Акула пера в СССР
Шрифт:
Ничтоже сумняшеся, я выхватил из ложбины между пышными грудями орущее и паникующее существо и тут же сунул его в корзину. Старичок благодарно глянул на меня, а тетка хлопала своими глазами и всё время повторяла:
– Какой нахал, однако! Какой, однако, нахал. Однако какой нахал! – пока не вышла на своей остановке у Метизного завода.
Сразу стало гораздо свободнее. Двери уже начали закрываться, и ЛАЗ тронулся, когда водитель притормозил, ожидая кого-то. В автобус чуть ли не на ходу влетела запыхавшаяся Арина Петровна, вся раскрасневшаяся, чуть растрепанная и прехорошенькая от быстрого бега. Как можно бегать в туфлях с каблуками? И в такой узкой юбке?
– Гера, ты? – удивилась она. – Ты что – меня спас? Погоди – ты снова пил?
– Я, спас, пил, – отвечать пришлось сразу на три вопроса.
Арина Петровна возмущенно фыркнула, а старичок с котятами в корзине вдруг сказал:
– А вы товарища не ругайте. Он только что кутенка спас! Не только вас!
Ответственный секретарь подозрительно посмотрела на меня, а потом на дедушку:
– Какого котенка?
– Вот этого, рыженького! Нужон вам кутенок? Мы с моей Порфирьевной на рынок едем – даром кутят раздавать! Возьмете кутенка?
– Какой хорошенький… – тут же подобрела Арина Петровна и погладила котика за ушком, но потом собралась с мыслями: – Нет, мы на работу едем. Надеюсь, его возьмут хорошие люди.
– Эх! Все вы бабы такие, а? Сначала поманите, а потом…
– А больно много ты баб знаешь, старый? – встрепенулась Порфирьевна. – Или опять про свою Зинку? Знаю я, что ты к ней через забор лазил…
– Да какой забор, старая, у меня ноги не гнутся… – попробовал оправдаться дедушка, но тщетно.
– Знаю я, что у тебя не гнется! Ишь, окаянный, и тута глазки строит девкам! И ты отвернись, бесстыжая!
– Я?! – Арина Петровна удивленно глянула на агрессивную бабулю, и мне ничего не оставалось, как подхватить свою непосредственную начальницу под локоть и утащить из автобуса – на следующей остановке.
Оказавшись на твердой земле, девушка вернула себе уверенность и царственную осанку и, прежде всего, забрала у меня свою руку.
– Я смотрю, у вас много энергии, Гера, – строго сказала она. – Я вчера говорила с шефом – вместо Шкловского про благородных оленей материал писать будешь ты. Так что можешь сразу собираться – поедешь в БООР, и дальше – будешь в распоряжении Стельмаха. Пустишь энергию в мирное русло.
Пришлось понуриться, сделав скорбный вид. Она думала, что здорово меня нагрузила, да? Внутри меня один гаденький попаданец торжествующе отплясывал лезгинку: БООР – это Белорусское общество охотников и рыболовов, а Стельмах – старший егерь и непримиримый борец с браконьерством в районе!
– Вы просто разбиваете мне сердце, Арина Петровна, усылая прочь от себя… – с деланой скорбью проговорил я.
Ответственный секретарь снова фыркнула, обаятельно наморщив носик, и зацокала каблуками по асфальту – впереди уже виднелись окна редакции.
Глава 4, в которой появляются олени
«Козлик» Стельмаха с надписью «БООР» на борту лихо подпрыгнул на выбоине в асфальте и затормозил. Чихнув, выхлопная труба выпустила последний клуб дыма, лязгнула дверца, и главный дубровицкий охотник бодро выпрыгнул наружу и зашагал ко мне.
Это был высокий худощавый загорелый мужчина, с копной седых волос и моложавым улыбчивым лицом.
– Это вы – Белозор? – спросил он и протянул ладонь.
– Так точно, Герман Белозор, –
я пожал его крепкую руку и улыбнулся в ответ.– Ян Генрикович Стельмах, директор Дубровицкого отделения Белорусского общества охотников и рыболовов, ну и старший егерь по совместительству. Я смотрю – у вас и фотоаппарат есть? Это очень хорошо! Кадры можно сделать просто отличные! Мы поедем к благородным оленям. Недавно выпустили четырнадцать особей, вожак у них – с такими рогами… – он сделал жест руками, который должен был обозначать раскидистые рога. – Красота! И этой красоты у нас через несколько лет по лесам будет много.
Я оглядел себя с ног до головы и растерянно потоптался на месте.
– Ян Генрикович, а мы можем заехать в универмаг – я хоть кеды куплю, а то в этих штиблетах по лесу бегать – чистой воды смертоубийство! И домой ко мне – за рюкзаком, а то Шкловский должен был ехать, а вон как оно вышло…
– Заедем, почему нет?
Дома я потратил что-то около пятнадцати минут на поиск старого потертого брезентового рюкзака и запихивание в него всего необходимого: смены белья, зубной щетки, полотенца и прочего. Когда забрасывал рюкзак на заднее сиденье «козлика» – обратил внимание на белую «Волгу», которая стояла у калитки Пантелевны, и звонкие голоса на ее подворье. Гости?
Судя по настрою Стельмаха и намекам шефа – в рабство охотникам меня отдавали всерьез и надолго, на пару-тройку дней – точно. Я должен был набрать материала на цикл статей о развитии охотничьего промысла в районе – посоветовали сверху, а от таких советов не отказываются. Кажется, незабвенный Леонид Ильич был заядлым охотником – может, это как-то связано?
В любом случае, переодевшись из цивильных брючек и рубашки в удобные штаны-хаки и серую тенниску, я почувствовал себя гораздо лучше. Оставалось раздобыть кеды – если и не легендарные «Два мяча», то любые другие, потому как рассчитывать на то, что у Белозора водились какие-нибудь адекватные кроссы или берцы, явно не приходилось. Ну, не кирзачи же напяливать, в самом деле?
Универмаг «Ведрич», названный так в честь мелкой речушки, притока Днепра, был одним из самых изобильных мест в городе, не считая «Березки», конечно – даже в моё время, когда сетевые магазины и частные павильоны заполнили город. Стельмах припарковался у районной библиотеки, и я выскочил на улицу, задумавшись о слове «припарковаться». Как нынче звучал этот глагол?
– Гера, Герочка, Герань… – раздался вдруг гнусавый голос, и я вздрогнул от неожиданности.
На покрытых трещинами бетонных ступеньках крыльца библиотеки сидели три типа – из тех классических персонажей, при виде которых пробуждаются древнейшие инстинкты «бей или беги»: картузы, рубашки-тельняшки, мятые брюки-клёш, необремененные интеллектом лица… Совсем молодые, лет по семнадцать-двадцать… Вспомнился виденный краем глаза белогвардейский плакат «ОТЧЕГО ВЫ НЕ В АРМИИ?». Советский Союз же, берут вроде всех и откосить нереально? Или – уже отслужили?
– Гера, так что насчет подгона? Ты обещал всемерно поспособствовать – а всё никак…
Память Белозора выдала кличку старшего из них, голубоглазого башибузука – Сапун (от фамилии Сапунов), и имя – Тимох.
Зная Викторовича, он наверняка не стал бы ничего обещать такой сомнительной личности. Наверняка всё было слегка по-другому, а обещание – это вольная интерпретация Тимоха. А потому я сказал:
– Ветер переменился. Потом обсудим, лады?
– Ветер, гришь? – Сапун встал, и его соратнички поднялись разом, всем своим видом излучая угрозу. – Гера, а ты не попутал ничего?