Аксенов

Е.П.:Мы уже где-то вспоминали, что он именовал ее «звериной серьезностью». А хочешь, я тебе скажу, отчего ты на самом деле отказался писать эту книгу?

А.К.:Ты, случаем, не чтец в сердцах, Евгений Анатольевич?

Е.П.:Вася, когда все это с тобой затеял, скорей всего вспомнил, как весело они втроем — он, Овидий Горчаков да Григорий Поженян — когда-то лудили бестселлер-детектив «Джин Грин — неприкасаемый».

А.К.:Тоже, кстати, была судьбообразующая книга.

Е.П.:Помнишь, Вася рассказывал, что в лихой затее первоначально участвовали даже Конецкий с Казаковым. Сначала они вроде бы сценарий какой-то хотели для Одесской киностудии писать, чтобы срубить денежек, а потом, когда Казаков с Конецким после длительных пьянок в легендарной «Лондонской» гостинице город Одессу покинули, соавторы решили — не пропадать же добру, пусть будет этот самый «Джин Грин». Вот и здесь у вас — началось-то легко, со «Строгого юноши» и поэта-орденоносца Симонова, а потом вдруг на Васю что-то накатило. Вдруг его как поволокло в нечто непонятное, но чисто аксеновское…

А.К.:Совершенно верно! Что он уж и не знал, как ему деликатно от соавтораизбавиться. Ведь стряпать сценарий или пьесу, дабы денежек срубить, предпочтительней в хорошей компании. И «Джина Грина» можно, как ты выразился, «лудить» втроем или вчетвером. А настоящаяпроза — дело одинокое, здесь всерьезза все отвечает лишь одинчеловек. Если это, конечно, не такие органические соавторы, как, например, Ильф и Петров, ставшие по сути дела единой персоной. Так что я к «Москве Ква-Ква» никакого отношения не имею. Его все это, Васино, отнюдь не мое.

Е.П.:Ну да. Писательство — не группенсекс.

А.К.:Да, вот такая вот история. Смотри, сколько мы насчитали важныхВасиных книг. Про эти 28 написанных романов он в каком-то интервью с гордостью заявил; судьбообразующих, конечно, получается гораздо меньше, но список все равно внушительный.

Е.П.:Есть в этих судьбообразующих текстах и сквозные темы. Например, четко прослеживается, извини за выражение, тема комсомола.

А.К.:А еще мы забыли о его очаровательных детских книжках. Вот «Сундучок, в котором что-то стучит» или «Мой дедушка — памятник». Тоже все это аукнулось в «Редких землях». Дельфин, который получил звание капрала американской армии, — типичная аксеновщина Аксенова. Равно как и в той самой книге про революционера Красина — вечно спящий городовой.

Е.П.:Это которая «Любовь к электричеству»? Как-то мне не совсем хочется это Васино сочинение обсуждать.

А.К.:Почему?

Е.П.:Извини, ты сам знаешь почему.

А.К.:Нет, давай разберемся. В литературном смысле и эта книжка сделана безукоризненно. Хорошо продумана по композиции. Легкая, но не легковесная. С использованием сюрреалистических приемов — вроде явления читателю этого самого спящего городового или фантасмагорической вставки странной совы. Вася физически, просто физиологически терпеть не мог тоскливый реализм.

Е.П.:«Эту сову надо разъяснить», как говорил Шариков. Я ведь в свое время вел осторожные разговоры с Василием Павловичем, на кой черт он сочинил такой романешты(это его, кстати, словцо!) про коммуниста-террориста…

А.К.:…и вдобавок предателя своего дворянского класса, а также гипотетического убийцу Саввы Морозова, которого большевики доили как денежную корову. Давай зададим себе вопрос, прямой и предельно честный. «Любовь к электричеству» — искренняя идеализация «ленинских норм» и «социализма с человеческим лицом»? Или, может быть, причина в том, что «Политиздат» за подобных «комиссаров» платил втрое?

Е.П.:Я Васе так это осторожно — ты сам понимаешь, с каким я пиететом относился к нему, — задал щекотливый вопрос: зачем там, в этой книге, козел Ленин какой-то даже чуток симпатичный, не говоря уже об этом негодяе Красине?..

А.К.:Да, он Красина романтизировал. Однако мы с тобой не зря вспоминали Окуджаву с его «пыльношлемными комиссарами». Через подобное восприятие действительности почти все прошли. И Гладилин с его «Евангелием от Робеспьера», и Войнович, и Владимов, и Копелев.

Е.П.:Но, зная, что Аксенов к тому времени уже закончил «Ожог», не следует ли признать, что «Любовь к электричеству» есть чистый акт зарабатывания денег, которые в данном конкретном случае уместнее называть «бабками»?

А.К.:Думаю, что во всех подобных случаях вообще и в случае Аксенова в частности и другие объясняющие мотивы имеются. Например, желание хоть чуть-чуть расширить рамки. Ну, не опозориться, оскоромиться большевистской скоромностью лишь по минимуму.

Е.П.:А-а, понял. В более или менее правовернуюкнигу можно вставить еще много чего. Например, эротические сцены. Или восславить студентов-анархистов.

А.К.:Или сделать из Красина романтического разбойника, а то и большевистского Джеймса Бонда.

Е.П.:Я почему-то вспомнил, как товарищ моей юности, перед тем как познакомить меня в советские времена со своим дядей, сказал про него, что он, увы, коммунист, член КПСС, но человек все равно хороший, правильный. Например, время от времени пьет запоем, как все нормальные люди. И Красин вот с одной стороны, конечно, гнида большевистская, а с другой — джентльмен, инженер, эрудит, душка, не то что эти черти, которые по Лонжюмо и Женевам сидят или в Туруханской ссылке парятся.

А.К.:Да, инженер. Настоящий русский инженер, каких сейчас уже нет.

Е.П.:А как ты думаешь? Знал в то время Василий Павлович, кто такой Красин на самом деле?

А.К.:Я думаю, что знал отчасти. До абсолютного знания и полногонеприятия лживой действительности дорога очень сложная и загадочная. Я думаю, что Вася сейчас, вмешайся он в этот разговор, сказал бы: «Ну да, да, ну заработал денег, стараясь хоть как-то сохранить лицо. C кем не бывает?» Думаю, что это «с кем не бывает» — самое правильное объяснение. Оскоромились, извини, всеписатели, которые хоть секунду были советскими. Всех этозадело.