Академия трех миров

Ректор вежливо улыбнулся кошке и произнес:

– Вам он пошел на пользу, вы выглядите великолепно, а ваше окаемочное свечение очень изысканно. Голубой цвет прекрасно оттеняет белую шерсть.

Рыся благодарно улыбнулась, приподняв усики.

– О, вы очень любезны.

Теперь, когда Рыся разговаривала, мне стало понятно ее величавое поведение при жизни. Но в этот кабинет я пришла не затем, чтобы слушать, как моя кошка и ректор обмениваются любезностями.

Пришлось покашлять.

– Мне известно, что если дар проявляется поздно, то людям на него надевают оковы и отправляют обратно во внутренний мир, – заметила я и с выжиданием посмотрела на ректора, от нервозности чуть подавшись вперед. Колено мое от переживаний запрыгало, если бы не Рысина лапа, которая легла на него, я продолжила бы стучать пяткой по полу.

Несколько секунд Белозар Огневедович испытующе смотрел на меня, взгляд его поменялся. Если до этого он был равнодушным и немного заносчивым, то теперь стал похож на рентген, лучи которого с неприятным холодком проходят сквозь меня. Я заерзала и покосилась на дверь, поскольку желание немедленно покинуть кабинет возникло, как решение всех проблем. Но Рыся посмотрела на меня так строго, что я не посмела сдвинуться с места.

Ректор, наконец, проговорил:

– Ну-ка пройдемте сюда, Есения.

Он встал из-за стола и приблизился к одному из шкафов, после чего открыл большую тумбу внизу и выкатил из нее странный золотистый прибор, напоминающий одновременно микроскоп и макет строения Солнечной системы. На верхушке этой конструкции в специальной ложбинке лежало нечто вроде очков, но вместо дужек у них тонкие серебристые нити, соединяющиеся с прибором.

– Не бойтесь, Есения, я просто посмотрю, – сказал он и взял очки.

Нахмурившись, я ответила:

– У стоматологов после таких слов обычно следует боль.

– Я не стоматолог, – заметил ректор и приподнял в пригласительном жесте очки.

Пришлось подняться и на дрожащих ногах подойти к нему. Когда я остановилась напротив, ректор стал рассматривать меня, как препарированную лягушку. Затем потер подбородок и попросил:

– Вы не могли бы снять линзы? Вы ведь в них?

– Как вы догадались? Мама сказала, что они специальные и никто не поймет.

Мужчина с охотой согласился:

– Верно. Никто и не поймет. Но я ведь не «никто» и могу зреть в корень. Не бойтесь, я лишь хочу убедиться.

Внутри меня сжалась нервная пружина. За сутки и так произошли такие радикальные изменения, что еще привыкать и привыкать. Я больше ничего не знаю о мире, а довериться в нем незнакомому человеку – решение не из простых.

Покосившись на Рысю, я послала ей зрительный вопрос. Кошка в ответ кивнула, мне не осталось ничего, как вынуть из глаз голубые линзы и поднять взгляд на ректора.

Тот выпучился на меня, будто увидел привидение и выдохнул ошеломленно:

– Да что б меня… Они действительно крайне зеленые.

– Знаю. И еще иногда светятся.

– Светятся?!

– Когда я испугалась, они засветились так, что даже когда закрывала глаза, видела зелень.

– Немыслимо, – с нажимом отозвался ректор и приблизил к моему носу очки, заглядывая в глаза через линзы.

Какое-то время он морщил лоб, чему-то кивал и мычал, поворачивая меня за подбородок то так, то эдак. С помощью прибора вносил какие-то данные в пластинку, которая выдвинулась с правой его части. Спустя минут десять ректор глубоко и полновесно вздохнул, после чего положил очки обратно в ложбинку и произнес:

– Можете обратно надевать линзы, Есения.

С помощью отражения в оконном стекле я быстро вернула их на место и снова села на стул рядом с кошкой.

– Ну как? – выждав небольшую паузу, едва сдерживая волнение, спросила я.

Белозар Огневедович все это время мерил шагами кабинет, потирая острый, но волевой подбородок, двигал бровями и хмыкал. Когда я подала голос, он вскинулся, будто вспомнил, что я еще здесь, и сказал:

– Крайне интересный случай, Есения. Крайне…

– Мама тоже так сказала, – согласилась я. – И что же делать?

Больше всего я боялась, что ректор сейчас прикажет заковать мой дар, каким бы он ни был, заморозить память и отправить обратно. Если еще вчера я была бы совсем не против, то теперь, узнав о необъятном мире с летающими ладьями, говорящими кошками-призраками и целой параллельной вселенной, где Аркаим не руины, а процветающий город, оказаться выброшенной за его пределы виделось мне жестоким наказанием.

Вцепившись пальцами в край стула, я наклонилась вперед и с ожиданием уставилась на ректора.

Тот поднял на меня взгляд и покашлял.

– Да, – сказал он. – Ситуация, мягко выражаясь, интересная. Ваши родители носители светлой силы, но вы, дорогая сударыня, выглядите как странная помесь светлого и темного. Внешних признаков черноты в вас нет, кроме одного – глаза. Они зеленые. Причем не просто зеленые, а зеленые со свечением, что говорит о наличии очень большого темного потенциала.

Сглотнув тугой комок, я еще сильнее сжала пальцами края стула и спросила:

– И что это значит?

– Если честно, не знаю, – признался ректор. – Идеально было бы наложить на ваш дар оковы. И я жалею, что так поспешно дал вашей матушке обещание. Но если уж так вышло, поскольку в вас присутствует и светлая магическая сила, я направляю вас на факультет Прави.

– Потому что мама попросила? – осторожно уточнила я.

Ректор подошел к столу и пробарабанил по нему пальцами, ответив:

– В основном. Иначе я бы просто заковал ваш дар. Единственным решением в сложившейся ситуации я вижу факультет Прави.

Я спросила:

– И что? У вас не учатся… Ну… Темные?

– У нас есть факультет Нави, – ответил ректор. – Но там лишь те, в ком проявляется только темная магия. А таковых немного. Тем более, светлая сила должна приумножаться. Вы же, поскольку имеете в составе силы и тьму, и свет, однозначно будете учиться на Прави, поскольку наша задача – приумножать белизну. О наличии в вас темной магии распространяться категорически не рекомендую. Категорически.

– Спасибо… – растерянно отозвалась я. – А какой у меня дар-то?