Ахматова и Гумилев. С любимыми не расставайтесь

Он и сам не знал, откуда пришла ему в голову эта мысль, ведь ему никогда не приходилось видеть, как пишут стихи другие люди. Но почему-то он был уверен, что у поэта, складывающего в уме строки нового стихотворения, должно быть именно такое выражение лица – отрешенное от всего мира, радостное и слегка нетерпеливое…

– Ну, что, Аня, берем этих ангелочков? – громко спросила Вера.

Аня чуть заметно вздрогнула, улыбнулась Вере, но брови ее слегка нахмурились, а во взгляде промелькнуло недовольство. Все это тоже не укрылось от внимания Николая, и если раньше у него еще были сомнения в сделанной им догадке, то теперь он окончательно убедился: Аня пыталась что-то сочинить, и ее раздражала так не вовремя начавшая задавать вопросы Срезневская.

С этого момента все мысли младшего Гумилева были о том, каким образом заговорить с новой знакомой о поэзии. Если бы ему это удалось, если бы он смог ненавязчиво рассказать ей о своих стихах и сделать так, чтобы она доверилась ему и прочитала что-нибудь из собственных сочинений, у них появилась бы неиссякаемая тема для бесед! Но пока повода для разговора на такие возвышенные темы что-то не представлялось. Вера звонко щебетала о выборе елочных игрушек, Аня рассеянно отвечала подруге, что та может выбрать любые украшения на свой вкус, а Сережа и Митя со скучающим видом ждали, когда же Срезневская наконец определится. Николай облокотился на край прилавка и терпеливо ждал. Как бы долго ни делали девушки покупки, рано или поздно это должно закончиться. И тогда они с Митей предложат проводить их до дома, а по дороге он обязательно снова заговорит с Анной!

Однако всем этим планам на откровенные разговоры не суждено было сбыться. После того как Вера набрала понравившиеся ей игрушки и поторговалась с продавцом, Аня осталась такой же задумчивой, как и прежде, а на предложение Николая проводить ее домой ответила вежливым отказом:

– Благодарю вас, но нам не очень далеко идти.

– Но мы бы помогли вам игрушки донести! И ваши книги тоже, – не сдавался Николай, кивая то на большой сверток в руках у Веры, то на Анину связку книг и пенал.

– Не стоит беспокоиться, они не тяжелые, – поспешно заверила его Аня.

Митя, встав за спиной у девушек, скорчил брату недовольную рожицу – ему вовсе не улыбалось провожать домой болтушку Веру и неразговорчивую Аню. Но Николай сделал вид, что не замечает посылаемых братом знаков. Как ни сочувствовал он заскучавшему Мите, отказаться от шанса подольше побыть рядом с загадочной новой знакомой было выше его сил.

– А в какую вам сторону? – задал он вопрос более разговорчивой Вере, и та, как молодой человек и ожидал, тут же принялась объяснять ему, что сначала они с Аней зайдут к ней домой, чтобы закончить наряжать рождественскую елку. Митя закатил глаза и незаметно от девушек и Сережи показал брату кулак. Коля ответил ему грустным виноватым взглядом. Ему стало ясно, что их знакомство с подругой Веры так и останется шапочным.

Все вместе они вышли из Гостиного двора, и Вера принялась прощаться с Гумилевыми.

– Рад был познакомиться, очень рад, – сказал Николай Ане, но в ответ получил лишь вежливый кивок и ни к чему не обязывающие слова:

– Я тоже очень рада.

– До встречи! И счастливого Рождества! – пожелал девушкам и юному Сереже Митя, после чего ухватил Колю за локоть и потянул его прочь от торговых рядов.

– Пошли, нас давно дома ждут, – пробурчал он младшему брату в ухо. – Сколько можно болтать?

Николай не отвечал. Ему не хотелось спорить с братом, и он послушно шел следом за ним, лишь поминутно оглядывался, чтобы посмотреть на удаляющуюся в другую сторону Анну и ее друзей. Вера и Сережа Срезневские о чем-то разговаривали, оживленно размахивая руками, а Аня шла рядом с ними, но так, словно они были не вместе – не принимая участия в их разговоре и даже не кивая им из вежливости. Николай мог поспорить на что угодно: она снова погрузилась в мысленное сочинение стихов…

Вера Срезневская тоже заметила задумчивость подруги, но приписала это совсем другой причине.

– Тебе не понравились Митя с Колей? – спросила она, когда они уже подходили к дому.

– Да нет, почему же… – пожала плечами Аня. Обижать подругу ей не хотелось, но изобразить интерес к новым знакомым было так трудно, что от Веры не укрылись ее истинные чувства, и она утвердительно кивнула:

– Не понравились. Жаль… Они – очень хорошие мальчишки, разве что Митя бывает иногда занудой. А вот Коля – он такие интересные вещи рассказывает, заслушаешься!

– В самом деле? – с легкой усмешкой бросила Анна.

– Да, сегодня он что-то был совсем не разговорчив… – развела в ответ руками Вера. – Сама не понимаю, что на него нашло! Может, просто не в настроении сегодня или у него случилось что-нибудь… Надо будет Митю спросить!

Аня снова пожала плечами. Если у ее нового знакомого и были какие-то неприятности, ее это совершенно не интересовало. Однако Вере, по всей видимости, очень хотелось реабилитировать своих друзей в ее глазах, потому что она продолжала болтать о них без остановки:

– Этот Коля знает все о других странах! Об Африке, о Бразилии, об Австралии… Заслушаешься! Он знает, какие там туземцы, какие животные – как будто сам там был и собственными глазами все видел. Если мы еще с ними встретимся, надо будет обязательно завести с ним разговор об Африке, это будет очень интересно!

– Можно будет, да, – без всякого энтузиазма согласилась Анна. Они уже подходили к дому Срезневских, и она с радостью подумала о том, что сейчас согреется. А еще о том, что ее подруге придется отвлечься от болтовни о младшем Гумилеве, чтобы показать матери купленные игрушки.

Однако Вере очень хотелось рассказать о Николае Гумилеве все, что она знала, и сразу же после показа покупок она снова вернулась к волновавшей ее теме.

– Митя рассказывал, что у Коли дома вся комната разукрашена – как будто там подводный мир! – щебетала она, стоя на стуле перед упирающейся в потолок рождественской елкой и развешивая на нее принесенных из Гостиного двора игрушечных ангелов. – Он все стены выкрасил в сине-зеленый цвет, как морская вода, сам выкрасил! И нарисовал на них рыб, и водоросли, и раковины всякие… И потолок так же покрасил, можешь себе представить? Подай мне еще вон ту гирлянду, пожалуйста!

– Да, это очень необычно, – признала Анна, вручая подруге длинную цепочку мишуры. «Попробовала бы я в своей комнате хоть одну вещь с места на место переставить, а не то что на стенах рисовать, – меня бы отец, наверное, сразу же на месте убил! – грустно усмехнулась она про себя. – А этим Мите и Коле родители, похоже, слишком много всего разрешают…»

– А еще он стихи пишет! – добавила Вера и спрыгнула со стула. – Они с Митей мне кое-что читали. Ничего так, красиво…

В глазах Анны промелькнуло удивление, но расспрашивать Срезневскую подробно о стихах ее нового знакомого она после некоторого раздумья все же не стала. «О чем может сочинять стихи человек с таким несчастным и загадочным выражением лица? – вновь подумала она с усмешкой. – Наверняка о безответной любви к выдуманной идеальной красавице и о том, что его жизнь скучна и бессмысленна! Знаю я таких поэтов, читала…» Ей сразу же вспомнились стихотворения с подобными описаниями, которые тайком от учителей записывали в свои тетрадки ее одноклассницы в гимназии, у них всегда была такая же напускная загадочность во взглядах, и они даже не догадывались, как смешно и глупо выглядят со стороны. И если в первый момент, когда Анна услышала от Веры о том, что младший Гумилев пишет стихи, ей захотелось прочитать что-нибудь из его сочинений, то теперь такое желание пропало начисто.

Не мог этот худой и бледный молодой человек, явно воображающий себя романтическим героем и прикладывающий множество усилий, чтобы окружающие тоже считали его таковым, быть на самом деле интересной личностью. Как, впрочем, не мог ей быть интересен и его брат, и любой другой молодой человек из числа знакомых Веры и других ее приятельниц. Ни один мужчина не был и никогда не стал бы для нее более привлекательным, чем студент восточного факультета Петербургского университета, с которым Анна познакомилась год назад и о котором до сих пор вспоминала каждый день. Владимир Голенищев-Кутузов…