Акцентор

Но я знала, что это было началом.

Я знала, что дьявол придет за мной.

Наверное, мой разум медленно сходил с ума.

Именно по этой причине я вцепляюсь в Кэт, когда мы пересекаем порог главного кампуса.

Это моя наименее любимая часть Кингстона. Целый зал снобов, оценивающие взгляды, громкие разговоры с последними сплетниками. Я провожу рукой по своему синему джемперу и клетчатой юбке, проверяя, все ли в порядке, и надеюсь, что никто не заметит моего печального состояния.

Надежды – это так глупо, не правда ли?

Конечно, от Эммы Кларк едва ли возможно что-то утаить. Несмотря на тот факт, что я всегда была самой наблюдательной из нашей троицы, Эми обладает особым чувством эмпатии. Как и Катерина. Но Кэтти слишком тактичная, а Эмма – прямолинейная до мозга костей.

При виде нас Эми прищуривается, а затем откидывается на спинку стула, не прекращая трогать свой потрясающий рыжий хвост.

– Вы задержались. Что-то случилось?

– Прости, – говорит Кэт извиняющимся тоном, а затем мило улыбается. – У Элеонор появилась еще одна версия. Настолько впечатляющая, что я потеряла дар речи.

Зелёный взгляд Эммы смягчается. Черный чай с бергамотом и молоком, вероятно, сделал ее добрее.

– Ты сыграешь ее на моем дне рождения?

Я вздыхаю, чувствуя, давление в грудной клетке. У меня возникает иррациональное желание сжать скрипку в руках, а затем обнять ее, но я заставляю себя держать инструмент под деревянной скамьей.

– Сколько человек ты планируешь пригласить? – спрашиваю я, размешивая пюре из запеченной брюквы с картофелем. – И, Эми, спасибо, что заказала нам еду.

Эмма делает глоток из фарфоровой чашки, а затем стучит по столу длинными блестящими ногтями.

– Пустяки. Сколько будет гостей? Мм, думаю сотня. Или этого мало?

Я едва не давлюсь едой, вытираю рот салфеткой и хмыкаю, широко улыбаясь:

– Боже мой, Эмма. Сто человек – это целая толпа.

Я просто обожаю этих девушек. Я не верю во вторые половинки, во всяком случае, потому что мое сердце уже поделено на три части, две из которых навсегда будут принадлежать Эмме и Катерине.

– Подумаешь. На прошлом дне рождения нас было двести сорок восемь… двести сорок девять, если считать труп в виде пьяного в хлам Боулмена.

Эрик Боулмен – рыжий анархичный подонок.

Он может прикинуться сумасшедшим Шутом, а затем, когда вы меньше всего этого ожидаете, приставит нож к вашему горлу.

Я перевожу взгляд на репродукцию Вермеера для того, чтобы девочки не заметили моей странной реакции. Эрик, проблемный кузен Эммы, входит в четверку монстров, известных своим насилием, драками, манипулированием и возведением своего закрытого клуба до настоящего культа.

Каждый из них обладает асоциальными наклонностями. Я бы назвала их социопатами или даже психопатами. Эти жестокие парни – будущая правящая верхушка, будущая власть. Слава богу, они редко посещают общие мероприятия и живут отдельно, нарушая главный закон Кингстона: не показывать свою привилегированность.

Больше всего я боялась самого безумного из них – Кинга. Хоть Кастил и был их негласным лидером, Аарон является настоящим воплощением зла и олицетворением анархизма.

Они так похожи, не так ли?.. Я имею в виду его и Аарона.

Первым делом я проверила его социальные сети, но он, как и сказала Вивьен, был в Нью-Йорке, время от времени выкладывая посты о своей бурной жизни. Алкоголь, размытые фотографии, новые татуировки на его тренированном теле, какие-то финансовые сделки и девушки. Много девушек.

Перед глазами всплывает его последнее селфи: светлые волосы, карие глаза, резкая линия челюсти и реалистичное тату паука прямо на уровне сердца. Этот парень обладает убийственной красотой и такой же невероятной харизмой, и хуже всего – он знает об этом, ведя себя, как гребаный Бог.

Он нарцисс и социопат. О, Аарон Кинг – определенно социопат.

Я раздраженно вздыхаю, машинально залезая в свой телефон. И снова это мерзкое чувство.

Но почему мне кажется?.. Я оборачиваюсь, растерянно вглядываясь в толпу студентов, но все заняты своим делом.

– Думаю, не стоит пока говорить о выступлении Эль. Как насчет твоей любимой британской группы и каверов Битлз? – спрашивает Катерина мягким голосом.

– Черт, мне нравится эта идея, – Эмма пристально смотрит на меня. – Что с тобой, Элеонор? Ты чертовски побледнела.

– Ничего… я просто задумалась.

Ложь.

Кэтти наливает чай и сует его мне под нос:

– Тебе нужно перестать тратить все свободное время на уроки музыки. Мне не нравится, как ты выглядишь.

Эмма поджимает губы:

– Может быть, Элеонор стоит почитать сказку о Гензель и Гретель, прячущихся в гребаном лесу. После обеда мы покажем тебя врачу. Это не обсуждается.

– О чем вы? – Кэт хмурится, смотря на меня с беспокойством.

Ну вот, я не хотела никого волновать.

– Со мной все в порядке. Правда, – ложь. – Не хотите съездить в Эдинбург на шопинг в следующие выходные?

Заодно пропустим отвратительное кровавое зрелище, мнимое «инициацией».

– Не меняй тему, – говорит Эмма строгим голосом. – И ты не заманишь меня шопингом.

Легкая улыбка приподнимает мои губы.

– Правда?

– Конечно же нет.

Мы переглядываемся и смеемся, вспоминая, что было в прошлый раз: нам удалось скупить половину бутиков на Джордж-стрит, объесться самым вкусным фиш-энд-чипс в Шотландии и поссориться с какими-то байкерами в баре, потому что наши «Манчестер Юнайтед» проиграли их «Ливерпулю».

Катерина тяжело вздыхает, привлекая к себе наше внимание.

– Вы должны мне невозможно сладкий кофе, долгий рассказ и дюжину пончиков.

– Элеонор выступает спонсором, – Эмма пересаживается на мою скамью, чтобы обнять меня за плечи, и облегчение проносится по каждой клетке моего тела. Может быть, все не так плохо? И я быстро забуду про… ну вы знаете. – Я волнуюсь за тебя, Эль. Ты даже не начала беседу о своих растениях.

– Это тревожный звонок, – кивает Кэт. – Кстати, как твоя рука? Зажила?