Академия обольщения

Ухмылка: Есть конечно кой что, что может тебя полностью обезопасить.

Смесь: Стакан воды вместо секса?

Necrolog: Фу, без резинки! Удачи с ВИЧем!

Алёна брезгливо сморщилась. Хватит на сегодня, пожалуй. Подумала с тоской: «Зря я вообще это затеяла! Ну какие подтверждения собираюсь тут найти? Подтверждение будет – если SF сам возьмет да признается, что способен издеваться над людьми и даже готов был кого-то изнасиловать в поезде. Как же, держи карман шире, признается он…»

Захотелось спать. Алена почти машинально открыла совсем свежую, только сегодня созданную тему с названием, совершенно не имеющим отношения к ее делу: «Часто ли вы занимаетесь сексом по аське? [9] » – и, зевая, стала рассеянно водить глазами по монитору, читая реплики собеседников:

Птыца такой: Я регулярно. Есть несколько любимых форумчанох – вот с ними бывает кокетничаю. А одна есть – дык мы с ней уже который год интимничаем. Постоянно придумываем такие жуткие извращения, что при первой встрече даже слова друг другу сказать не смогли. Тока покраснели обои. В реальности соблазнить ее не смогу, но такой цели у меня нету. Это все испортит. Конца игре пока не видать, пока инет не отключат. А вы как прикалываитесь?

9

Аська – программа для мгновенного обмена сообщениями; эрратив от англ. аббревиатуры ICQ (айсикью).

Sperma forever: А мы как то без аськи по-старинке.

Птыца такой: Ну вот получаица, что ты не продвинутый!

Sperma forever: Получаецца што так. А куда там совать-то кстати надо?

Зло-зло: В розетку.

Sperma forever: Быстро однако технологии меняются.

Охрипыч: Неа… не понимаю я виртуального сексу.

Sperma forever: Да, виртуалу отказать…

Titan(ic!): Сам ты виртуал, ни хрена ты в жизни не понимаешь. Я кого хошь в аське изнасилую!

Sperma forever: А в натуре – слабу?

Titan(ic!): Сказал! Больно надо потом сесть!

Sperma forever: А ты так сделай чтоб не сесть.

Titan(ic!): Это как?

Sperma forever: С удовольствием!

Titan(ic!): Ну, ужос… А чо, правда было?

Sperma forever: Было. Ничо сложного промежду прочим. А теперь – спадь!

Алёна смотрела на монитор расширенными глазами и чувствовала, как у нее пересыхает во рту.

Итак, он все-таки признался! Или почти признался…

Правда, Алёна еще не представляла, что делать с этим признанием, а потому тоже пошла спать.

А на другой день она узнала, что такое gloria mundi [10] и как она приходит. Приходит – и не уходит, главное!

10

Мирская слава (лат.).

* * *

Вот невезуха. Вот невезуха, а? Бывает же такое! Раз в жизни выпал шанс… раз в жизни! И сорвалось. Га-а-адство… Или надо было на все плюнуть? Но ради таких денег-то! Нет, на работе ей бы не простили. Это деньги, но… разовая подачка. А там все-таки кормушка. Соцпакет, опять же… Где такое место найдешь?

Не повезло. Неужели придется все начинать сначала?

Ч-черт… Обидно до слез. Столько сил зря пропало!

* * *

Проснувшись, Алёна даже не подозревала, что уже знаменита, а потому все делала, как всегда, будто по-прежнему оставалась той же писательницей Дмитриевой (не принадлежащей к числу властителей умов, как она частенько о себе отзывалась), какой была всегда. Так же ела овсяную кашку на воде с белым изюмом, пила кофе, умывалась, доставала из шкафа незамысловатое, не бог весть какое дорогое белье, небрежно причесывалась, кое-как подкрашивалась, одевалась в любимый серый свитерок, узкие джинсы, дорогой – парижский! – но супер-простенький с виду плащ и, сунув ноги в туфли на высоком каблуке (она любила также говорить про себя, что всегда на каблуках, когда не в постели), выходила из дому, подобно какой-нибудь серой мышке (церковной, как уже было установлено).

Впрочем, мысли, которые роились у нее в голове, подобали бы скорее не мышке, а кошке, поэтому Алёна и направилась с утра пораньше в один проулочек неподалеку от Сенной площади. Здесь, под старыми-престарыми липами и березами, во множестве стояли мещанские двухэтажные домишки, сохранившиеся еще с XIX века. В наполеоновские планы городского начальства и крупных строительных компаний входило сооружение на этих улицах новых высоток. Все старые дома, самой собой, были предназначены под снос, жителей очень активно выселяли и расселяли, однако многие из них с обжитого места уезжать невесть куда не желали. Денег для того, чтобы приплатить за приличное жилье «наверху», то есть в «верхней» части города, исстари считавшейся более престижной, чем «нижняя», заречная, часть, местные жители не имели, а потому сидели несходно в своих обветшалых квартирах, ждали какой-то мифической справедливости (получить взамен старой – новую квартиру в том же районе и не заплатить при этом ни-че-го… наивные, как дети, разве так бывает?!) – и мешали сносу старых домой. Где-то оставалась занята одна квартира, где-то две, где-то стойко держались все жильцы. Алёна их проблемы отлично знала, потому что в одном из тех домов жила ее маникюрша Оля Фортунатова, с которой она не то чтобы дружила, но, скажем так, приятельствовала. И даже недавно гуляла у Ольги на новоселье – здесь же, в верхней части Нижнего (ага, местный топографический парадоксальный каламбур!), в Печерах, в очень недурной квартире, хоть и не в новостройке, но все же не в хрущевке на Автозаводе, не в панельной шаткой высотке в Сормове.

В доме, где еще недавно жила семья Оли, из двенадцати квартир (три на каждом этаже, шесть в каждом подъезде) осталось занятыми только две в первом подъезде. Там обитала пара пенсионеров, промышлявших сбором бутылок на Сенной площади и не желавших расставаться с хлебным местом, а еще – спившийся Володька, мужик лет сорока пяти, известный всей округе (и за ее пределами) тем, что входил в подъезды, звонил в какую-нибудь дверь и вкрадчиво спрашивал у жильцов: «У вас имущество застраховано? А то я вам щас устрою взрыв бытового газа!» Уж его и в милицию сдавать пробовали, и в психушку… Но именно что справка из психушки и спасала Володьку от милиции, и он по-прежнему жил себе поживал в доме близ Сенной.

Остальные квартиры стояли пустые, с запертыми дверьми.

В этот дом и пришла сейчас Алёна.

Она старалась держаться с самым независимым видом, однако подозревала, что вид у нее скорее вороватый.

«Ничего страшного, – убеждала себя Алёна. – Если кто-то спросит, что я здесь делаю, скажу: Ольга Фортунатова что-нибудь забыла на старой квартире и просила меня забрать и привезти ей».

На счастье, ей никто не встретился: подъезд, в котором жила раньше Ольга, стоял необитаем.

Алёна поднялась по шаткой, кособокой лестнице, морщась от мертвящего амбре, которое мгновенно установилось в старом доме, лишь только его покинули жильцы (раньше здесь просто дышать нечем было от вековых запахов кухни, старых вещей, обветшалого дерева, табака и алкоголя), и остановилась перед квартирой номер 8. Дверь, обитая рваным, порыжелым, некогда черным дерматином с торчащими там и сям клочьями ваты, как и все остальные двери, была заперта. Но Ольга, уезжая, заботливо подсунула ключ под половичок (как поступала все двадцать пять лет своей жизни в этой квартире). Алёна, которая присутствовала при переезде, помнится, еще над ней посмеялась.

Теперь она приподняла половичок с некоторым душевным трепетом: там ключ или нет? Дело в том, что ночью в голову Алёны пришли кое-какие мысли относительно ее дальнейших действий. Кое-какие планы отмщения уже стали вырисовываться, и сейчас очень многое зависело от того, найдет она под половичком ключ или нет.

Нашла!

Взяла его и открыла дверь.

Снова пахнуло тем же нежилым, мертвящим духом, и Алёна сморщилась от отвращения.

«Надо будет тут хорошенько все проветрить, – подумала она. – И „Oust`ом“ побрызгать, что ли… Хотя не факт, что даже самый лучший в мире „Oust“ старые запахи устранит. Да и ладно, не навек же, как-нибудь потерпит… А вообще, человек ко всему привыкает!»