раза прошла тестовая команда «внимание», а потом полное молчание. Каждому перед выходом выдали громоздкий прибор ночного видения, но он помогал мало: зеленовато-белая гамма слегка действовала на нервы своим однообразием, да и сам прибор ощутимо давил на глаза своим весом. Короткими рывками, чаще всего ползком по пристывшей до каменного состояния грязи, мы вышли к оплавленным развалинам обычной пятиэтажки. Тут группа распалась на две неравные части: тройка передового дозора метнулась вперёд по улице, а остальные рассредоточились вдоль обломков стены ожидая приказа двигаться дальше. В наушнике тихо, канал дозора замкнут на Улюкаева и только он слышит что и как. Минут десять мы с большими задержками шли сначала на северо-запад, всё круче забирая влево, чтобы обогнуть гаражный кооператив где оборвалась связь с разведчиками сутки назад. Через ноктовизор окружающий пейзаж казался ещё более тревожным, оптика не оставляет места полутонам, картинка распадается на резкие, контрастные мазки и трудно углядеть что-либо, пока нет движения…

— Группа вперёд! Ориентир два — автобусная остановка, правый фланг триста метров.

Снова бег, по хрустящей от щебня улице до большой воронки на дне которой скопилась застывшая вода. Впереди справа уже виднеется выгнутое подковой разрушенное здание торгового центра. Осторожно вынув из бокового кармана куртки трофейный прицел, я осматриваю развалины сдвинув ноктовизор вверх. Картина открывалась несколько иная, нежели на плане. От обстрелов пострадала крыша и верхние два из пяти этажей здания. Крыша обвалилась внутрь перекрытия верхних этажей «ёлочкой» провалились внутрь. Уцелел восточный угол крыши и две комнаты под ней. Таким образом на крышу можно подняться с третьего этажа либо по пожарной лестнице, либо на тросе. Парковка и площадь перед нами завалены щебнем и остовами машин, так что в случае чего можно пройти от укрытия к укрытию, даже под огнём с верхних этажей.

— Старый!.. Кофр не тряси, там защёлки слабые…

Это оператор нашей «леталки», лежащий рядом и зябко кутающийся в поднятый воротник бушлата, прошептал обеспокоенно. Парень шёл за мной как привязанный, чуть ли не наступая на пятки, его страх и волнение ощущались почти физически.

— Не уроню, расслабься. Как побежим, не отставай.

— Угу, понял.

Между собой, разведчики прозвали меня «Старым», видимо за почтенный по их меркам возраст и ещё за то, что держался я обособленно. Некое подобие дружбы с Угрюмым в глазах молодёжи только подтвердила мой статус нелюдимого старичка. Только Эдик звал меня как раньше в отряде — Ропшей, остальные нет-нет, да и подкалывали, намекая на очевидную всем отличительную черту…

— Вторая и третья, вперёд! Ориентир шесть-один, левый фланг, двадцать два метра!

Голос Улюкаева был напряжён, но команды звучали уверенно. Значит дозорные обшмонали здание и можно заходить. Поднявшись вслед за Угрюмым, я побежал вперёд, стараясь внимательно смотреть под ноги и по сторонам. Мины и растяжки ставят все, часто бывает так, что наши и амеровские «гостинцы» и растяжки стоят рядом. За долгих пять минут мы миновали захламлённую площадь и скопившись слева у входа в вестибюль замерли у стены. С пролёта заваленной мусором лестницы мигнул огонёк фонаря, вскинув автомат, я в прицел увидел белый треугольник на капюшоне накидки, который видно только в ноктовизор. Это Зингер, снайпер из дозорной группы, с облегчением опускаю ствол вниз, остальные тоже вроде расслабились.

— Вторая и первая — ко мне, четвёрочка — на верхотуру. Воротник, Старый, в темпе запускайте птичку. Угрюмый, выбери позицию с сектором на юг и юго-запад, глубина Где сесть решай сам. На всё вам десять минут. Выполнять!..

На крышу мы с Воротником забрались относительно легко, по остаткам сохранившейся лестницы пожарного выхода. Ветер, такой тихий внизу, тут разгулялся в полную силу, я едва удерживал планер в руках, пока Воротник разворачивал ноутбук двумя этажами ниже. Моторчик завёлся с полоборота, в свисте порывов ледяного ветра его жужжание практически не было слышно. В довершение всего стала пробрасывать мелкая, колючая снежная морось. Наконец, по его сигналу я запустил эту доску подкинув её вверх. Подхваченный ветром аппарат крутанувшись в завихрении ветра выровнялся и неожиданно резво стал набирать высоту. Тут же в наушнике раздался повеселевший голос Воротника.