Академия попаданок. Третий семестр

Если бы я могла делать это дома…

Но сейчас мы не дома, а в диком лесу. К тому же местные комары справились со своим удивлением от нашего появления и устремились потоптаться по обнаженным участкам тела. Я уже прихлопнула пару кровососов, но на место убитого тут же прилетал десяток новых.

– А он прав, Агапа. Скажи, какое белье тут носят местные модницы? Только не выдумывай ничего сверхъестественного, а то можешь получить, – погрозила я кулаком ухмыляющемуся суслягуху.

– Эх, а ведь мог спокойно спать себе где-нибудь на теплом песочке у моря… И чего Мартильда меня к тебе привязала? – задал суслягух риторический вопрос, потом подождал ответа и, не дождавшись, сказал: – В общем, тут большинство ходит без белья, но если вы без этого не можете, то сделайте себе повязки. Две полосы ткани, вот и всё, что в нашем мире похож на аналог вашего белья.

– Просто две полоски? – спросила Агапа.

– Да. Именно две – такие себе делали бегуньи, и, хотя вы мало похожи на бегуний, все равно носить вам это не возбраняется.

– Отвернись, – потребовала я, когда начала расстегивать бюстгальтер.

– Да больно надо, – фыркнул суслягух, но всё-таки отвернулся.

Видимо, жизнь ему дороже зрелища. Мы быстренько разложили на траве белье и, взмахнув платками и произнеся заклинание, превратили их в полосы ткани шириной с ладонь. Надеюсь, что вам не нужно описывать, как натягивают дикое подобие бюстгальтера на грудь и как делают повязку «а-ля сумоист»?

– Эй, друг, а какие одежды сейчас носят ваши модницы? – спросила Агапа у суслягуха.

Тот повернулся несколько обескураженный:

– Друг… Давно меня так не называли… Если не знаешь, как ко мне обращаться, то называй Бордуном. Это имя я ещё помню. И да, наши модницы не путешествуют одни, так ходят только крестьянки, либо небогатые горожанки. Однотонные платья из льна или конопли, передник с карманом для мелочей, белый чепец с батистовым платком и грубоватые башмаки. Вот и всё обмундирование.

Я покопалась в голове на предмет моды средневековья и снова взмахнула платком с криком:

– Фасониус Модератус!

. Пурпурная мантия на траве потемнела, потом и вовсе приобрела темно-синий цвет, как будто затянутое тучами небо перед наступлением ночи. От рукавов оторвались несколько полосок ткани и преобразились в чепец, платок и передник. Для пущей достоверности я сделала их пожелтевшими от времени. Вряд ли тут стирали «Пемолюксом». Удобные туфли скукожились и покрылись морщинами, превратившись в башмаки.

У Агапы получилось сделать более изящное платье темно-красного цвета. Ну и ладно, зато у меня теплее.

Мы быстренько оделись и осмотрели друг друга – парад исторических личностей в составе двух девушек был готов к праздничному выходу.

– Вот и молодцы. Быстро справились, – похвалил нас суслягух, но тут же добавил. – Хотя, недостаточно быстро, так как парень в кустах сидел со времени снятия вами мантий…

Он не успел договорить, как я метнула в заросли березняка заклинание:

– Столбнякиус!

Из кустов послышался мужской вскрик.

4

Когда я вытащила из кустов молодого человека, то он вращал и хлопал глазами с такой скоростью, что мне показалось, будто у него началась эпилепсия. Понятное дело, испугался мальчишка. Хотя, мы не такие уж и страшные, а можно даже сказать симпатичные. Или нет? Конечно же красивые! Иначе и быть не может! Я списала все на испуг от паралича.

Ну да, мало кому понравится, когда руки и ноги превращаются в деревяшки. Мне вот недавно не понравилось…

Чумазый парень походил на актера Александра Петрова, такой же скуластый и голубоглазый, вот только спутанные соломенные волосы доставали до плеч и явно были обрезаны ножом, а не ножницами стилиста. На теле худощавого и жилистого незнакомца трепетали непонятного цвета лохмотья, одна нога согнута в колене и подвязана так, что со стороны могло показаться, будто он одноногий инвалид.

– Сдается мне, что мы встретили одного из тех добропочтенных жителей Друмирии, который хочет вкусно есть и мягко спать, но при этом не прикладывать никаких усилий. Аферист, одним словом, – констатировал суслягух.

– У нас тоже такие попадались, в основном у церквей. Просили там милостыньку, а после на иномарках домой уезжали, – хмыкнула я. – Эй, дружок, насмотрелся на бесплатный стриптиз? Или ещё нет? Чего глазами хлопаешь?

– Марин, он же под заклинанием, – напомнила Агапа.

– Да всё равно. Глазами хлопать может, так и поболтаем, – я сдвинула брови, вспомнила всех киношных бандитов и выдала с хрипотцой Высоцкого. – В общем, слушай сюда, сявка беспонтовая, я говорю, а ты отвечаешь. Один раз глазами хлопаешь – это будет "да". Два раза – "нет". И старайся моргать отчетливо, с чувством, с толком, с расстановкой. Пока есть, чем моргать… Всё понял, шибздик фраернутый?

Парень тут же моргнул один раз.

– Ух, Марин, ты прямо как Пушок заговорила, – заметила Агапа.

Ну да, как же тут не заговорить – на лицо криминальный элемент, а они другой разговор редко понимают. Ох, послушали бы вы, как разговаривают полицейские, когда выходят из отделения, которое расслаблено расположилось неподалеку от нашего дома. Вот тут я бы категорически посоветовала мамашам купить беруши для детей, поскольку те могут передать в саду, а там эти «блатные» словечки расползутся по умам детишек и будут вызывать инфаркты у бабушек и дедушек.

– А ты чего молчал? – напустилась я на суслягуха. – Он же все наши разговоры слышал. Мог бы и предупредить о посторонних ушах.

– Ну, я… – замялся суслягух, а после обозлился. – Я вам не нянька! И вообще, чем быстрее привыкнете в этом мире оглядываться по сторонам, тем у вас меньше шансов оказаться в рабынях. Вот!

После эпического «Вот!» суслягух топнул ногой по пеньку и исчез.

Обиделся…

Ну а чего он? Видел этого шустрика с подвязанной ногой и ничего нам не сказал. Я не то, чтобы стыдилась своего тела, к тому же оно у меня помолодело с начала занятий в Академии на пятнадцать лет, но досада точила меня сильнее бешеных комаров. Так же бывает, когда ваш друг видит, как вам на кресло подкладывают острую кнопку, но не говорит, а после смеется вместе с «шутником». Это своего рода маленькое предательство, которое почему-то запоминается сильнее, чем доброе дело.

– Марин, ну чего ты в самом деле? – спросила Агапа.

– Агапа, ой всё. Он видел и ничего не сказал. Это сегодня. А что будет завтра? Пока не прощу его, пусть на глаза не попадается, – нахмурилась я.

– Это чего мне – всё время в невидимках лазить? – спросил воздух голосом суслягуха.

– Ты ещё здесь? А ну брысь отсюда! – я кинула шишку в то место, откуда слышался голос и, судя по недовольному шипению, попала.

Ну и фиг с ним. Вот успокоюсь и прощу. Я отходчивая. А пока не отошла окончательно, надо провести допрос. Я повернулась к парню, который так и не смог сдвинуться с места, но, глядя в его глаза, можно сказать, что дико об этом мечтал.