Аккорды сердца
Шрифт:
Я мог бы быть сейчас с ней. Стоять рядом вон с тем бомжом, который тянет Нике цветок, благодаря за выступление. И откуда только розу взял? Бля, я ревную к заросшему мужику, от которого наверняка несёт всеми прелестями свободной жизни, только он там, а я здесь, пускаю слюни.
– Ты в курсе, что ты лошара, и не заслуживаешь её?
– А ты в курсе, что мы с тобой выглядим, как семейная пара геев на отдыхе, Витя?
– Всё, как ты хотел, друже, - лыбится, вытягиваясь на шезлонге и игриво пробегается по моему бицепсу, пока проходящие мимо нас девчонки глупо хихикают, только меня это не трогает.
Меня
Мои мысли всё ещё заняты только ей.
Думал, уеду подальше, пройдёт пара месяцев, а я нагружу себя работой, и всё вернётся на круги своя, но как всегда облажался, хотя это было ожидаемо…
Больно.
Новая татуха ноет, хотя забил давно. Выпросил у врача Ники её кардиограмму и сделал прямо над своим сердцем её кусочек, как напоминание о том, что она пострадала из-за меня. И да, я винил себя сильнее, чем отца с братом и того психованного прокурорского сынка, пусть меня все убеждали в обратном.
Бабушка, Витя, мать Ники и её две настойчивые подруги…
Даже Костик не выдержал моей унылой рожи, но я не мог просто взять и начать радоваться, что мы вытащили птичку, а братца удалось посадить. Я каждый день приходил проведать Нику, сидя у её койки и боялся, что она откроет глаза, а потом просто скажет, как ненавидит. Это сводило с ума.
Даже Гофман в один прекрасный день присоединился к моему театру одного актёра.
– Я знаю, как это хреново — винить себя в том, что пострадали близкие, - сказал, подсев рядом.
– Так у Вас с её мамой тоже интересная история?
– А как иначе? Неинтересные счастливые истории в летописях не значатся.
– Он отчаянно пытался казаться весёлым, только я видел всё — и сожаления, и злость на себя, и много чего ещё.
– Признаю, наворотил много с Ирой — как теперь расхлебать, ума не приложу. Я ведь её увидел совсем молоденькую, точной копией Ники, и как спятил. Спать не мог, следил за ней повсюду, ухажёров её давил, как гнид — а их много было… Только ошибся я с ней. Обидел сильно, а время назад не повернёшь.
– Мне знакомо.
– Я тебе одно скажу, шкет… Ты ей ничем не поможешь, если будешь тут зад просиживать и нюни распускать. Лучше сделай что-нибудь полезное, а я помогу — всё лучше, чем ждать.
В тот момент и пришла идея с лейблом.
У меня хоть и на время, но получилось занять мозги чем-то, кроме презрения к себе и злости на остатки своей семейки. Даже интересно стало вникнуть в этот музыкальный наебизнес, в котором многие буквально барахтаются на поверхности, пытаясь не утонуть. И продержаться на плаву получается у единиц.
Когда мы вместе с Гофманом и его ребятами заявились в офис, однозначно произвели фурор. Продюсер-мразь в кои-то веки был на месте, уже подозревая о скорой встрече, потому и собирался в спешном порядке, не удосужившись закрыть двери, пока одна из девиц помогала ему смываться. И узнать в ней участницу Никиной бывшей группы не было для меня сюрпризом.
– Что, крошка, не все арабы — шейхи?
– Я вошёл, как хренов император, чей трон кто-то
– Можно и с местными покуролесить?
– Вы… кто такие?
– роняя сумку с деньгами, первым опомнился прилизанный старпёр, больше похожий на сутенёра в рубашке со звериным принтом и кожаных штанах — не хватало только шубы.
Тварь был настолько бесстрашным, что не сделал ноги раньше, когда была возможность. А ведь он прекрасно знал, что мой брат сдаст его со всеми потрохами, что сразу же и сделал, осознав, в какую задницу угодил.
– Что ж ты сука-то такая, а?
– без прелюдий начал Валентин Сергеевич, хватая его за глотку.
– Ты хоть знаешь, на чью дочь руку поднял, паскуда?
А Гофмана просто нельзя было не знать. Его имя он гордо нёс ещё с девяностых, и мало кто мог встать с ним в один ряд.
– Я ничего не знал, клянусь!
Девка выбежала, едва из её покровителя начали выбивать дерьмо, и я мог бы отправиться за ней, чтобы задать несколько вопросов, но рассудил, что это не мне она должна на них ответить. Вместо этого, пока парни обыскивали кабинет, откуда ещё какое-то время раздавались крики, я собрал всех, кого мог найти на местах и объявил:
– С этого дня ваши прежние условия контрактов аннулируются. Лейблом будет владеть Ника Самойлова, наверняка знакомая всем вам не понаслышке. Так что если хотите, заключайте с ней новые на удобных условиях. Дело ваше. Как и творчество.
Мне никогда ещё не хлопали — бабушка, встречающая меня после выпускного, когда я выпал ей в руки прямо из полицейского уазика и сказал, что я её люблю, не в счёт. А тут просто звездой себя почувствовал, когда раздались аплодисменты. Честно, думал отправят в пешее эротическое, но был приятно удивлён…
А Гофман потом подошёл, вытер руки дорогим платком и похлопал по плечу, неожиданно заявляя:
– Нравишься ты мне. Такой же борзый, где надо, но понятия человечности в тебе тоже есть… Ты реши для себя, чего хочешь с моей дочерью и дай мне знать.
Нет, как он быстро всё-таки включил режим бати.
– Поверьте, она без Вас реазрулит всё сама, - усмехнулся я.
– И наше мнение Нике будет вообще не интересно.
И что мне на это сказали?
– Я дам тебе время. Но учти, долго ждать не буду — женю её на ком-нибудь более выгодном, - улыбнулся ещё так, сволочь, многозначительно.
– Ха, как будто она Вам позволит.
– Я всё же рискну. И ты рискни…
Приятные воспоминания вызывают боль в груди, и мне больше не хочется находится на виду. Тот наш последний разговор часто всплывает в памяти, только бередя мои раны лишний раз, а с каждым днём мне всё сложнее думать о птичке и о том, чего у нас так и не случилось.
– Я, пожалуй, вздремну. Хватит с меня моря, - хватаю Веню и шагаю обратно в отель, чтобы спрятаться.
– Ну-ну, - хмыкает Витёк.
– Надеюсь, отдых будет плодотворным.
Настроение стремительно скатывается, и когда чайка пиздит мой шлёпок, хочется сорваться и погнаться за ней следом, но я демонстрирую ей фак под смехуёчки друга и возмущение какой-то бабки с внуком, закрывающим дитятку глаза. Докатился…
– Михаэль Робертович, подождите!
– нагоняет меня голос администраторши на ресепшене, спешащей ко мне на всех парах.