Алан. Скажи, что ты моя 2

– Рад, если все срастется и ты будешь при деле, малышка…

– Рада, что у тебя все так, как ты хочешь, дорогой…

В тот вечер, на коробках и чемоданах, мне даже показалось, что все мои страхи искусственны, надуманны, преумножены в собственной голове.

Следующую неделю я провела за хлопотами обустройства… И даже не думала о пасмурной серости за окном, сносящем ветре, стоило только выйти из лобби дома на улицу, постоянно плачущем капризным дождем небе над головой и пробках нон-стопом на Беговой и Третьем транспортном кольце…

– Ты моя Золушка, – восхитился в очередной раз муж, зайдя в нашу новую квартиру и с восторгом оглядываясь по сторонам.

Сегодня я, наконец, повесила шторы и украсила дом текстилем. Это всегда придает тепла и уюта даже самому неприветливому помещению. Добавила в этот интерьер немного теплых красок, мягкость ковров и штор, поменяла мебель, создала несколько световых точек в виде торшеров и напольных ламп. Теперь и мне хотелось здесь находиться. Завтра последний аккорд – съезжу в галерею знакомого из Парижской школы дизайна. Он был родом из Москвы, по возвращении открыл галерею современного искусства. Рисует сам и продвигает молодых и интересных художников. Наверняка найду там что-то подходящее для гостиной.

Опустила глаза на руки только что вошедшего домой Роберта – у него с собой опять пицца… Стало стыдно, уже почти неделю мы питаемся покупной едой…

– Прости, я опять ничего не приготовила. Времени вообще не было.

– Прекрати, Иза, – категорично возразил он, – какая еще готовка! Ты и так делаешь слишком много. Пойдем поедим и что-нибудь посмотрим на Нетфликсе. Или, если хочешь, пойдем пройдемся…

Гулять я не хотела… Этот район Москвы явно не располагал к пешим прогулкам. Как минимум меня… Я все еще сильно скучала по нашим вечерним моционам на променад Дес-Англе (прим. – набережная Ниццы)… И даже по Сене, хоть казалось, что подустала от Парижа…

– Кстати, забыл сказать, в субботу мы приглашены на юбилей руководителя холдинга, безопасность которого я налаживаю. Как раз у тебя будет возможность со всеми познакомиться.

– Ну, нет, Роб, пожалуйста, – стала я отнекиваться искренно, – какие с меня сейчас светские рауты? Я вся в обустройстве, без маникюра, у парикмахера не было месяца два… Давай ты без меня…

Муж нежно накрыл своей рукой мою, нагнулся и поцеловал ее.

– Даже не обсуждается, любимая. Ты пойдешь со мной… Ты не посудомойка и не уборщица! Хватит сидеть в четырех стенах. Надо социализироваться, выбираться из ракушки… Вспомни, что говорил психолог. И никаких маникюров не нужно. Ты блистательнее всех. Всегда, красавица моя…

Глава 7

Алан

Иза Ангелова… Пробовал ее имя на языке. Не нравилось. Не потому что это фамилия другого мужика, которую она взяла. Потому что она никакая не Иза… И не Изабелла. Она Бэлла, моя Бэлла… Бэлла – это пение птиц на рассвете в горах, это журчание весеннего ручейка, это запах только что распустившихся тюльпанов. Он не знал ее, не понимал… Не чувствовал. Просто потому что он был чужак, иностранец… У любви много языков, но кто бы что ни говорил, глубже всего трогает тот язык, на котором мать над твоей колыбелью шептала тебе признания в любви. Так уж это в нас заложено.

Как же я его уже ненавидел. Раньше тоже ненавидел. До дрожи, до оскомины, до желания бить по лицу, пока оно не превратится в месиво. Но сейчас эта ненависть стала словно бы оформившейся – более острой, нестерпимой. Ненависть бывает с разным привкусом – обиды, зависти, поражения… Но одна из самых ожесточенных ее форм – замешанная на ревности, чувстве, часто делающем нас невменяемыми, неуправляемыми. Я ощущал ревность каждой клеткой своего тела. Чувствовал, как она пронзала насквозь сердце каждый вечер, когда я стоял у окна своей спальни, смотрел на густой темный лес и думал о том, что Она там, засыпает с ним, а не со мной…

Когда мне принесли на них полное досье, не мог скрыть своего торжества от факта того, что у него финансовые проблемы на работе. Это зацепка. Это мой реальный шанс подобраться к Ней ближе. Я тогда так обрадовался своему плану, что даже не стал копать глубже, не стал задаваться более каверзными вопросами. Почему-то Роберт Ангелов, крайне успешный в своем деле специалист-безопасник с безукоризненной репутацией международного уровня, решил вдруг пропасть почти на полтора года с радаров и делегировал бизнес своему неудачнику-партнеру… Тогда я объяснил это для себя довольно просто. Наверное, как это сейчас модно в Европе, «выгорание»… Решил «пожить для себя», «заземлиться», «уйти в дауншифт», или как там они еще говорят, «уделить время семье»… Последняя формулировка, стоило только о ней подумать, вселяла в меня дикую ярость, страшнейшую… Сука, семье он время уделяет… Все они, жалкие неудачники, семьянины хреновы… А вот у меня не было ни выгорания, ни желания уйти в дауншифт. Потому что за пределами моей работы всё, абсолютно всё, даже профуканные мною же самим отношения с родителями, было сплошным провалом, сплошной болью… Луч света в темном царстве – моя Кира… Да и ее, в чем я не сомневался, через пару-тройку лет начнет против меня накручивать ее мамаша… Бабы дуры, всегда пытаются мстить мужчинам через детей.

– У них нет детей? – спросил я у помощницы, когда она презентовала мне информацию на Бэллу, не своим, поцарапанным, голосом, потому что трусливо боялся услышать то, что еще больнее уколет иголкой мое сердце.

– Нет, детей нет. Не знаю, в чем причина. Может, не хотят. Может, проблемы. Вы же знаете, в Европе очень строго с медицинской историей и врачебной тайной. Доступа к клиническим данным на обоих объектов у нас нет… Вот всё, что могу сказать.

Илона положила передо мной увесистую папку, провела по ней холеной наманикюренной рукой.

– А это данные по проекту, который она реализовывала в команде архитекторов. Они действительно имели большой успех. Про Изу Ангелову вышло несколько громких статей в ведущих специализированных журналах. Знаю, что несколько перспективных работодателей ею интересовались. Здесь вся подборка, как вы просили…

В тот день Илона очень сильно меня порадовала. Не тем, что сразу после своей «презентации» залезла под стол по моему приказу и первоклассно отсосала. Этим ее умелый рот уже давно перестал меня удивлять. В древней Спарте горевестников обычно скидывали в глубокую яму. Илона принесла мне хорошие новости, воодушевляющие, сулящие мне победу… Я смотрел перед собой на висевшие на стене нарисованные когда-то мною гравюры с Бэллой и улыбался… Скоро ты снова будешь рядом, малютка… Обещаю тебе…

***

За это долгое в моем представлении время, пока они переезжали в Москву, я изучил папку с ее проектом наизусть. Она действительно была талантливая, моя Белка… Я смотрел чертежи, палитру, элементы декора – смотрел уже не как дилетант, а как профессионал, знавший, как продать целые небоскребы, целые кварталы, как застроить гектары. И понимал, что внесла в проект она, где ее почерк, где ее след. Это было особым удовольствием – вот так расшифровывать ее индивидуальность в дизайне…

– Алан, нам пора выезжать… – вырывает меня из моего особого мира предвкушения Милена, материализовавшись на пороге кабинета. – Пробки могут быть в сторону центра, некрасиво опаздывать. Мы ведь почетные гости…

Я глубоко выдыхаю, с трудом сдерживая раздражение. Сегодня, пожалуй, надо себя перебороть и промолчать. Не хочу с ней ссориться, не хочу тратить на нее силы, тем более что Кира дома. На самом деле, в доме в Серебчике я почти не бываю. Здесь правит Милена. Приезжаю сюда только по выходным, пообщаться с ребенком. Уже как пару лет я живу прямо рядом с офисом. С учетом того, что на работе я днюю и ночую, это оптимальный вариант. Да и не только поэтому… Милена так и не стала мне родной. И даже ребенок нас не сплотил, как бы ни мечтала об этом ее мать… Для дочери мы, однако, поддерживали эту самую видимость семьи, но… После моей встречи с Бэллой в Венеции делать мне это стало вдвойне сложнее и неприятнее…