Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие
Шрифт:
Минул год. Разрешение на поездку в США так и не было получено. Виктория предполагала, что это связано с ее книгой, написанной о матери, об отце, о себе. Официально же ни матери, ни дочери ничего советские органы не объясняли.
Зое Алексеевне в ответ на ее запросы каждый раз говорили: «Звоните на той неделе…». И по-прежнему не давали визы.
Виктория заволновалась. Начала писать в Белый дом. Собрала документы и пошла к Бредли, сенатору от штата Нью-Джерси, где жила Федорова. Бредли, выслушав ее, сказал: «Мы знаем историю вашей матери. Знаем вашу историю. Очень хотим вам помочь. Но поскольку ваша мать просит разрешение на гостевую визу, а не на постоянное местожительство в США,
Виктория Федорова твердо помнит, что разговор с сенатором Бредли состоялся в понедельник. 7 декабря 1981 года Зоя Алексеевна позвонила дочери из Москвы. Виктория передала ей слова сенатора и предложила выбор: жизнь в Советском Союзе, лишенную права на встречи с дочкой и внуком, или эмиграцию. Зоя Алексеевна ответила: «Навсегда в Америку не уеду. Я — русская, я люблю Москву… А как же мои зрители?.. В среду еще раз пойду в ОВИР». В ОВИРе она заявила: «Вы сами подталкиваете меня к эмиграции. Я не хочу навсегда покидать родину, уезжать в Америку. Мне там нечего делать. Я только хочу повидаться с дочкой и внуком. Дайте мне визу на несколько месяцев, это все, что мне нужно». В ответ снова ни «да», ни «нет».
А в пятницу Зоя Алексеевна Федорова была убита выстрелом в голову в своей квартире на Кутузовском проспекте. Дверные замки были в полном порядке. Зою Алексеевну нашли сидящей у столика, на котором стоял телефон. Судя по всему, она либо открыла дверь кому-то своему, либо убийца в ее отсутствие пробрался в квартиру и ждал ее, скрываясь в другой комнате. Татьяна Окуневская, сидевшая с Федоровой в одной тюремной камере, дружившая с ней после того, как обе они были реабилитированы, рассказывала, что на входной двери в квартиру Зои Алексеевны было несколько сложных замков. Причем хозяйка сразу двери никогда не открывала, долго расспрашивала звонившего или стучавшего, одновременно рассматривая его в дверной глазок. Нетерпеливая Татьяна Кирилловна Окуневская, по ее словам, обычно так долго ждала, что не выдерживала и начинала громко кричать на лестничной площадке: «Зоя, открой, наконец! Это я, Тата! Сколько можно!..»
Убийцу актрисы не нашли. Криминальную историю власти усердно замалчивали. Тайна гибели Зои Федоровой не раскрыта до сих пор, хотя, казалось бы, в годы перестройки архивы были широко открыты и для более сложных расследований.
Виктории в приезде на похороны матери отказали. Отказали и в гражданской панихиде, сославшись на соответствующее пожелание близких. Занимавшийся похоронами родной племянник Зои Алексеевны Юрий говорил, что подобные пожелания никто из близких не высказывал. Разрешено было только отпевание в церкви.
Виктория пришла на могилу матери только двенадцать лет спустя. Столько времени понадобилось, чтобы получить визу для поездки в Москву. Помог писатель Юлиан Семенов.
За полтора года до встречи с ним Виктория Федорова подала заявление в российское посольство об отказе от российского гражданства. Там ей обещали рассмотреть ее заявление в течение трех месяцев. Но повторялась история с гостевой визой ее матери. Виктории сообщали, что ее заявление все еще рассматривается… И снова — «рассматривается…». И снова…
Виктория рассказала об этом Юлиану Семенову, приехавшему в Нью-Йорк. И уже через месяц ей позвонили и сказали, что виза готова и она может получить ее в посольстве вместе с билетом в Москву. По признанию Виктории, в Россию она летела настороженно и не без доли страха. Опасения оказались напрасными. Москва перестроечная радушно приняла Федорову. Она пошла на Ваганьковское кладбище на могилу Зои Алексеевны. «В эти минуты я по-настоящему похоронила
маму», — сказала она друзьям.Виктория пыталась возобновить расследование о гибели матери. Ей снова помогал Юлиан Семенов. Вместе они побывали на Лубянке. Там им сообщили, что Министерство внутренних дел владеет слишком малым объемом информации, чтобы сделать серьезные выводы. На этом все попытки были закончены, тайна гибели Зои Федоровой осталась тайной.
Существуют разные версии. В рассказе «Афанасьич» писатель Юрий Нагибин полагал, что актриса была убита из-за старинного кольца, принадлежавшего Зое Федоровой. Кольца редкой красоты и огромной стоимости… Кольцо приглянулось жене всесильного в то время министра внутренних дел Щелокова, известной своей страстью к старинным драгоценностям. Виктория Федорова эту версию категорически отрицала. «Я благодарна Нагибину за то, что он вспомнил маму и написал о ней. Но это его личная интерпретация фактов. У мамы никогда не было подобных безумно дорогих антикварных украшений».
Кто-то полагал, что Федорову убили, потому что в США она могла рассказать нечто о прошлом органов НКВД, что решено было никогда не обнародовать в силу определенных обстоятельств. Но все это только предположения. Ясно лишь то, что все произошло продуманно и неслучайно.
«Такие истории всегда привлекают внимание, — говорит Вика. — А я-то к этому так не отношусь! Для меня, например, мама никогда не была, в первую очередь, актрисой. Она была превосходной матерью — и только потом актрисой. Так же было и с отцом. Человек в адмиральской форме, командующий авианосцем, — для меня он был папа. Он боролся со своим весом, болезнью, он пытался дать мне любовь, которой я была лишена столько лет…».
«Как ты думаешь, мы узнаем когда-нибудь правду об убийстве Зои Алексеевны?» — спросила я Вику, когда она последний раз приехала в Москву.
«Нет!» — она буквально оборвала меня, не желая больше говорить на эту тему. Помолчав, добавила, будто прощаясь с островками былой надежды: «Есть люди, которым это очень не нужно…»
В свой первый приезд Виктория была в эйфории от того, что происходило у нас в начале 90-х годов. Как и все мы… Она поселилась в гостинице «Украина». Окна ее номера выходили на балкон квартиры, где она когда-то жила с матерью. Она смотрела на эти окна, и порой ей казалось, что где-то за гардинами скользит тень ее матери…
«Я довольна своей жизнью, — сказала она тогда. — Но я приехала домой. Когда у меня спрашивают, кем я себя больше чувствую — американкой или русской, отвечаю: конечно, русской!.. Ведь я родилась в России, воспитывалась в Москве. Моя мама истинно русский человек. В Москве друзей больше, чем в Америке…»
Викторию не смущали пустые прилавки магазинов. Она улыбалась, когда двоюродный брат Юрий радостно говорил ей: «Смотри, молоко выбросили!..» Виктория радовалась: «В политическом смысле все прекрасно! Великолепно!.. Я поверить не могу, что это все-таки произошло. Пройдет много лет. Я буду жить за границей. Но была и навсегда останусь русской. Верю всем сердцем, что здесь будет демократическое общество. И русский народ в конце концов будет счастлив. Он этого заслуживает».
Федорова еще несколько раз приезжала в Россию. Однажды рассказала, что решила заняться бизнесом, связанным с поставкой труб, хотя очень трудно было представить Вику Федорову в качестве бизнесвумен… Однажды призналась, что лечилась от алкоголизма — и вылечилась. Потом ее визиты в Москву прекратились.
…И вот она снова на телевизионном экране. Ей уже шестьдесят лет. На лице тихая улыбка: якорь брошен, видимо, навсегда. О прошлом вспоминает спокойно, без былой экспрессии, элегически. Да, когда-то на родине была актрисой…