Ахиллесова пята

– Михаил Альбертович, вас шеф зовет, – доложил невидимый глазу дежурный Володя.

– На предмет?

– Ничего не сказал.

– Василий Иванович еще у него?

– Нет. Минут пять назад вниз спустился, к «соседям».

– Хорошо, иду.

Бутко еще немного помедлил, задумавшись, потер рукой подбородок, как бы проверяя, не успела ли за прошедшие полдня вырасти щетина на его тщательно, до синевы выбритой утром коже лица; затем, встряхнувшись, резко встал и уверенной неторопливой походкой вышел из кабинета.

IV

Минаев, который по-прежнему, хотя уже в одиночестве, продолжал наслаждаться гостеприимством своего уютного кожаного кресла, позволил себе после ухода шефа немного расслабиться и принять более комфортную и непринужденную позу. Слегка развалясь и скрестив вытянутые вперед ноги, он устремил задумчиво-отвлеченный взор на чем-то напоминающую перевернутую рюмку початую бутылку с черной этикеткой, на которой золотыми буквами было выдавлено недавно объясненное ему слово «Noblige», и лениво жевал хрустящий солоноватый крекер. По лицу его блуждала легкая улыбка. И вообще он был в отличном настроении. День явно удался. Впрочем, как в целом удались, что бога гневить, и все те три с половиной года, что он провел здесь, в Париже, в шкуре руководителя одной из самых крупных и, надо прямо признать, боеспособных легальных резидентур российской внешней разведки. Нет, разумеется, он тоже, бывало, допускал кое-какие просчеты и ляпы, точно так же, как и его подчиненные порой преподносили ему некоторые не очень приятные сюрпризы. Но в целом за все это время, тьфу, тьфу, тьфу, ни одного крупного прокола, не говоря уже о провале. Конечно, если быть предельно откровенным, очень уж больших достижений в плане там агентурных разработок, вербовок или каких-нибудь активных мероприятий тоже, при ближайшем рассмотрении, особенно, в общем-то, не наблюдалось. Естественно, таких, чтобы сразу, скажем, на орден. Ну а у кого они были, за последние-то годы. Когда штаты постоянно режут, финансирование, по сравнению с былыми временами, режут вообще немилосердно, а агентов-бессребреников что-то не прибавляется, особенно если учесть, что идейно-политическая основа для их вербовки с ее прежним содержанием, так неплохо работавшим в те самые былые времена, когда еще был жив Союз, благополучно накрылась медным тазом. А результаты давай, информацию давай. Слава богу, начальство в Центре хоть все, в общем-то, правильно понимает. И люди там сейчас в целом дельные у руля стоят. Настоящие чекисты, по призванию. А то как, помнится, на заре этой, не к ночи будь помянута, перестройки, в органы по партнабору табуном погнали каких-то перезрелых комсомольских вожаков и прочую тупоголовую партийную шелупонь, от которой не знали как избавиться первые секретари всяких там обкомов и райкомов. И где они сейчас? Разбежались как тараканы. По бизнесу и разным депутатским норам. И скатертью дорога. Главное, что остались люди все нужные. Достойные. Как Василь Иваныч. Вот умница мужик. Эрудит. И про коньяк он все знает, и про Жерара Филипа, и про принципы всякие. А память какая, а хватка. Ну а чего ж ты хочешь, почитай всю сознательную жизнь в разведке. Да о таких людях книги писать надо. А на кадры чутье какое. Толкового человека заприметит – сразу на заметку. И потом постоянно... в поле зрения. И правильно, молодец – кадры решают все. Как говаривал лучший друг физкультурников... Зачем он только к «грушникам» поперся?

При этой мысли благодушие немного сползло с лица Минаева. Он вспомнил последние минуты перед уходом Ахаяна, когда тот, допив свой кофе, остановил его вполне естественный, как самому Гелию Петровичу показалось, порыв виночерпия, не дав в четвертый раз ополоснуть стенки стаканов чисто символической дозой золотисто-медного напитка, и заявил, что ему надо спуститься этажом ниже, то есть в ту часть «бункера», где базировались представители ГРУ. Ему вдруг приспичило пообщаться с их шефом Косицким, который занимал в посольстве официальный пост военного атташе и с которым Ахаян, по его словам, закорешился еще лет тридцать назад, когда они оба желторотыми юнцами только начинали свой путь на тернистой стезе разведки в тогда еще благоухающем всеми красками жизни Ливане. Вполне возможно, что Василий Иванович в преддверии нового и, по всей видимости, неизбежного дегустационного раунда решил немного поберечь свои силы. Нельзя сказать, что это очень уж обескуражило Гелия Петровича. Его не то чтобы обидел или смутил, а скорее немного обеспокоил тот факт, что Ахаян собирался отправиться к Косицкому один, не прихватив с собой его, Минаева, чье присутствие на подобной встрече вполне, в общем-то, соответствовало как официальному, так и неофициальному протоколу и всем прочим возможным табелям о рангах. Конечно, вполне вероятно, что его начальник действительно хотел просто встретиться со старым приятелем и в дружеской беседе за рюмкой чая скоротать с ним часок-другой, вспоминая не самые грустные дни их задорной молодости, проведенные в бесконечных петляниях по кривым бейрутским улочкам и неспешных беседах со словоохотливыми «контактами» в какой-нибудь прибрежной таверне, под развесистым ливанским кедром. В этом случае присутствие какого-то третьего лица, естественно, неизбежно внесло бы в беседу некоторый диссонанс, тем более если это лицо было моложе возрастом и беднее опытом и видело этот самый Бейрут только если на каких-нибудь картинках, к тому же уже в абсолютно искореженном взрывами бомб и снарядов виде.

Но Минаев был опытный разведчик и своим натренированным чутьем чувствовал, что такой тертый калач, как его любимый начальник, непременно воспользуется случаем, чтобы получить в беседе с товарищем военным атташе дополнительную характеристику действиям и личности своего парижского резидента. Ну и на здоровье. Вряд ли Косицкий сможет сказать про него что-нибудь такое, что очень сильно не понравилось бы Ахаяну или кому-либо другому. Будучи шефами двух «соседних контор», они хоть и не приятельствовали, поскольку ГРУ в плане сбора информации всегда было для КГБ, а потом и для Службы внешней разведки своего рода «конкурирующей фирмой», но в любом случае отношения у них были нормальные и ровные, то есть вполне деловые и конкретные, и, когда нужно было что-то очень доходчиво втолковать послу, с точки зрения интересов общей оперативной работы они всегда действовали дружным и слаженным тандемом. На этом моменте размышления Минаева прервал стук в дверь.

– Разрешите, Гелий Петрович. Дежурный сообщил, что вы меня вызывали.

– Вызывал, вызывал, – после небольшой паузы выразительным тоном процедил Гелий Петрович и пристально посмотрел на своего заместителя, замершего на пороге кабинета в выжидательной и немного настороженной позе.

– Что-то случилось?

– Ну... можно сказать и так. – Минаев улыбнулся, но только глазами. Он не мог устоять перед искушением лишний раз проверить на прочность эмоционально-волевую устойчивость своего подчиненного. «Что, чует кошка?.. – подумал он, заметив, как Бутко отвел в сторону глаза. – Или не чует? – Бутко снова встретился с ним взглядом. – Ну да все равно. Ничего, пусть закаляется». – Проходи, проходи, что стал как вкопанный, – ободряющим голосом произнес Минаев и тут же добавил, кивнув на шкаф: – Приемную емкость там чистую захвати.

Наверное, ему все-таки не стоило вызывать сегодня этого хлопца и заводить с ним разговор именно на эту тему, подумал он. Надо бы, чтобы все это как-то улеглось, отстоялось. Тем паче – он это отлично знал, сколько было на памяти примеров – в Центре все могло решиться совсем по-другому, вовсе не так, как это планировал Ахаян. Но он не мог с собой ничего поделать. У него было хорошее настроение, и ему надо было с кем-нибудь им поделиться.

Бутко, бросив быстрый взгляд на стоящую на журнальном столике бутылку, молча, с невозмутимым видом, подошел к шкафу, открыл его створку, достал оттуда чистый стакан, присел на краешек второго кресла и выжидательно замер.

– Оформляй, – круговым жестом показав на стаканы, распорядился Минаев.

– По какой ватерлинии?

– По традиционной.

Минаев, внимательно проследив за тем, как Бутко старательно, но немного неуверенно разлил по стаканам коньяк, стараясь выдержать общепринятые в резидентуре параметры их наполнения, отметил про себя, что его заместитель с этой задачей справился хуже него самого, осуществлявшего те же действия каких-нибудь двадцать минут назад. В чем причина? В отсутствии должной сноровки или в некоей напряженности внутреннего состояния? Ладно, хватит терзать парня. Пора вводить в действие механизмы разрядки. Он молча поднял свой стакан, взглядом приглашая сидящего напротив него подчиненного последовать его примеру. В воздухе повисла секундная пауза. Гелий Петрович не знал, каким эпиграфом украсить приближающееся ритуальное действие – сама тема еще не была озвучена, да и, по совести говоря, не мастак был он говорить всякие там тосты, но сказать что-то все-таки было надо.

– За разведку. И за нас в разведке, – немного торжественно произнес Минаев и, чокнувшись с Бутко, медленно опрокинул в рот содержимое своего стакана. Отправляя туда же, спустя мгновение, тонкий ломтик лимона, он отметил, что на противоположном конце журнального столика произошло чуть запоздалое по фазе и не совсем точное, но все же воспроизведение примененного им стиля. Поймав, наконец, немного настороженный взгляд успешно завершившего процедуру зама, он, слегка откашлявшись, произнес деловитым тоном: – Тут такое дело, Михаил Альбертович. – Минаеву показалось, что взгляд напротив стал еще более внимательным. Может быть, потому что брови его собеседника слегка нахмурились, а губы сжались? – Да ты давай, закусывай, не стесняйся. Подчищай вазочки с тарелочками, – поспешил он его ободрить.

– Спасибо, – Бутко осторожно, двумя пальцами, взял из стоящей ближе всего к нему вазочки шоколадную конфетку в блестящей разноцветной обертке, но разворачивать ее не спешил.

– Так вот, – медленным размеренным тоном продолжил Минаев, делая ударение почти на каждом произносимом им слове, – в Москве, в «лесу», а конкретней, в нашем управлении, по всей видимости, намечается весьма серьезная рокировка. Причем многоходовая. И... вполне возможно... подчеркиваю, возможно... что нас она тоже затронет. Самым непосредственным образом.

– Нас в смысле... – Бутко сделал руками жест, предполагающий масштабность будущих изменений. – Реорганизация?

– Да какая еще реорганизация, – поморщился Минаев. – Обычные кадровые перестановки. Кирпичников уходит на заслуженный. Василий Иванович на его место. По сегодняшним раскладам. Только об этом, чтоб пока... ни единая душа. – Для пущей острастки воздух несколько раз рассек грозящий палец. – Ты меня понял?

– Понятно, – успокоил начальника Бутко. – А на его место?..

– А на его... – палец, секунду назад грозно рассекавший воздух, стал небрежно растирать по полировке журнального стола несуществующую крошку, – но это пока еще все тоже так... вилами на воде... но предварительно вроде как бы... было озвучено предложение... – Минаев глубоко вздохнул и, подняв глаза на Бутко, отчетливо, но все же как бы с некоторым нежеланием произнес, – вашему покорному слуге. Вот таким вот образом. – Изобразив на лице какую-то не очень понятную гримасу, он в таком же непонятном жесте развел в сторону руки.

– Ну что ж, Гелий Петрович, я вас искренне поздравляю, – начал было Бутко бодрым тоном, но с немного смущенной улыбкой.

– Да подожди ты с поздравлениями. Рано еще. Сглазишь, – слегка поморщившись, прервал его Минаев. – Я к чему вообще веду весь этот разговор. Конечно, неизвестно еще, как все это в конечном итоге сложится. Решение ведь Коллегия принимает. Но я тут, когда Василий Иванович мне все это предложил... ну на его место... согласие свое как бы дал.

– Ну и правильно. А кому еще, если не вам.