Акселерандо
Шрифт:
„Не беспокойтесь там, я отключила входящий канал“ — приходит от Су Ан. „Это локализованные силы, мы отфильтровываем пакеты вторжения“.
Из омарьих панцирей вылупляются женщины и мужчины с пустыми глазами, одетые в пыльные черные униформы. Они, спотыкаясь, бегают по землям королевского дворца, как сбитые с толку захватчики-гугеноты.
За спиной Пьера что-то мигает, и материализуется Борис. „Где они?“ — спрашивает он, доставая катану, древнюю, но смертоносную.
„Там. Давай вместе“. Пьер выкручивает настройку подавителя эмоций на опасно высокий уровень. Рефлексы естественного отвращения почти отключаются, и он временно превращается в убийцу-социопата. Он шествует к только что вылупившейся твари, мяукающей из клумбы с розами, покрытой белым пушком и глядящей на него огромными пустыми
Некоторые Вунч пытаются отбиваться, когда Пьер и Борис приходят по их души, но к их услугам остается только их анатомия — помесь человеческой и ракообразной. Челюсти и жвалы не способны выстоять против мечей и кинжалов, и на землю льется купоросный омарий сок.
„Давай разветвимся“ — предлагает Борис. „Пора с этим кончать“. Пьер механически кивает — благодаря работе фильтра для него мало что имеет значение, кроме раскаленного огонька искусственной ярости — и разветвляются, пользуясь одним из бессчетных стратегических преимуществ карманной вселенной как плацдарма. Подмога оказывается ненужной — Вунч уделили все внимание атаке биофизической модели, заставив вселенную имитировать реальность так точно, как только возможно, и совсем не приняли в расчет возможность более тонких методов ведения войны в виртуальном пространстве.
Потом Пьер обнаруживает себя в приемном зале. Вот он стоит, облокотившись на трон Амбер, и его руки, лицо и одежда сплошь покрыты ужасающим кровавым месивом. Теперь есть только один Пьер. И только один Борис — собственно, тот самый — стоит у дверей. Высокочастотный фильтр травматического опыта не пускает в долговременную память ужасы массовой резни в параллелизованных воплощениях, и Пьер с трудом может вспомнить, что произошло.
„Вроде чисто!“ — громко объявляет он. — Что будем теперь делать?“
„Ждать появления Катарины Медичи, — говорит кошка. Ее ухмылка зловещим призраком материализуется перед ним. — Заметил, что Амбер в любых обстоятельствах найдет способ свалить вину на матушку?“
Пьер глядит на кровавые останки на дорожке снаружи, там, где первая женщина-омар атаковала Глашвитца. „Думаю, я уже сделал это за нее“. Он вспоминает все действо от третьего лица, удалив весь личностный оттенок из записи. „Сходство было потрясающим“. Ветвь, у которой все еще остался ее образ в рабочей памяти, бормочет: „Надеюсь, оно было достаточно поверхностным“. Потом он забывает акт преднамеренного убийства навсегда. Скажи Королеве, я готов разговаривать».
Добро пожаловать на дальний склон кривой всплеска прогресса.
Позади, в Солнечной системе, Земля несется по своей орбите сквозь пыльный тоннель. Солнце все еще освещает мир, в котором все началось, но растущие концентрические оболочки из компьютрония, на который были переработаны останки внутренних планет, уже перехватывают большую часть остального солнечного света.
Два миллиарда человек, в основном никак не дополненных, копошатся в руинах, оставленных фазовым переходом, не понимая, почему оборвался многоголосый хор колоссальной суперкультуры, которую они так ненавидели. Фундаменталистские информационные фильтры, которыми они окружили себя, ограждаясь от эпохи перемен, надежно хранят неведение, однако обрывки информации все-таки просачиваются сквозь них — и они рисуют жутковатую картину общества, в котором больше нет физических тел. Ветер несет облака вычислительного тумана, киберпылинки собираются в облачные башни из аэрогеля, сливаются в вихри размером с тропические ураганы, и те, проносясь вдоль побережий Северной Америки и Европы, уносят с собой последние оставшиеся там следы физической цивилизации. Жители анклавов теснятся за своими стенами, дивятся монстрам и чудесам, странствующим по постиндустриальным пустыням, и принимают продолжающееся ускорение за коллапс.
Туманные облака компьютрония — питающихся солнечным светом свободно летящих нанокомпьютеров размером с рисовое зернышко — окружили Солнце концентрическими оболочками и скоро превратятся в зрелую матрешку Дайсона. Они содержат всего лишь одну тысячную физической массы планетной системы, но уже поддерживают классическую вычислительную мощность в 1042 MIPS [179] , и этого достаточно для размещения в виртуальной реальности миллиарда цивилизаций, существовавших непосредственно перед Великой Деконструкцией. Переход еще
не затронул газовые гиганты, и некоторые анклавы во внешней системе все еще остаются независимыми (Империя Кольца, в которой правит Амбер, продолжит самостоятельно существовать еще некоторое время), однако степень освоения внутренних планет затмила все пыльные планы колонизации NASA превзошла самые дикие мечты ранних времен..179
На самом деле, если принять классическим пределом энергетической эффективности 1 электронвольт на элементарное вычисление, солнечной светимости соответствует около 2*1045 EIPS, или на семь-восемь порядков меньше, но это все равно впечатляюще много. Более строгий предел (Марголюса-Левитина) следует из квантовой физики и равен 6*1033 инструкций в секунду на ватт. Но кванты настанут еще нескоро.
Оставаясь вне ядра, теперь совершенно невозможно понять, что же происходит в Ускорении. Дело в пропускной способности: отправлять информацию внутрь и получать ее снаружи, конечно же, возможно, но любое взаимодействие — ничто по сравнению с невероятной мощью процессов, идущих на виртуальных пространствах в Ускорении. Некоторые сознания, обитающие внутри роя Дайсона, в триллион раз превосходят в мощности все досингулярное человечество, вместе взятое, и внутри них текут мысли, так же непостижимые человеческому воображению, как микропроцессор морскому огурцу. Миллион случайно сгенерированных человеческих цивилизаций процветают, являясь лишь воображением одного из них. Смерть отменена, жизнь торжествует. Для тысяч идеологий настало время расцвета — многим из них открыла путь возможность модифицировать и тонко настраивать человеческую природу. Сознание более не ограничено всего лишь тоннами серого вещества, замкнутого в хрупких человеческих черепах, в кембрийском взрыве идей формируется экология мысли, и Солнечная система, наконец, пробуждается.
Бесцветные зеленые идеи, плывущие в яростном сне где-то посреди Ускорения, вспоминают о крошечном межзвездном корабле, запущенном годы назад, и уделяют внимание. Скоро, осознают они, корабль прибудет в свой пункт назначения и сможет стать посредником в многовековом диалоге. Начинаются переговоры о доступе к межзвездным активам Амбер, и Империи Кольца еще на некоторое время обеспечено процветание.
Но для начала надо усовершенствовать программы, работающие на человеческой стороне сетевого канала.
Комната приемов на борту Выездного Цирка набита битком — все присутствующие на борту корабля в сборе, кроме инопланетных варваров-захватчиков и все еще замороженного адвоката. Они как раз закончили просмотр записей произошедшего в Тьюильри, последнего фатального разговора Глашвитца с Вунчем и последовавшей битвы за выживание — и настало время принимать решения.
«Я не буду настаивать, что вы должны последовать» — говорит Амбер своему двору. «Но мы стоим у нашей цели. Мы установили, что там есть сетевые каналы, достаточно широкие, чтобы передавать людей и все необходимые виртуальные машины, и у нас есть некоторые оценки уровня доброй воли в сети за маршрутизатором. Как минимум, нам свободно предоставили сводку о неблагонадежности Вунчей. Я предлагаю скопировать меня и отправить на разведку на ту сторону кротовины. Более того, здесь я собираюсь войти в гибернацию и ждать, пока хоть что-нибудь не вернется обратно — чем бы оно ни оказалось. Если только не придется ждать слишком долго — насколько именно, я пока не решила. Ну что, ребята, кто со мной?»
Пьер стоит за ее троном, убрав руки за спину. Он смотрит вниз, поверх ее головы, на кошку, сидящую на ее коленях. Он не может отделаться от ощущения, что кошка смотрит именно него, сощурясь и сузив зрачки. «Замечательно, думает он, Мы повстречались с Вунчами, и мы все равно хотим прыгнуть в кроличью нору и доверить свои личности тем, кто живет по ту сторону. Ну не безумно ли?»
«Простите, но я буду осторожен» — говорит Борис. «Это крепи парадокса Ферми, верно? В галактике есть сеть мгновенных сообщений, по ней можно путешествовать, она достаточно быстра для человеческих эквивалентов. И у нас нет ни одного исторического свидетельства посещения инопланетянами. Причина должна быть очень веской. Так что мы, пожалуй, подождем. А как что-нибудь вернется, подумаем — станем мы есть пирожки со страховидлом, или нет».