Академия

Девушка внимательно слушала, но мне всё равно казалось, что я разговариваю сам с собой.

Зато её сердце колотилось так отчётливо и медленно, что я ощущал эту тягучую пульсацию даже через одежду. Тук... тук... тук...

— Я не помню, прости, — наконец прошептала Джанко. — Будто с моей памятью что-то сделали. Будто меня заставили вспоминать определённые события и забывать другие.

Это была странная фраза, но именно она могла многое объяснить.

В своих письмах Джанко описывала одни и те же события, снова и снова, добавляя подробности. При этом она забывала некоторые эпизоды из своего настоящего, их будто кто-то стирал из её памяти.

Скорее всего, это были те самые моменты, когда Джанко писала свои откровения на жреческой бумаге. И тут очень кстати подвернулась целительская привязанность девушки.

Даже замечая за собой странности, она могла списывать их на болезнь, и молчать об этом. Но когда уже не смогла терпеть, то пришла ко мне в Манеж перед тренировкой, тем самым подписав себе приговор.

Она стала опасна для того, кто ею управлял, поэтому её и заставили выйти к зверю. Только Демон сдержался, и ничего не вышло.

Но сегодня Джанко снова отправили на смерть.

И все эти письма в Канцелярию посылала не она.

Но она их писала.

Её заставляли это делать, постоянно будоража память, принуждая выдавать подробности. И она их выдавала. Писала всё, что помнила, думала и чувствовала: все детали, ощущения, мысли, страхи.

Какой-то ублюдок вывернул ей все мозги, вытряхнул сокровенное, заставил поклясться на бумаге, потёр воспоминания, а теперь убивал её. И нужно было найти этого человека как можно быстрее, чтобы раскроить его череп!

— Джанко, вспомни хоть что-нибудь! — В отчаянии я заглянул ей в глаза. — Перед тем, как ты сегодня пошла к Демону, что ты делала? С кем разговаривала? Кого видела и слышала?

— Никого... наверное. — Она мучительно выдохнула и зажмурилась.

И тогда я решил использовать последний вариант — шоковую терапию.

— Знаешь, я тут подумал... ты хочешь встречаться со мной?

Шоковая терапия сработала. Джанко распахнула глаза и замерла, у неё даже дыхание перехватило.

— Что-о?..

Её будто оглушили. Пришлось повторить вопрос.

И вот теперь последовала реакция, совсем неожиданная, учитывая откровения из писем девушки.

— Нет, Кирилл. Ни за что. Нет.

— Ты не хочешь?

— Не хочу. Не стоит жертвовать собой из чувства долга. И как же Мидори? Вы же с ней...

— Мы не встречаемся.

— Всё равно нет, прости. — Девушка закусила губу.

Было видно, с каким трудом ей даётся этот отказ, но она всё равно отказывалась:

— Нет-нет. Не нужно. В тебе говорит благородство.

— Да при чём тут благородство?

Она хотела что-то ответить, но внезапно пошатнулась.

— Сердце... сейчас остановится.

В другой ситуации это прозвучало бы как фигура речи, но не сейчас.

Джанко смяла пальцами рубашку на груди, её пульс стал стремительно замедляться, будто кто-то заставлял её организм себя убивать.

Первая мысль — поднять её на руки и бежать в больницу, искать врачей по дороге, орать, чтобы её спасли. Только вряд ли я успел бы пробежать даже два десятка метров. Девушка рисковала умереть прямо у меня на руках.

От слабости её ноги подогнулись, и она начала оседать на землю.

Я обхватил Джанко, чтобы она не упала. В голову пришла отчаянная идея. Не знаю, откуда она взялась... возможно, ждала своего часа где-то на задворках моего подсознания.

— Джанко, ты ведь помнишь Ютаку?

Её бескровные губы тронула грустная улыбка.

— Помню... конечно, помню.

— Тогда расскажи, как ты использовала Божественный Дух, когда лечила меня.

Её голос стал совсем слабым, еле различимым.

— Я направляла... всю силу на целительное дыхание... затем создавала поток души... и пропускала его через прикосновение губ... когда ощущала тепло и покалывание по телу, то сразу...

Я оборвал её слова поцелуем.

Итак. Дыхание, поток души, прикосновение, тепло, покалывание.

Ещё раз. Дыхание, поток души, прикосновение, тепло, покалывание.

Я не знал, получится ли у меня призвать свой Божественный Дух. Возможно, его вообще не имелось, но нужно было сделать хоть что-то. Джанко когда-то спасла мне жизнь, а теперь умирала на моих глазах и сама нуждалась в спасении.

Я целовал её безвольные холодные губы, а она умирала.

Ничего не помогало.

— Джанко... — Я перевёл дыхание.

Сейчас бы никто не заставил меня сдаться.

И снова: поток души, прикосновение, тепло, покалывание.

И снова мои губы прижались к её. Дыхание... поток души... прикосновение... тепло... покалывание. Я прикрыл глаза, отдавая Джанко всю свою силу, которая у меня была, всю без остатка, все двадцать тысяч единиц пассивного резерва и даже больше.

Больше. Ещё больше.

Отдавал, отдавал...

...и она приняла эту силу. Ответом мне стало её дыхание.

Кожа на ледяном запястье Джанко начала теплеть, и вновь я почувствовал её сердцебиение. Тук... Тук... Тук... Тук-тук. Тук-тук. Тук-тук. Пульс разгонялся.

Она оживала.

Становилась не просто тёплой, а горячей.

Её ослабевшая рука обняла меня за шею. Девушка ответила на поцелуй, прижалась ко мне теснее и уверенно встала на ноги. Потом еле слышно простонала от удовольствия и внезапно оборвала поцелуй.

Посмотрев на меня широко распахнутыми глазами, она прошептала:

— Я вспомнила... Кирилл, я слышала... ты спросил у меня, что я сегодня делала, с кем разговаривала, кого видела и слышала. Так вот. Я слышала! Слышала!

Джанко еле справилась с эмоциями.

Она обхватила мою руку горячими пальцами и добавила с ликованием:

— Я слышала пение!..

***

Пение.

Пение, мать его! Грёбанное пение!

В моей голове моментально сложилась вся картина, но прежде чем заговорить об этом, я спросил совсем другое: