Акула. Отстрел воров
Шрифт:
Потом неожиданно ухмыльнулся:
— Подполковник? Тоже не ху…во! Эксперт ЭКО Северного РУВД лейтенант милиции Супченко. Вольно!
Реакция Кашпировского была неожиданной — у него как-то странно стало надуваться лицо. У Тростинкиной возникла ассоциация с резиновой куклой, в которую щедрый хозяин закачал избыток воздуха.
Супченко, насладившись произведённым эффектом, смачно высморкался в сугроб. Сначала правой ноздрей, потом левой, помогая этому делу ладонью с оттопыренным мизинцем.
Только теперь все заметили, что он сильно нетрезв.
— Да ты пьян! — вскричал Кашпировский.
Эксперт улыбался, как кот на солнцепёке.
Начальник оглянулся
Кашпировский схватил эксперта за шкирку и поволок к машине. Пьяный лейтенант весил килограммов на тридцать меньше, чем дородный подполковник. Активного сопротивления он не оказывал, только хихикал и подгибал ноги, так что тыловику пришлось изрядно вспотеть, прежде чем он запихнул шутника в «стакан» «козелка».
— А вы чего сиднем стояли? — переведя дыхание, накинулся подполковник на постовых.
— Он же офицер…
— Он пьяная скотина, а не офицер. Сегодня же уволю! Везите его в отделение, пусть подержат, пока я не приеду. Сам оттащу этого алкоголика на экспертизу…
Подойдя к прокурору, Кашпировский пожаловался:
— Нет, вы только видели? И когда успел нализаться? Я же сам развод проводил, все были трезвые.
Воробьёву захотелось спросить, как мог Кашпировский, в течение без малого часа инструктируя личный состав, не запомнить эксперта. Вертелись на языке и другие вопросы: неужели сразу было не видно, что Супченко пьян? Как можно было принять его за представителя главка, если лейтенант похож на кого угодно: вечного студента, компьютерщика, наркомана, но только не на мента?
Воробьёв промолчал.
Кашпировский достал сигареты. Видимо, он курил достаточно редко и после второй затяжки раскашлялся. Отдышавшись, вкрадчиво улыбнулся:
— Все как-то не вяжется с этим осмотром. То ваши набедокурят, то наши расшалятся. Больно смотреть, как низко упал профессиональный и моральный уровень сотрудников за последние годы. Может, Василь Данилыч, сами поглядим? Все равно эксперта нового ждать…
Воробьёв не считал, что тыловик может адресовать к нему какие-то претензии по поводу ночного скандала, но опять промолчал. Кашпировский, при полной своей бестолковости в качестве милиционера, был все-таки человеком полезным: обещал отремонтировать, неофициальным порядком, прокурорскую автомашину. Воробьёв и сам мог бы запросто найти спонсора, но боялся запятнать руки в преддверии повышения.
Они пошли «глядеть». Что хотели рассмотреть — и сами не знали. Шли неторопливо, с серьёзными лицами, обшаривая взглядами землю. Подвернись серьёзная улика — они бы её не заметили.
Но подвернулась ксива Сазонова.
Из-под снега выглядывал только один уголок темно-бордовой книжечки. Кругом росли кусты, валялся мусор. В двух метрах правее было сильно натоптано, там ночью собирали автоматные гильзы. Соответственно, ещё правее, метрах в пяти-шести, должны были располагаться стрелки. К тому месту и направлялись начальники, но одновременно остановились, прищурились и наклонились, чуть не ударившись лбами.
Худощавый Воробьёв оказался проворнее раскормленного тыловика.
— Ну-ка, ну-ка, ну-ка… Ага!
Фамилия Шурика ничего Воробьёву не говорила, но лицо на фотокарточке показалось знакомым.
— Оперуполномоченный криминальной милиции, — прочитал прокурор с деланным удивлением. — Интересно… Похоже, ваш Супченко не один квасил.
Объяснение, пришедшее в голову Воробьёва, являлось наиболее правдоподобным: пьяный опер ночью выезжал на происшествие и, лазая по кустам, обронил свой мандат. Может, он был и не пьяный,
а просто карман куртки прохудился, или имелась ещё какая-то безобидная причина потери, но Воробьёв моментально себя убедил, что имело место вульгарная пьянка. Во-первых, Супченко тому подтверждение. Во-вторых, представить дело таким образом значительно выгодней. РУВД скандал ни к чему, так что можно будет с Кашпировским поторговаться. Глядишь, кроме ремонта машины ещё что-то обломится.— Разрешите-ка… — тыловик протянул руку к находке, однако прокурор этого якобы не заметил, повернулся к подполковнику спиной и позвал Риту:
— Тростинкина! Занеси в протокол…
Маргарита усмехнулась, рассмотрев удостоверение.
Она много слышала о безалаберности Сазонова, укрепилась в этом мнении, несколько раз столкнувшись с ним по работе, но понятия не имела о его высокопоставленных родственниках.
— Да, Василий Данилыч, сейчас нарисую.
Удостоверение исчезло в кармане её пуховика.
Воробьёв посмотрел на Кашпировского:
— Два ноль в нашу пользу.
— Сейчас внесём ясность, — подполковник достал телефон.
Как и прокурор, он подумал о пьянке. Сазонов не являлся его непосредственным подчинённым, и случись конфуз в другой день, Кашпировский не стал бы с ним разбираться. Но сегодня он являлся ответственным от руководства и вполне мог получить по шапке от начальника главка, который за утраченные ксивы спрашивал очень строго. Гораздо строже, чем за нераскрытые преступления, невыплаченную зарплату или, не дай Бог, гибель сотрудников.
— Сейчас внесём полную ясность в этот вопрос, — медленно повторил он, дозваниваясь до Катышева.
Одновременно подполковник думал о том, как будет торговаться с прокурором, чтобы тот отменил распоряжение оформить находку и согласился разойтись полюбовно: «Бензин? Сто литров хватит? Или дать триста?»
— Алло! Анатолий Василич? Кашпировский приветствует! Нет, не экстрасенс… — лицо подполковника снова немного надулось: традиционная шутка ББ сейчас показалась особенно неуместной, прямо-таки оскорбительной из-за присутствия посторонних. — Сазонов — твой боец? Работает? Ах, только что видел? Прекрасно! Проверь-ка у него ксиву. Что? Сегодня утром проверял? У всего ОУРа проверял? Говоришь, было в наличии? Проверь ещё раз, прямо сейчас. Я тебя очень прошу. Да, есть основания подозревать…
Возникла техническая пауза, пока ББ вызывал Шурика. Потом брови Кашпировского поползли вверх:
— При себе? Прямо перед тобой лежит? Не может этого быть!
Над местом ДТП кружилась стая ворон.
«Фольксваген» успел проскочить, удар фургона приняла на себя старая «волга». Андреич не смог ни отвернуть, ни затормозить — ушатанная «двадцатьчетверка» слушалась команд с большим запозданием.
«Газель» столкнула машину в кювет и заглохла.
За рулём фургона дрых пьяный водила. Пожилой, заскорузлый, с туповатым лицом. Злости не было его колошматить. Андреич ограничился двумя оплеухами и опустил руку.
Больше всех в аварии пострадал спортсмен-охранник. Выбравшись из машины, стоял, нервно икая, и растирал по лицу кровь, Андреич, разобравшись с водителем, осмотрел охранника: ничего страшного. Ушибленно-рваные раны виска и правой кисти, раскрошились два гнилых зуба.
— Все равно их надо было выдирать, — сказал Андреич, обрабатывая повреждения йодом.
Охранник попытался что-то ответить и замычал от боли: оказалось, он сильно прикусил язык.
— Видишь, мудила, что ты наделал? — вздохнул Андреич, оборачиваясь к виновнику ДТП. — Твоя машина?