Ах, Котельников рок

Мефодий послушно проследовал за Шурочкой к открытому настежь окну, выходящему на московские просторы. Из окна с четырнадцатого этажа открывался вид на Москву. У него, гостя, пропало ощущение того, что он находится в квартире, ведь обычно из окна видны деревья, дома, улицы, а здесь поневоле возникало чувство, будто находишься в некой абстрактной точке на высоте. Отсюда город воспринимался по-другому: всё казалось хаотичным и стоящим друг на друге. Несмотря на обилие машин внизу, их почти не было слышно. Далёкий шум шуршащих шинами по асфальту автомобилей напомнил страннику из Северной Пальмиры шум моря. Раздался резкий крик чайки. Мефодий жил в Санкт-Петербурге на Васильевском острове и привык к их крикам. Мимо него пролетела самая настоящая чайка. Вольная птица. Символ свободы.

Мефодий вздрогнул. Со стороны реки раздался громкий, многократно усиленный, отражённый от воды звук песни в исполнении Григория Лепса. Вот и казалось, что тот поёт чуть ли не в соседней комнате.

– Шурочка! А на кого похож Григорий Лепс в своих чёрных круглых очках: на Морфиуса из «Матрицы» или на кота Базилио из сказки о Буратино?

– На второго – после Стаса Михайлова – любимца женщин, – озарилась улыбкой Шурочка. – У нас летом постоянно слышен шум от речных трамвайчиков. Они ходят каждые пятнадцать минут, и все эти теплоходы – непременно с песнями. Может, чаю? Я люблю заваривать на травах. Какую музыку предпочитаешь?

– Современный рок. Вот мне интересно, а почему рок-певцы и гитаристы, когда поют и играют, бегают по сцене?

– В подвижную цель труднее попасть сырым яйцом, – парировала Шурочка. – Тебе нравится в моём замке?

Мефодий кивнул, внимательно рассматривая Принцессу-Александру. Она нравилась ему всё больше. Тонюсенькая, хрупкая, с бледной кожей, рассыпанными по плечам пепельными волосами, с крупными, яркими светло-голубыми глазами, да ещё, вкупе с остальными достоинствами, Шурочка – обладательница мелодичного голоса и великолепного чувства юмора. Умна и непринуждённа. Она не похожа на обычных москвичек. Скорее напоминает скандинавскую деву, ведь и сам Мефодий вобрал в себя три северных народа. Эстонская бабушка была замужем за дедом-финном. Его отец, соединивший в себе два северных народа, женился на его маме из Псковской области; жаль, они разошлись, когда их отпрыск был совсем маленьким.

– Слушай, может, вечером сходим куда-нибудь? У меня билет-то на ночной поезд.

– Оставайся до завтра! Поехали сдадим твой билет и сразу возьмём другой. На вечерний «Сапсан». Четыре часа – и Питер зажигает приветливые огни. А сегодня устроим вечеринку. У меня много творческих друзей: музыкантов и художников. Я мало гуляю по району, работаю архитектором на дому, беру частные заказы. Предлагаю пройтись по внутреннему двору нашего замка. У нас есть два заброшенных теннисных корта и уникальный кинотеатр «Иллюзион». В нём показывают классику и фильмы с европейских фестивалей: бывает, с живой озвучкой и музыкой.

3

Мефодий ощущал себя в ином, нежели привычное Петербуржье, пространстве. «Варяга» из города на Неве поражали необозримые столичные дали, над которыми огромным шатром раскинулось радующее взор яркое небо. Град Петров совсем другой, по сравнению с Москвой – жутко ленивый мегаполис. Но в северной культурной столице всё добрее – по-семейному, что ли. При этом Питер как живое существо, поражающее необузданной стихией. Город, где много воды, а ещё там поразительны незабываемые закаты.

Он никогда до этого не покидал свой город, тем ярче сейчас в Мефодии полыхали разнообразные чувства. Здесь, в Первопрестольной, всё иное, всё не так… Широкие улицы, бесконечный поток машин, бегущие по эскалатору в метро люди. Сосредоточенные, по сути замкнутые сами в себе. Все куда-то бегут, не смотрят друг на друга, словно какие-то угрюмые, невесть чем озабоченные второстепенные действующие лица в немом кино.

Шурочка прервала его мысли, резво подхватив под руку.

– А пошли пройдёмся вдоль реки Яузы. Ты мне расскажешь о Питере? Знаю, петербуржцы недолюбливают москвичей.

Они спустились вниз. Отошли от Дома и оказались на стрелке у слияния двух рек: Москвы и Яузы.

– Не ожидал увидеть столько воды в самом центре города!

– Идём. Давай немного расскажу об этой реке. Нигде больше нет так много воды и гранита, как здесь. Не будь Яузы – и Москвы бы великой не состоялось! В устье Яузы сотни лет белели паруса кораблей, прибывавших из столиц русских княжеств, знатных городов. Речные караваны от устья Яузы шли до Мытного двора в Мытищах, где платили мыт – пошлину. Отсюда корабли волоком переправляли на Клязьму, где купцам с товарами открывался путь на Оку и Волгу, и далее – везде. Поэтому, как выразился русский археолог и специалист по истории нашей Белокаменной Иван Забелин, Москва стала «добрым местом – распутием для сообщения во все стороны и во все края старинных народных сношений». И обогатилась, возвысилась. Это теперь Яуза обмелела и не напоминает о себе разливами, ледоходом, гудками кораблей. Зажатая гладкими стенами, она несёт мутные воды в Москву-реку и кажется никому не нужной. Рыбы в ней давно нет, судоходства по её водной глади – тоже. Разве что баржи-шаланды, земснаряд, белые кораблики по ней ходят от устья в Сокольники, пытаясь очистить дно от ила, погубившего жизнь в реке. И тем не менее здесь всё дышит многовековой историей…

Мефодий слушал её мелодичный голос, и перед ним чередой поплыли картинки. Огромные раздувающиеся от ветра паруса, на которых нарисовано солнце. Почему именно солнце, он не знал. Вот рулевой вскидывает подзорную трубу и командует гребцам приостановить корабль. Они приближаются к сходням, где их ждут купцы. Народ на берегу галдит и машет руками. Над холмами блестят башни старинного, ещё деревянного Кремля. Кораблей несколько, они двигаются караваном. Девицы в разноцветных сарафанах до пят машут ситцевыми платочками, приветствуя иноземных гостей.

– А расскажи мне о Питере. Мы же по-разному разговариваем. Как говорят настоящие петербуржцы?..

Мефодий очнулся от грёз. Ему страшно захотелось взять Шурочку за руку, однако он сдержался.

– Давай по порядку. Слушай, в чём разница. Москвичи обычно быстро кричат в трубку: «Алло» или «Слушаю вас». В Питере тоже так говорят по телефону, но есть у нас свои так называемые фишки. Медленно выдохнуть и, подобно классике прославленного МХАТа, с драматизмом вместо «Алло» степенно произнести: «Внемлю».

Шурочка прыснула в кулак. Мефодий продолжил, ему нравилось её веселить.

– Или вот задают тебе нежелательный вопрос, требующий немедленного ответа. Вроде: «Тебя это трогает?!». На сей счёт у нас есть характерная и не без изыска фраза: «Вам, сударь, какая печаль?». Случается, подерутся пацаны, а у нас они – горячие. Несмотря тоже на северную кровь, москвич что скажет: «Да я тебя в асфальт закатаю!»; а петербуржец произнесёт с шекспировским трагизмом: «Голубчик! Не утруждайте себя в поисках профанаций». Или тебя обозвали вонючим уродом, а ты ему с этаким невозмутимым видом: «Я недосягаем для ваших дерзновенных аргументов и дедукций». У нас в городе всё степеннее и ругаемся мы тоже медленнее. Москвич про нашего горожанина скажет: «Тормоз ты редкостный», а петербуржец ему в ответ: «Да вы просто рутинёр, милейший». Мы часто просим друзей: «Петь, сгоняй мухой за хлебом». Это неправильно… Просить об одолжении нужно так: «Дружище, да не будет тебе в тягость принести хлеба насущного». А уж что касаемо прекрасной половины человечества и рассказа о ней: «Вот это попа, вот это грудь…», у нас такие грубые сентенции «переводятся» на питерский культурный разговорный сленг иначе, с эзоповой ноткой в голосе: «Я экзальтирован вашей инвенцией». Ну и остальное тоже отличается: не хлеб, а булка; не бордюр, а поребрик; не подъезд, а парадная. Ну это навскидку. На самом деле это всё ерунда. Просто Москва и Петербург – два разных города, и жители в них разные.

– Может, перекусим? – предложила Шурочка. – Здесь неподалёку открылся прелестный вьетнамский ресторанчик.

– И что там подают? – оживился Мефодий, поправляя копну каштановых волос. – Приезжай ко мне в гости. Я тебя отведу в замечательный ресторан под названием «Карма». В нём нет меню.

– Как это? – вытаращилась на собеседника Шурочка.

– А там приносят то, что ты заслуживаешь.

Шурочка с уважением посмотрела на Мефодия. Он ей нравился.