Академия семи ветров. Добить дракона

Беатрис встала, несколькими отточенными жестами привела в порядок свою одежду, а потом как ни в чем ни бывала продложила в прежнем беззаботном тоне:

— Но и ты могла бы предупредить, что из высшей аристократии!

— Я? Я?! Да я простая горожанка!

— О, да! Простая горожанка, которой никогда не приходилось расчесываться самой!

— Мне приходилось!

— По дороге в академию? — скептически уточнила Беатрис. — Два раза?

— Нет! — с негодованием отвергла я это предположение.

…три.

— Если бы тебе доводилось делать это чаще, ты бы знала: для того, чтобы кудрявые волосы хорошо расчесывались, их нужно расчесывать до мытья головы, а не после! Умащивать, пока влажные, потом правильно сушить теплым полотенцем, прятать под шелковое полотенце на ночь, и, самое главное, никогда, никогда не ложиться спать с влажными волосами!

— Я знала!..

— …просто за тебя это всегда делала служанка?

Подначку Беатрис я проигнорировала, упрямо продолжив:

— Я знала, что с маслами и теплым полотенцем волосы хорошо расчесываются! Я просто не ожидала, что без них — плохо! И вообще. Да, у меня была служанка! Я из зажиточных горожан, мои родители не бедствуют! Что в этом плохого?

— “Простая горожанка”, сырой силой сбившая с ног потомственную магичку из не последнего в королевстве магического рода? Ха! Эта легенда никуда не годится, давай следующую.

Я сконфуженно засопела: Свет возьми, ведь Беатрис права!

— Хорошо! Я из дворян! Из обедневших дворян! Поэтому скрываю происхождение — стыжусь, что мой род не сберег достояния предков.

Расческа в руках Беатрис безжалостно указала на пару заколок, что дожидались своей очереди, лежа у меня на коленях, серебристых с голубым отливом перышек.

— Что?

— Работа артефактора мастера Илгриса. Я просила у родителей такой комплект в подарок на совершеннолетие. Отказали — очень уж дорого.

Я растерянно взглянула на пару зеленых эмалевых листиков над висками Беатрис, удерживающих в порядке ее прическу:

— Но… У тебя же такие есть?..

— Да, — с достоинством согласилась Беатрис. — Муж подарил.

И весомо добавила:

— На годовщину свадьбы!

— Ладно. Ладно! Ты меня раскусила! Я — внебрачная дочь особы, приближенной к королевскому двору! — выдала я, и замерла, сверля Беатрис взглядом, ожидая разгрома и этой версии.

Но, кажется, внезапно угодила в точку. Новых уничижительных комментариев не последовало. Беатрис на миг замолчала, сосредоточенно хмурясь чему-то, а потом деловито уточнила:

— “Приближенная ко двору особа” — мужского пола или женского?

— Какая разница? — растерялась я.

— Если никакой — то буду говорить, что женского. А что твой отец — его величество, они сами додумают!

— Кто — “они”? — уточнила я, почему-то испуганно.

— Все! — Отрезала Беатрис. — А теперь давай заколки и не вертись: перехожу к самому ответственному моменту!

— Не трусь! — приказным тоном бросила соседка через несколько секунд и поставила меня перед зеркалом-артефактом.

А я струсить и не успела, мне времени хватило только икнуть, а потом уже поздно — стою и отражаюсь в полный рост.

Из зеркала на меня смотрела светловолосая, сероглазая девица — привычно бледная и непривычно кудрявая. Ростом ниже, чем Беатрис, но не намного.

Худоватая. Не то чтобы “немочь” или там “краше в гроб кладут” — но могла бы быть и покрепче.

А в остальном — отличная девица, взгляд скромный, платье приличное, общий вид правильный до унылости, только вот волосы выбиваются. И из прически, и из образа.

Беатрис собрала их в свободного плетения косу, внезапно толстую из-за кудряшек и воздушности. Хвост оставила длинный, и я повернулась к зеркалу боком, разглядывая, как он нахально золотится на утреннем солнце.

— Не нравится? — фыркнула соседка.

Я бросила на нее взгляд в зеркало: вроде бы, не обиделась.

— Беатрис… а ты не могла бы… ну, не могла бы научить меня выравнивать волосы?..

Вместо ответа она развернула меня к себе спиной и принялась деловито развязывать узел ленты.

Разворошила косу, вынула заколки-перышки (прекрасный парный дамский артефакт, больше десяти часов удерживают прическу в том виде, в котором она была в момент закалывания), растерла ладони, поглядывая на мои волосы оценивающим взглядом и примеряясь. А потом — р-р-раз, и одним сильным слитным движением протянула ладонями по ним от макушки до самых кончиков.

Я удержалась от вскрика — волосы Беатрис потянула ощутимо, с силой. Но зато теперь они лежали ровно, гладким светлым ручьем.

Беатрис оценила свою работу взглядом, и заключила:

— Бесполезный расход кудрей. Стой ровно, заплету!

— Только ты кончик покороче оставь, ладно? — льстиво попросила я недовольную моим решением соседку.

Она скривилась, будто я ей живую улитку глотнуть предложила. Но кивнула.

Завтрак мы пропустили, и из комнаты выходили еще не опаздывая на занятия, но уже близко к тому.

На пороге я спохватилась:

— Ой! Забыла! Я сейчас!

Беатрис притворства не поняла. Не стала за мной возвращаться, и ждать тоже не стала.

Я с облегчением закрыла за собой дверь в комнату, нырнула под кровать и, достав из немудреного тайника граненый флакон, выдернула пробку и стряхнула с нее каплю на язык. Закрыла флакон, подумала… И снова открыла: еще одну каплю — на всякий случай.

Фух! Слава Свету!

Тревога, глодавшая меня почти всё утро, отступила, в теле стало легко и свободно.

Ничего! Я со всем справлюсь!

И, выскочив из комнаты, почти бегом бросилась догонять Беатрис, как ориентирующуюся в местных поворотах проводницу.

Женское крыло покидали практически в одиночестве, встретив лишь двух-трех таких же нерасторопных. Несмотря на близящийся третий колокол, знаменующий начало занятий, настроение было приподнятым: все будет хорошо! Я точно всё смогу!

— Беатрис! А ты после третьего витка на какое отделение собираешься?

— К прорицателям, — удивилась она. — А что?

— Да ничего… — надеюсь, у меня не слишком вытянулось лицо. А удивленную икоту я успешно удержала. — Раз ты в прорицатели собираешься, может, тебе бы постараться поменьше говорить?..