Академия. Первая трилогия

Дверь закрылась. Гардин остался один.

Глава 5

Это было второе по счету заседание Совета, на котором присутствовал Гардин. Однако мэр был абсолютно уверен, что было проведено еще, как минимум, одно, а не исключено, что два или три, на которые ему не были присланы приглашения.

Пожалуй, он не получил бы приглашения и сейчас, если бы не ультиматум.

Это был именно ультиматум, хотя при поверхностном чтении послания возникало впечатление, что речь идет об официальном обмене любезностями.

Послание начиналось цветистым приветствием: «От Его Величества, Короля Анакреона — другу и брату, Председателю Совета Попечителей Академии Энциклопедистов», а заканчивалось великолепной печатью, отличавшейся изысканной символикой.

Но как бы то ни было — это был ультиматум, и поэтому первым слово взял Гардин.

— У нас было очень мало времени — всего три месяца. Но мы ухитрились не использовать и этот срок. После получения этой бумажки у нас остается неделя. Что же теперь будем делать?

Пирен озабоченно нахмурился:

— Должен быть какой-то выход. Не верится, чтобы они пошли па крайности после того, как у нас побывал лорд Дорвин и заверил нас во всем, что касается Империи и лично Императора.

Гардин оживился.

— Ну-ну. Вы проинформировали короля Анакреона об отношении к нам Императора?

— Да. Но только после того, как вопрос был поставлен на голосование и я получил единогласную поддержку Совета Попечителей.

— И когда же это голосование имело место?

— Полагаю, что не обязан отвечать, мэр Гардин!

— Можете не отвечать. Не больно-то интересно. Просто этот факт лишний раз укрепил меня во мнении, что вы должным образом развили дипломатическую линию, блестяще намеченную лордом Дорвином, — усмехнулся Гардин и продолжил: — А ведь именно его дипломатия и стала причиной дружеского послания. Если бы не так, они, наверное, еще потянули бы время. Но Терминусу и это бы не помогло — если учесть отношение Совета к сложившейся ситуации.

— И как же вы пришли к такому замечательному выводу, господин мэр? — ехидно вмешался Йет Фулхэм.

— Да очень просто! Для этого мне потребовалось вернуться к здравому смыслу. Видите ли, существует такая отрасль знаний — математическая логика. Ею пользуются для выявления истины, не приукрашенной мишурой болтовни и реверансов.

— А конкретно?

— Я воспользовался методом математической логики. И при чтении этого послания, в частности. Не из личного тщеславия — я и так прекрасно понимал, о чем здесь может идти речь. Но думаю, что пять физиков все проще объяснят цифрами.

Гардин взял из стопки несколько листов бумаги и раздал присутствующим.

— Кстати, это не я придумал и не я сделал. Все анализы провел Мюллер Холк из Отдела Логики.

Пирен склонился над листком, чтобы лучше разглядеть, а Гардин продолжал:

— Послание с Анакреона не представляло особой трудности, поскольку написано людьми дела, а не слова. Содержание его можно свести в одно заявление. Вот как это выглядит в цифрах, а в словах получается: «Вы даете необходимое нам не позднее чем через неделю, иначе мы вытрясем это из вас силой».

Наступила тишина. Пять членов Совета молча разглядывали уравнение. Пирен выпрямился и нервно кашлянул.

Гардин спокойно спросил:

— Похоже, выхода нет, доктор Пирен?

— Похоже, нет.

— Ну а теперь, — Гардин перевернул листки, — перед вами копия соглашения между Империей и Анакреоном — того самого, которое со стороны Императора подписал лорд Дорвин. Вот его смысл после анализа методами математической логики.

Соглашение занимало пять страниц убористого текста, а выводы анализа — всего полстранички.

— Как видите, господа, практически девяносто процентов текста соглашения не поддалось анализу по причине полной бессмысленности. А то, что осталось, может быть интерпретировано следующим образом:

«Обязательства Анакреона перед Империей — НИКАКИХ»!

«Власть Империи над Анакреоном — НИКАКОЙ»!

Члены Совета углубились в изучение документа, то и дело сверяясь с текстом соглашения. Наконец Пирен озабоченно пробормотал:

— Похоже, все правильно…

— Следовательно, вы признаете, что соглашение — не что иное, как декларация полной независимости Анакреона и признание ее Империей?

— Видимо, да…

— Сомневаетесь ли вы теперь, что Анакреон этого не знает и не стремится воспользоваться независимостью? Тем более что препятствий со стороны Империи ожидать не приходится!

— Но как же, — вмешался Сатт, — тогда понимать заверения лорда Дорвина в поддержке Империи? Нам они показались, — он пожал плечами, — удовлетворительными…

Гардин откинулся в кресле.

— А вот это как раз — самое интересное! Признаюсь, когда я впервые встретился с лордом Дорвином, я решил, что более тупоголового осла в жизни не встречал. Однако позднее я понял, что передо мною опытный дипломат и умный человек. Так вот. Я взял на себя смелость записать все его высказывания на магнитофон.

Члены Совета зашептались, а Пирен от возмущения открыл рот.

— А что тут такого? Я, конечно, понимаю, что этим я нарушил кодекс гостеприимства и поступил не по-джентльменски. То есть, все было бы так, если бы Его Превосходительство что-нибудь заметил. Но он ничего не заметил, а записи я передал для анализа Холку.

— Где же сами выводы анализа? — не вытерпел Лундин Краст.

— Не удивляйтесь их отсутствию, господа, — улыбнулся Гардин. — Этот анализ оказался самым трудным. Холк бился над ним целых два дня. Он отбросил все незначащие фразы, болтовню, «цепные» высказывания… и в конце концов для анализа не осталось ничего! То есть — абсолютно ничего!

Лорд Дорвин, господа, за пять дней, в течение которых шли переговоры, не сказал ничего! Но ухитрился сделать это так, что никто из вас этого не заметил. Вот какова цена заверениям в поддержке Империи!

Если бы Гардин вынул из кармана адскую машину и поставил ее на стол за секунду до взрыва, эффект не был бы сильнее, чем после этих слов. Он спокойно ждал, пока утихнут страсти.

— Таким образом, — резюмировал он, — если вы намерены угрожать (что, собственно, уже сделали) Анакреону от имени Империи, вы ничего не добьетесь, только раздразните монарха, которому лучше вашего известна истина. Естественно, его задетое самолюбие подвигнет его к немедленным действиям. Что уже имело место. Ультиматум перед вами. А теперь я позволю себе вернуться к тому, о чем уже говорил. На размышления осталась неделя. Что мы предпримем?