Аквариум

Перебежали перекресток. Опять на красный. Рефлексы мирного горожанина забылись очень быстро. Прошли мимо корпусов тихого пока строяка и добрались до нашего склона.

Леший, начавший спускаться первым, вдруг застыл. Мы с Серегой тоже встали, зная, что ничего хорошего это не предвещает. Я даже оглянулся - может Горгулья уже на голову пикирует? Нет. Сзади пусто. Впереди вроде тоже. До нашего люка еще метров двадцать спуска.

– Егор, а ты из дома того в эту сторону не смотрел?
– услышал я напряженный шепот Лешего.

– Смотрел. Все спокойно было. Ну так, показалось что-то...

– Что показалось?
– быстро перебил меня он.

– Ну-у... Типа три линии или нити будто промелькнули, я решил, что это от лестницы нашей...

– Три линии, - повторил задумчиво Леший. Пожевал губами.
– Не. Не может быть. Мы же тут каждый день ходим...

– Что не может быть-то?
– спросил явно начавший нервничать Серега.

– Да есть одна херня, ее Трассером называют, - нехотя проговорил Леший.
– Но они к определенному месту всегда привязаны. Даже после перезагрузки не перемещаются...

– Короче, у нас их тут точно нет!
– уверенно изрек он помолчав.
– Пошли!

Все-таки, видимо, расслабился наш проводник. То ли близость к Сараю сказалась, почти дома, все знакомо, то ли что еще, не знаю. Да и я тоже, если честно, особо не прислушивался к своему обострившемуся чутью, которое что-то кричало мне из глубин подсознания, как сегодня на лестнице...

Вобщем, мы пошли дальше. Добрались до люка, сняли рюкзаки, я и Серый приподняли крышку, Леший сбросил наш ценный груз вниз и прыгнул вслед за ним. Я посмотрел на Серегу - тот кивнул мне - типа прыгай, я подержу. Я посмотрел в люк, оттолкнулся ногами от края, и тут раздался негромкий хлопок, что-то вспыхнуло, оставив на сетчатке три ярких параллельных росчерка, а лицо обдало теплой водяной пылью. Ничего еще не понимая, я приземлился на пол коридора, немного подвернув ногу, и тут мне на спину упало что-то круглое и твердое, отскочило и запрыгало по бетонному покрытию в сторону двери в бункер. Сверху с громким лязгом встала на место крышка люка.

Зрение постепенно возвращалось, привыкало к полумраку, перед глазами постепенно растворялись три нити. Вместо них проявлялась темная спина Лешего.

– Это что щас было? Где Серега?
– спросил он, поворачиваясь ко мне и поднимая фонарик.
– Бля, Егор ты в крови весь...

Я промолчал. Только поднял дрожащую руку с фонарем и посветил в сторону двери, где в углу, уставившись на нас остекленевшими глазами, застыло перекошенное лицо Серого...

– Мать твою! Суки! Ненавижу! Твари, бля!
– орал Леший и со всей силы бил кулаками по кирпичам.
– Как так, блядь! Ну как?

Я в это время просто сползал по стене, не в силах отвести взгляда от оторванной головы, под которой медленно расплывалась темная лужа...

4.

– Суки! Мать твою!

Егор проснулся, с трудом разлепив тяжелые веки. Огляделся, медленно сел. Лучше б не садился. Голова раскалывалась, свет резал глаза.

Лег, сжался в комок под грязным одеялом.

– Твари!
– ругался кто-то рядом.

"Это Максим", - всплыло в мутном сознании.
– "Я у него на даче, и мы бухаем. Второй день... Нет, пятый..."

– Прикинь, Егор! Эта тварь мне даже пива сраного в долг налить не может! А я ей всю проводку в том году сделал!

– А у нас, что вообще ничего не осталось?
– разлепив сухие губы, поинтересовался Егор.

– Нет! Ни капли. Мы вчера даже бабкину заначку допили!

"Теперь понятно, почему так хреново..."

Какой-то мутный дикий сон, что-то про сплошные оторванные головы, медленно растворялся, вместо него проявлялись отдельными кусками события предыдущего дня и ночи.

"Пипец, просто!"

Была середина августа. Егор взял двухнедельный отпуск. Ни о какой загранице не могло быть и речи, денег почти не было. Тем более, жена свой сорокадневный, назло ему, уже отгуляла. Поэтому, в пух и прах разругавшись с ней, он даже уже не помнил с чего все началось, Егор психанул, прыгнул в машину и уехал куда глаза глядят, основательно закупившись водкой. Вообще, он планировал провести отпуск, как в молодости, дикарем на Андреевских островах, его давно зазывал бывший одногруппник, каждый год ставивший там лагерь. Взять дочку, порыбачить. Выспаться. Подумать...

Но не судьба...

В тот день он, скорее всего, просто нажрался бы и вернулся домой, а на следующий - уехал бы на острова, но позвонил Макс, который, оказывается тоже решил отдохнуть.

Макс - был просто знакомым. Не другом детства, не одноклассником, - просто собутыльник, тоже очень любивший посинячить. А еще у него была дача. Всего в тридцати километрах от города прямо на берегу Реки.

Наверное, в обычном состоянии, Егор бы не согласился на предложение "порыбачить", но в тот день на нервах и обиде, особо не размышляя, он рванул в сторону северного выезда и через сорок минут уже поднимал первую рюмку, чокаясь с коренастым сорокалетним мужичком с хитроватой и припухшей физиономией.

И понеслась...

Поначалу по-честному пытались рыбачить. Даже чего-то поймали. На следующий день чуть не утопили лодку, старую раздолбанную казанку. Мотор накрылся, а рыбачить на веслах было не комильфо.

"Ну, лодку не утопили, баню точно сожжем!" - видимо решил Макс на третий день запоя. Поэтому, сначала пили за баню, потом за ее мужественное спасение от огня. Приехала жена Максима и на вполне логичный вопрос, какого хрена тут происходит, была послана мужем на все три буквы. Орала она долго, досталось и мне, типа уж от тебя я такого не ожидала, потом, поняв всю бессмысленность своих попыток достучаться до пьяных мудаков, она села в машину и исчезла в клубах пыли.

На четвертые сутки решили выйти "в люди". У Максима появилась навязчивая идея найти баб, которых, по его мнению, на территории массива было немерено, причем, все фотомодели, обожающие бухих мужиков. Баб не нашли, зато нашли каких-то молдаван, строивших дом на соседней улице, и весь вечер квасили с ними за дружбу народов, поминая Советский союз. Кончилось все потасовкой, в ходе которой Максим чуть не словил в печень совсем не кухонный нож. Я вытаскивал его за ворота, он упирался, орал про Великую Россию и всяких сраных чурок, а молдаване, явно не причислявшие себя к чуркам, орали что-то на своем языке и швыряли в нас пустые бутылки.

Потом был променад по всем окрестным дачам в поисках выпивки. Тут в памяти Егора уже начали появляться пробелы. Посидели у какого-то дяди Миши. Потом, уже ночью, еще у кого-то ели шашлык и снова пили. Последним воспоминанием было купание голышом и долгий разговор "за жизнь" на берегу. В чем была суть разговора, Егор не помнил совершенно, зато точно знал, что он был "за жизнь". А уж поиски и последующее распитие бабкиной заначки вообще остались за бортом продырявленной памяти.

Короче, весело... Так весело, что хотелось сдохнуть. Такого запоя у Егора еще не было. Организм был скрючен не обычным похмельем, а мощнейшим абстинентным синдромом. Все тело тряслось, мысли разбегались, было страшно, стыдно, голова раскалывалась на куски. А тут еще рядом суетился и матерился неугомонный Макс, который, в отличие от Егора, в запойное состояние только входил. Наверное, сказывался опыт...