Акция прикрытия
Шрифт:
Однажды Чижик увидел цветной, очень похожий на явь сон: «Барракуда» всплыла в одном из южных морей, он в кипенно-белом парадном кителе подошел на шлюпке к песчаному атоллу, где гостя встречала целая толпа туземцев. Обнаженная по пояс чернокожая женщина поднесла ему хлеб-соль, удивленный типично русским обрядом, Чижик вгляделся и обнаружил, что у туземки Ольгина грудь и лицо чем-то напоминает ее лицо. Окружающие куда-то исчезли, на пустынном пляже он ласкал туземку, и чем откровеннее становились ласки, тем отчетливее проступал облик жены. В конце концов превращение завершилось, у Ольги снова была белая кожа и родное лицо, но парадный китель почему-то превратился в повседневную черную тужурку. Потом, как в финальном кадре приключенческого фильма со
– Товарищ капитан-лейтенант, вам звонят по ВЧ из самой Москвы!
Человеку свойственно ждать перемен к лучшему. Чижик с бьющимся сердцем кинулся к аппарату. «Шелковский... Он слов на ветер не бросает... Неужели назначение на „Тигр“? Или в Главный штаб к Резникову? Да хоть куда, лишь бы вырваться отсюда... Тогда и с Ольгой проблем не будет!» – думал он на бегу.
Перед тем как взять трубку, он несколько раз глубоко вздохнул, успокаивая дыхание.
– Капитан-лейтенант Чижик, – солидно произнес он и замер в ожидании судьбоносного сообщения.
– Помнишь наш разговор, сопляк?! – раздался разъяренный голос Дронова. – Думаешь, перешел во флот и старые грехи спишутся сами собой? Нет, дружок! Верлинов скоро прибудет в Россию. А ты пойдешь под трибунал, как я и обещал. Готовься лет десять просидеть на нарах!
Связь разъединилась. Чижик стоял с тяжелой трубкой в руке и оглушенно смотрел в окно. Все относительно. Та жизнь, которая еще минуту назад казалась беспросветной и непереносимой, теперь представлялась спокойной и безмятежной. Чижик чувствовал себя загнанным в ловушку, из которой нет выхода. Вдали, у пирса, чернели силуэты лодок. На расстоянии они выглядели вполне прилично, как будто были полностью готовы к выполнению боевой задачи.
Бархан Сарыкум просыпался. Посвистывали тушканчики, деловито возились в поисках пищи песчанки, стремительно брызгали по слежавшейся поверхности проворные ящерки. Казалось, мелкая живность радуется тому, что пережила самое страшное время – ночь, когда гюрзы, кобры и песчаные удавчики ищут добычу. Конечно, будет очередной закат и очередная ночь, но счастливая пустынная мелочь об этом думать не может, наслаждаясь относительной безопасностью бесконечно длинного дня.
Закопавшиеся по горло в песок Карпенко и Королев знали: чтобы дожить до заката, им надо перебить преследователей. Другого выхода нет. Еще семь лет назад было невозможно представить, чтобы вооруженная банда на территории СССР гнала более ста километров людей, имеющих отношение к специальным службам. Но сейчас простого, да и непростого человека, оказавшегося вдруг за пределами бронированного автомобиля с пулеметом, системами специальной связи и тренированными охранниками, не защищали ни законы, ни принадлежность к любым, даже самым серьезным государственным структурам, ни атмосфера правопорядка, существующая в любом цивилизованном обществе. Только сила и оружие, умение не колеблясь бить и стрелять – быстро, безжалостно, точно – способны сохранить этому человеку жизнь.
– Надо было все-таки уйти ночью, – тихо сказал Королев. – Ну и что, что здесь каждый шаг слышно за километр... Догнать нас они бы не смогли, постреляли бы на шум, только боезапас растратили...
Карпенко не стал отвечать. Пустыня – неподходящее место для ночных переходов, каких бы размеров она ни была. Особенно при такой плотности заселения опасными гадами.
Песок заметно охладился, но защищал от ветра, когда они выбрались из тепловатой серой массы, то сразу озябли. Распластавшись, Карпенко подполз к острой кромке бархана и осторожно выглянул туда, где всю ночь, пренебрегая элементарными правилами маскировки,
горланили и курили преследователи. Вовремя! Развернувшись в редкую цепь, бандиты двигались в их сторону.«Метров триста, – прикинул Карпенко. – Семь человек. Если бы два автомата... Или подпустить ближе и попробовать?» Он не знал, что преследователей восемь и восьмой находится у него за спиной.
Неугомонный Гетгаз двинулся в погоню раньше всех. Как гончий пес он обнюхивал плотный, слежавшийся за ночь и зализанный ветром песок, интуитивно чувствуя, что добыча скрывается где-то поблизости. В нескольких местах корка песка была провалена, через десяток метров отыскалась еще пара незапорошенных углублений. Следы вели за вершину ближайшего бархана. Гетгаз оглянулся. Сотоварищи отряхивали одежду, кое-кто совершал песком омовение, готовясь выполнить намаз, кто-то набивал анашой первую дневную папиросу.
Гетгаз не стал ждать. Компенсировать малый рост и отсутствие уголовного прошлого можно только смелостью и решительностью. Отведя затвор автомата, он быстро двинулся в обход, нашел удобную маскирующую складку, ящерицей скользнул в нее... Карабкался, полз, скользил по жесткому песку, который набился за пазуху ив рукава, насыпался в уши, запорашивал глаза... Но в конце концов усердие было вознаграждено: впереди, совсем рядом, он учуял добычу. Окажется ли она ему по зубам, Гетгаз не задумывался. Он чувствовал себя воином ислама, могучим и непобедимым. Камуфляжный комбез, зеленая повязка на лбу, даже родной чеченский автомат «борз» – лучший в мире, что значит по сравнению с этим небольшой рост? И кто осмелится противостоять ему? Старики говорят, что каждый воин Шамиля стоил пятерых русских солдат. А здесь всего двое неверных! Он даже не станет стрелять, а возьмет их в плен, пусть удивится грубый здоровяк Бадыр! И ребятам дополнительное развлечение – можно располосовать их на ремни, можно живьем закопать в песок, можно содрать кожу...
Стараясь не производить шума, Гетгаз прополз последние метры. Гребень бархана напоминал тупое лезвие огромного топора. По миллиметру он приподнимал голову, словно огромная ящерица, готовая слизнуть неосторожную птичку. Птичка действительно была поблизости, даже не одна – стайка обычных российских воробьев, которые никоим образом не сумели бы оказаться в настоящей пустыне. Когда напряженное лицо с широко открытыми глазами показалось над кромкой песка рядом с ними, воробьи всполошенно взлетели, шум слабеньких крыльев и возмущенное чириканье привлекли внимание Королева, он обернулся. Их глаза встретились. На миг оба оцепенели.
– Надо уходить, Саша! – поворачиваясь, сказал не подозревающий об опасности Карпенко.
Гетгаз вскочил на ноги, вскидывая автомат. Слова, которые должны были заставить русаков поднять руки и лечь на песок, вылетели из головы. К тому же он вдруг вспомнил, что эти двое легко уложили трех «волков ислама». Поэтому первоначальный замысел взять Их живьем уступил место желанию как можно скорей закрыть глаза обоим. Ствол был направлен в грудь молодого, но мышцы рук уже приготовились, удерживая взведенное оружие, перенести огонь на вторую цель. Палец привычно вдавил спуск.
Боевая пружина, распрямляясь, бросила вперед сорвавшийся со взвода затвор. Но набившиеся в пазы песчинки затормозили его движение и остановили на середине пути. Гетгаз лихорадочно рванул ручку заряжания, повторно нажал спусковой крючок. И вновь выстрелов не последовало. «Борз» явно не дотягивал до «Калашникова», который может вести бесперебойный огонь, даже месяц пролежав в песке.
Прыгнувший на противника Королев держал «АКМ» стволом вперед, будто собирался колоть штыком, но штыка не было, и он резко ударил прикладом снизу вверх, угодив острым углом, где твердое дерево сходится с овальной стальной пластиной, Гетгазу под челюсть. Раздался хруст, будто лопнула под молотком деревянная доска, голова «гвардейца» мотнулась, словно шея была резиновой, и когда он шлепнулся на песок, даже далекий от медицины человек мог с уверенностью сказать, что перед ним мертвец.