Алаид

Знала бы я тогда, что эта прядь совсем не последствие горя, а мое личное предупреждение.

А тот день ознаменовал, что мое детство навсегда закончилось.

Позже я узнала, как именно умер Вал. Дома по прежнему при мне об этом молчали, но когда становишься своей бестелесной тенью, то невольно можешь услышать больше, чем следовало. Помню, как закусила до боли кулак, чтобы не взвыть в голос, пока ужасные подробности долетали до меня и прожигали дыры на коже. Лучше бы я не вмешивалась, тогда его страдания были бы мимолетными.

Я вынырнула из этого воспоминания, что вязкой патиной тоски окутало меня и сразу окунулась в другое.

Смерть Вала было последним видением, что я себе позволила по глупости увидеть.

Следующее настигло меня вскоре дома. Вернее попыталось.

Я помогала маме готовить ужин. Она отлучилась в кладовую за специями для жаркого. На огне тихонько булькал мясной бульон, а я уже почти дорезала овощи. Оставалось только все это соединить вместе и потомить на огне. Как раз все успеет приготовиться к возвращению отца, подумала я, как снизу вверх по позвоночнику прошла такая знакомая волна мурашек, всегда предвещающая видение. Судорожный вздох. Горло перехватило тисками, а перед глазами поплыли сначала размытые картинки. Мгновение и они обретут четкость и я в них увижу кого-то дорогого и близкого. Я оцепенела от паники. Но рука уже был за занесена для очередного движения, чтобы нашинковать мелко капусту. Нож дрогнул и вместо овоща прошелся острым лезвием по указательному пальцу. Это мгновенно привело меня в чувство. Морок видения спал. Я даже не вскрикнула, так была потрясена. Только мама, когда вернулась, спросила, как я себя чувствую. Ей показалось, что я побледнела. С момента моего срыва и обморока, я часто ловила на себе ее встревоженные взгляды, когда она думала, что я не вижу. Она беспокоилась, а мне не нравилось ее расстраивать.

– Просто порезалась, – подняла, показывая палец с тонкой струйкой крови. – Ничего страшного, сейчас перевяжу.

Пока заматывала палец тряпицей, лихорадочно обдумывала то, что произошло несколько минут назад.

Боль.

Боль короткой яркой вспышкой прогнала видение. Вот так просто? Значит я могу с этим бороться. И буду! Обязательно буду! Не хочу всю жизнь быть заложницей этого проклятия. Только не это! Я подышала успокаиваясь. И уже знала, что мне делать дальше.

На следующий же день я пошла в кузницу к Рэму. Высокий и широкоплечий, как скала, кузнец с тотемом зубра спокойно выслушал мою странную просьбу, но лишних вопросов задавать не стал. За что я была ему неимоверно благодарна. Просто сказал приходить через два дня. Их я провела в нетерпении, словно сидя на раскаленных углях. Пару раз я возвращалась к видению, что прервалось порезом, но была рада, что никогда не узнаю, что в нем было сокрыто. С меня достаточно.

– Я выполнил твою просьбу, Мирра, – протянул мне холщовый мешочек Рэм, когда я спозаранку третьего дня прибежала в кузницу, где уже кипела работа. – Примерь сразу, если не подойдет, я переделаю.

Я вытряхнула на ладонь содержимое мешочка и полюбовалась на тонкое черное кольцо. Простое, ничем не примечательное, немного даже грубоватое, но красота тут совсем не важна. Важен только небольшой выступающий шип, заточенный, как жало шершня. Мое спасение!

Примерила. Оно идеально село на средний палец, мягко поигрывая при свете солнца.

– Спасибо, Рэм, оно прекрасно! – Кузнец довольно улыбнулся, а я поторопилась расплатиться и уйти, пока он все-таки не стал меня расспрашивать о том, зачем мне понадобилась эта вещь. Платы он брать не хотел, но у меня была заработанная монета с прошлогодней ярмарки и я с радостью оставила её на наковальне.

Вместо дома я отправилась в противоположную сторону. Оказавшись у кромки леса, я опустилась на упавшее дерево и перевернула кольцо острием внутрь. Слегка сжала кулак. Шип впился мне в ладонь и легкая боль прокатилась освежающей волной. На коже остался едва заметный след.

То, что нужно. Когда видения снова захотят залезть мне в голову, нужно просто сжать покрепче кулак и боль сделает свое дело. Я больше не буду видеть того, что случится. Это мысль меня окрылила.

Возможно, кто-то бы возжелал мой дар. Кто-то бы счел его силой. Но мне он был не нужен. Я не хотела однажды видеть то, что случится с моими близкими. Знать, что потеряю кого-то из них, но смогу только бессильно стоять в стороне и наблюдать. Потому что за любое вмешательство придется платить. И платить дорогую цену.

На это я была не готова.

– --? ·?· ?---

После разговора с Бруном про поездку в Варгард, я решила выяснить, что об этом думают родители.

Как я и предполагала, у отца были другие намерения. Он готовился в этом году отправится с мужчинами на большую охоту, чтобы заготовить оленьего мяса для всего клана, пока не выпало слишком много снега, да и олени еще не обзавелись детенышами.

Каждый год примерно в одно и тоже время, до глубокого снега, стада перебираются с севера через перевал немного южнее, чтобы пережить зиму и родить свое потомство – там у них больше шансов добыть пропитание. В это время они проходят всего в двух-трех днях пути от Долины. В этом году снег лег на горы раньше обычного и старая Ика сказала, что олени не будут ждать и скоро отправятся к месту зимовки. Поэтому сезон большой охоты начнется раньше. По традиции охотники уходит на добычу мяса на несколько недель, чтобы выследить, добыть, освежевать и принести все в Долину.

Жизнь в Долине размеренная и понятная. Мы всегда точно знали, в какой сезон чем следует заниматься. Летом – собирать ягоды, сушить травы, коренья и грибы. Осенью – готовить луки и стрелы, чинить сани, утеплять жилища, прясть шерсть и шить теплую одежду. Зимой – добывать мясо и шкуры. Весной главная задача – сберегать последние силы, чтобы дождаться прихода лета и начать все заново. Все своим чередом, никакой спешки или суеты. Так из года в год. И ничто не могло нарушить ход этих вещей, установленных самой Праматерью, поделившей круг года словно пирог на сезоны.

Меня и Бланку родители все-таки отпустили на праздник Самой Длинной Ночи. Хотя мама наотрез отказалась ехать с нами. Молодая Крита ожидала первого ребенка и очень переживала, что несмотря на возраст, здоровье ее было слабым и мама обещала ей быть рядом и помочь появиться малышу на свет. Поэтому сестру поручили полностью под мою опеку. Что ж, путешествие обещало быть интересным.

Бланка как узнала, что можно поехать, так с тех пор дом стоял на ушах. Только и разговоров, что о предстоящем путешествии. Как будто в ней взыграла давно спящая кровь кочевников. Но это была ее первая дальняя поездка и ее можно было понять. Родители, кажется, успели уже сотню раз в тайне пожалеть о своем решении. Пережить день или два её слез и обид было бы легче, чем справиться с её неуемным энтузиазмом. Целыми днями ее мысли были заняты поездкой, она бесконечное множество раз просила описать Варгард, как выглядят его улочки и жители, хотя знала эти истории наизусть.

Глава 2

В путь мы отправились с семьей Бруна, которая кроме него состояла из его отца и младшего брата Грана. Жена Шиппа – Илая, умерла сразу после рождения Грана и он еле пережил уход любимой. Несколько недель он пропадал в лесу в обличии тотема, но любовь к своим детям взяла вверх над горем и он вернулся. Истощенный, израненный, но вернулся.

Как-то отец обмолвился, что всерьез тогда переживал, а не предпочтет ли Шипп остаться рысью и уйти в горы, ведь облик зверя притуплял человеческие страдания и давал такое сладкое забытье. Конечно, о Бруне и Гране тогда бы позаботился клан. Они бы выросли не обделенные любовью и заботой, но с родным отцом все же как-то лучше, тем более с таким, который на все старался смотреть с легкой иронией, хотя он и растерял часть своей живости, после ухода жены. Брун на него похож, а вот Гран, мама говорит, унаследовал больше от Илаи. Вообще, внешне они очень похожи, только у Грана в отличии от брата короткие, еле прикрывающие уши, каштановые волосы. Их видимо и имеют ввиду, говоря, что младший пошел в мать.

Конечно, нас не могли отпустить просто беспечно веселиться на празднике. Нам надавали кучу заданий и поручений, которые нужно будет непременно выполнить. А еще Гуди снарядила нам целый ящик мазей и снадобий собственного приготовления, чтобы мы ими поторговали на ярмарке. Она каждое лето и осень заготавливает травы, как безумная, что я иногда пугаюсь ее рвения. Особенно, когда она еще и разговаривать начинает со своими пучками и скрутками или напевать им, пока перетирает в порошок. Но на самом деле она просто любит свое дело, от того и поет ее сердце. Вот так, не зная меры у нее обычно к началу холодов образуются огромные запасы скляночек, что хватило бы на десять зим вперед. И нам теперь предстояло взять излишек на ярмарку. Мы выручим немного денег для клана, а люди получат лучшие во всем Севере лекарства.