Ах, мой милый Андерсен

Возница выпрямился, а молодой человек, сняв шляпу, поприветствовал его. Сразу видно – иностранец. Они всегда медленно и тщательно подбирают слова. Да еще и говорят тихо, – поди разберись, чего им нужно. Возница не любил иностранцев. С ними не поговоришь о ценах на масло и видах на урожай. Однако, уже один пассажир. Только бы он оказался не последним.

– Любезный синьор! Скажите, пожалуйста, когда мы приедем в Верону?

– Господин иностранец, я не любезный синьор.

– Извините, я, как всегда, что-то напутал. Господин нелюбезный синьор, когда ваша замечательная карета прибудет в прекрасный город Верону? Теперь правильно?

– Фу ты, – угрюмо буркнул Возница. – С этими иноземцами просто беда. – Где ваш багаж? Имейте в виду, места мало.

Молодой человек поднял свою дорожную сумку: "Вот мой саквояж".

– Да-а! – Нищий он что ли. Кто же ездит в чужой стране без дорожных сундуков. Одно слово – иностранец. – Вы билет покупали?

– Я купил билет у очень любезной девушки.

– Так что же вы мне голову морочите? Она вам должна была все разобъяснить.

– Видите ли, господин нелюбезный синьор, у нее был занят рот.

– Надо было подождать, пока она проглотит свой пирог и спросить.

– Я не мог.

– Все иностранцы такие торопыги… – Возница стал в позу, которая должна была означать наставление, – Понимать надо, человек не может без еды…

– Я испугался, что он ее съест.

– Пирог? Может, вы и правы. Если она будет столько есть – это добром не кончится!

– Что вы, что вы! Я… Вы меня не поняли. – Иностранец рассеянно потер висок, соображая, как бы получше выйти из затруднительного положения. – Там был молодой человек. И он… как это… сделал набег на ее прелестные уста. Он был такой пылкий итальянец, такой нетерпеливый, что я уже приготовился ее защищать.

– Ах, Луиджи! – развеселился Возница – Что за негодник! Стоит мне собраться в рейс, как он тут как тут!

– Вы знаете этого молодого человека?

– Знаю ли я его? – толстые щеки задрожали от негодования. – Знаю ли я его! Да он целый год окучивает мою Маркелу.

– Окучивает? – Молодой человек удивленно уставился на Возницу. – Окучивать это – картошка?

– Картошка? А, нет! Ухлестывает, пристает, жениться хочет! Вот!

– Поздравляю! У вас очаровательная дочь!

Гордый Возница подбоченился. – Я старался. Да только вот втюхалась она в этого недотепу Луиджи. У него и несчастного чентезимо никогда нет. Знаете, как он говорит? Возница нахмурил лоб, как бы припоминая чужую глупость: "Кошелек покупают, чтобы хранить в нем много лир, а в кармане при этом позвякивает несколько чентезимо. Все слышат, как звенит мелочь, и видят оттопыренный карман. Но у меня карманы дырявые, значит, никто не услышит, что я иду по улице. А раз никто не услышит, то и никто не приставит нож к горлу, – жизнь или кошелек!" Вот как говорит этот недотепа Луиджи.

– Какой разумный молодой человек! – восхитился иностранец.

– Вы находите? – не поверил Возница.

– Конечно. Нельзя же потерять то, чего нет. Очень разумный и обстоятельный. Да и дочь ваша, по-моему, не стала бы жаловать всяких там грабителей.

– Еще как не жалует! – Возница прислонился к дилижансу и приготовился к долгому повествованию. – Тут по осени к ней ворвались двое грабителей в масках.

– Что же это делается в благословенной Венеции, – всплеснул руками молодой человек.

– В благословенной Венеции еще и не такое делается, – укоризненно заметил Возница. – Особенно летом. Вот уж когда…

– А как же ваша дочь? – Нетерпеливо перебил его иностранец.

– Ах, да. Ворвались они, и ну кричать, деньги требовать, ножичками своими размахивать. А доченька моя ненаглядная рот вытерла, – вы же видели, она все время что-то жует, – и перцем им в глаза! А когда составляли протокол, она потребовала, чтобы ей возместили обед, – ведь пришлось сильно потратиться на приправу. Каково? – Довольный собой, Возница утер взмокший от напряженных воспоминаний лоб.

– Чего не сделаешь от страха! – Собеседник еле успел спрятать улыбку.

– Так вы думает, что она этих грабителей испугалась? – захлебываясь смехом, выдавил из себя Возница.

– Она же молоденькая девушка!

– Вы ее видели в полный рост?

– Нет, я покупал билет, а она сидела на стуле, и даже не шелохнулась, когда на ней повис молодой человек. Ваш Луиджи.

– И совсем он не мой, – обиделся Возница, – Он – прачкин. А, если вы на что намекаете, так это зря. Я на нее даже и не смотрел никогда. А ту оплеуху, которая меня в канал свалила, она мне отвесила по ошибке, – просто я мимо шел и ей под руку подвернулся. Так дело и было. – Возница потер вспотевшими ладонями по штанам и продолжал ворчливым тоном. – Если вам напели что про меня, – это все пустое. Не слушайте. Вот уже 20 лет, как мое ремесло покоя завистникам не дает. Мы с женой дружно живем. А, когда она меня поколачивает, так-то любя, – игры у нас такие. То я ее, то она – меня. С молодости еще повелось. Ежели ей захотелось приласкать от души, – потом у аптекаря доход на неделю обеспечен. И дочка вся в нее.

– Очень милая девушка, – только и смог сказать молодой человек.

– Я Маркелу в дверь пропихиваю. – Восхищение так и рвалось наружу. Наверное, Возница это знал, – потому сильно затягивался широким сыромятным ремнем. – Ей самой не влезть. А на рождество она может одним кулаком кабанчика уложить.

– Тем грабителям, можно сказать, повезло.

– Не то слово! Когда она поднялась со стула, они заикаться стали!

– Луиджи не просто смелый человек! У него еще и отменный вкус.

– Вы не шутите? – Возница не сильно жаловал насмешников.

– Шутили грабители.

– Нет, вы скажите. Вы, правда, так думаете? – Толстяк наступал. Сзади была лужа, и молодой человек совсем не хотел промочить башмаки. Они, к слову, и так были худые, а путь предстоял дальний: "Чтоб мне никогда не уехать из Венеции! – патетическая клятва спасла лужу от вторжения.

– Прошу вас садиться. – Возница услужливо засуетился. – Тут восемь сидений, вот здесь – удобные. А это место самое лучшее. Сюда и навоз не долетит, и дуть не будет. Сам я, знаете ли, сквозняков опасаюсь, годы уже.

– У вас прекрасный вид. Я заметил, итальянцы, вообще, очень молодо выглядят. – Путешественника приятно удивила забота постороннего человека. Он всегда восторженно откликался на добрые проявления. Любая малость могла тронуть его впечатлительное сердце.

– Приметливый вы народ – иностранцы. Прошу вас, не зовите меня больше нелюбезным синьором.

– Хорошо, – улыбка меняла бледное лицо, оно сразу становилось обаятельным, – любезный синьор Возница.

Возница даже крякнул от удовольствия. – А в Верону мы прибудем поутру, если Бог даст, и ночью не будет приключений.

– Какие же могут с нами приключения случиться?

– Дилижанс – он, конечно, не карман с чинтезимо, однако, тарахтит сильно на дороге.

– Можно рессоры маслом смазать.

– Масло только скрип лечит, а грохот от кареты ночью далеко слышен, – Возница опасливо оглянулся, – Вот тут под сиденьем мушкет. Он, конечно, ржавый весь, по при луне впечатляет.

– Я не подведу, можете не сомневаться, – Поэт произнес это, как настоящий заговорщик, – шепотом и почти не раскрывая рта.

– Я все-таки свечку поставил. И вы Богу своему помолитесь!