Аквитанская львица

Двое турок попытались обойти его, вскарабкавшись по стене, но едва рука первого сарацина ухватилась за камень рядом с королем, он, отвлекшись от нападавшего на него сарацина на тропинке, отсек кисть врага, и тот, заревев, полетел вниз, сбив еще двух нападавших единоплеменников. По времени эта битва происходила не больше пяти минут, но те из французских рыцарей, кто видел ее снизу, уже никогда бы не смогли ее забыть. Их король был героем! Настоящим христианским государем, вставшим на защиту бедных паломников, идущих в Святую землю.

Но от полного избиения крестоносцев в Кадмских горах караван спасли тамплиеры и те рыцари, кто встал под их знамя. Защитников возглавил великий сенешаль Эврар де Бар. Ветераны Пиренеев, Бедные рыцари Христа лучше других умели противостоять сарацинам в горах. Тамплиеры знали, как можно снасти лошадей от турецких стрел, как укрыться самим и дать отпор. Турки нападали только на одном участке, где растянулась самая большая и самая уязвимая часть каравана — средняя. Им нужно было успеть разметать французов, пока не спохватился мощный авангард крестоносцев, который они с такой радостью пропустили далеко вперед. Но на арьергард турки внимания не обратили. Эта их опрометчивость и переломила ход сражения. Карабкаясь по скалам, тамплиеры обошли сарацин стороной и ударили с тыла по их правому флангу. Не ожидая нападения, турки дали сигнал к отступлению.

Они и так насытились кровью врага!

Сарацин в этот день погибло немного — сотни три, и то лишь благодаря расторопности Эврара де Бара и его людей. Потери французов оказались катастрофическими, невосполнимыми, страшными.

Сарацины сторицей отплатили за поражение на берегах Меандра. За бессилие на поле брани отплатили коварством и хитростью. Более двадцати тысяч крестоносцев и паломников погибло всего за один час этого кошмара. Печальный опыт императора Священной Римской империи Конрада Гогенштауфена не стал примером для французов, оказавшихся не менее легкомысленными. Весь цвет рыцарства Иль-де-Франса, Шампани, Анжу, Фландрии и других провинций был выкошен в этот день — храбрые дворяне с золотыми шпорами, укрывая герцогинь, графинь и баронесс своей грудью, легли на узком карнизе и на дне пропасти. Большая часть камеристок, служанок, прачек и музыкантов оказалась перебита стрелами и раздавлена камнями. Та же участь постигла и треть бедных паломников, которых защищали во вторую очередь — после аристократок. Тысячи разбитых тел остались лежать на дне пропасти без погребения — на радость хищным птицам и зверям. Живым оставалось только оплакивать своих родных и близких.

Их великое путешествие закончилось под Кадмскими горами — острые уступы стали их братской могилой.

Когда Людовик, оказавшийся на своем плато, обозревал эту картину, вдалеке на дороге показались первые отряды Жоффруа де Ранкона, наконец-то пришедшие на помощь своим.

Красавчик де Ранкон, бледный и молчаливый, подъехал к королю, спешился, встал на одно колено и опустил голову. Спешились и его рыцари. Среди них были и друзья Алиеноры — Гуго де Лузиньян и Сельдебрейль.

— Где вы были, де Ранкон? — спросил король.

Граф поднял глаза:

— Мы… оторвались… случайно…

— Где вы были, когда турки избивали этих людей, де Ранкон? — повторил вопрос король.

Владетелю Тайбура нечего было сказать. Людовик вытащил меч, от острия до рукояти покрытый сарацинской кровью, и приставил лезвие к горлу де Ранкона. Лицо его было искажено звериным гневом — никто и никогда не видел короля таким. Все наблюдавшие эту картину притихли. И французы, стоявшие за королем, и аквитанцы.

— Я последний раз спрашиваю вас, де Ранкон… Отвечайте.

— Людовик, прошу тебя! — Алиенора, свидетельница этой сцены, выступила вперед.

Король обернулся:

— Ты просишь меня? Ты просишь — за кого?! За этого негодяя?!

Жоффруа де Ранкон, все еще стоя перед королем на одном колене, побледнел еще сильнее:

— Вы не смеете так говорить со мной, ваше величество. Хотите убить — убейте. Но вы не смеете так говорить со мной.

— Не смею?! — Людовик оторвал меч от его шеи и обвел им по кругу. — Погибли лучшие рыцари Франции! Лучшие — не в пример вам, де Ранкон! Погибли простые люди, которые доверились нам! Доверились мне!

Подбородок Жоффруа де Ранкона потянулся вверх:

— И все же — не смеете.

— Гореть вам в аду, де Ранкон! — выдохнул Людовик. — Вам и вашим людям!

— Южане предали нас! — шагнул вперед один из шампанских рыцарей, потерявший в этой бойне почти всех своих товарищей. — Вы способны только болтать и бренчать на своих виолах! Вы больше ни на что не годитесь!

«Южане предали нас! — разносилось за спиной короля. — Гореть им в аду!»

Несколько аквитанцев уже тянули мечи из своих ножен, Лузиньян и Сельдебрейль первыми. Другие переглядывались. Схватка была близка. Неожиданно вперед выступил бородатый Эврар де Бар с алым крестом на белом плаще, тоже ставшим алым, но от крови. Сенешаль ордена только что подоспел с отрядом своих тамплиеров узнать, жив ли король, и услышал последние брошенные с обидой и гневом слова.

— Стойте! — воскликнул великий сенешаль ордена. — Нет разницы, кто южанин, кто северянин. — Он положил руку на плечу королю. — Виновник беды только один человек — тот, кто нарушил приказ короля: держаться всем вместе; кто отвел авангард на недопустимое расстояние. Это граф Жоффруа де Ранкон. Но дело короля, как поступить с преступником. Нельзя обвинять всех!

— Вздернуть его! — завопили французы, охранявшие караван.

Жоффруа де Ранкон все еще стоял, преклонив колено. Он понимал: имя его запятнано навеки и готов был принять любой суд. Может быть, мгновенная смерть была бы лучшим исходом в сложившейся ситуации. Но его земляки, которых уже незаслуженно оскорбили, вытащив мечи, выступили вперед. Аквитанцы готовы были драться за своего предводителя.

— Мы не отдадим его! — выкрикивали они. — Не посмеете!

Французы тоже вытащили мечи — с южанами их разделял только король, все еще державший в правой руке меч в кровавых подтеках, и великий сенешаль тамплиеров.

— Что вы, как псы?! — оглядывая обе стороны, с напором заговорил Эврар де Бар. — Турки — рядом! Если вы сейчас наброситесь друг на друга, вся им будет забота — добить нас! Ваше величество, — обратился он к королю. — Рассудите, но без гнева в сердце, заклинаю вас Господом Богом нашим Иисусом Христом! — Уже немолодой тамплиер тоже встал на одно колено. — Без гнева в сердце, — повторил он как заклинание.

Людовик кивнул:

— Благородный сенешаль, сир де Бар, и вы, де Ранкон, поднимитесь…

Оба рыцаря поднялись. Жоффруа де Ранкон все еще не знал, какая судьба ждет его. В случае приговора он готов был смириться с судьбой и принять смерть.

— Нет правых и нет виноватых в том, что случилось, — сказал Людовик Седьмой. — Господь наказал нас за грехи — и де Ранкон стал лишь орудием этого наказания. Солнце, которое поглотила тьма, было предупреждением этому! Мы шли на святую работу с душами и сердцами, полными сладострастья и жажды подвигов для своей славы, а не для славы Господа. И вот теперь мы пожинаем плоды наших деяний, — он обернулся на Алиенору, стоявшую неподалеку, и взоры всех устремились в ту же сторону. — Мы превратили великий поход, на который призвал нас Господь устами первосвященника и Бернара Клервоского, в позорную оргию! — Теперь он смотрел только на свою жену, забрызганную кровью убитой камеристки, и обращался только к ней. — Слышите, ваше величество, в позорную оргию! — Алиенора отступила: худшее, что сейчас могло пробудиться в ее муже, вновь поднимало голову. Все тот же зверь, поселившийся в его сердце после пожара в Витри. Но теперь этот зверь разрастался в размерах и одним ударом лапы готов был убить ее. — Где сейчас ваши блудницы, королева Алиенора, которые так были необходимы вам в дороге, скажите?! Не можете, так я вам скажу: на дне этой пропасти! — Он ткнул мечом вниз. — На самом ее дне! И те, кто пользовался ими, там же.