Алатырь-камень

Ныне отец Февроний поступил похитрее. Как ни ярилось его сердце, как ни хотелось расплатиться сполна за свои утерянные зубы, торопиться не стал.

Поначалу проследил, куда Слан пойдет с торжища, а как проследил, то и оторопел – стервец прямиком в княжий терем подался. И ведь никто и остановить его не подумал.

А когда отец Февроний парой слов с киевскими ратниками перемолвился, то и вовсе в растерянность впал. Оказывается, Слан теперь среди людишек самого царя Константина числится. И что делать?

Однако, покумекав малость, монах и тут принял правильное решение. В конце концов, если Слан теперь во владениях киевского князя, то он и должен вершить над ним суд. Потому отец Февроний прямо с утра бухнулся в ноги к князю Андрею Мстиславичу – так, мол, и так.

Тот поначалу и слушать не хотел, дескать, не до тебя, отче, а потом, услыхав, что речь идет о беглом смерде, кой ныне в воях у царя Константина состоит, хотя на нем с тех пор о-го-го сколь резы [105] скопилось, призадумался. А тут и государь самолично на высокое крыльцо вышел, но нет, чтоб поблагодарить монаха за то, что помог уличить татя в его человеке, а еще и в препирательство с хозяином терема вступил.

105

Реза – процент с долга (ст.-слав.).

– Не много ли ты на себя берешь, Константин Владимирович, – прищурившись, поинтересовался Андрей Мстиславич. – Твой Слан Русскую правду порушил. Мало того, что ты у бедных монахов все села охапил…

– В твою пользу, – невежливо перебил его Константин.

Киевский князь несколько смешался, но потом нашелся с ответом:

– А я того не просил.

– Но принял.

– Не об этом речь, – вывернулся Андрей. – Он Правду порушил, а ты сам глаголешь о ней неустанно. Вон даже судей своих привез, ссылаясь на то, что мои плохи. А как ты сам теперь рассудишь, какой прирок [106] ему вынесешь? С каких пор он у тебя в службе? – наседал он на Константина, обрадовавшись случаю, что хоть в чем-то сумеет осадить рязанца, как он до сих пор называл его в душе.

106

Прирок – приговор (ст.-слав.).

Константин замялся. Рассказывать, при каких обстоятельствах Слан попал к нему, не хотелось, но и врать тоже было нежелательно. Решил поступить по-честному и поведать все, как было.

Произошла его встреча со Сланом на пути в Чернигов, то есть совсем недавно. Константин, сопровождаемый десятком ратников, ехал не торопясь – время позволяло. К тому же царь то и дело сворачивал в сторону. Как заметит вдали деревеньку, так непременно завернет, и не только к тиуну, но и в пару-тройку домишек заглянет.

Как раз на девятый день путешествия Константин решил сделать очередной такой крюк, хотя провожатые, уже из черниговцев, и отговаривали его, ссылаясь на то, что места эти уж больно неспокойные.

Река Орлик, что впадает в Оку, течет из вятицких чащоб. От устья Орлика до речки Орлицы, которая в него впадает, селища еще встречались, но чем дальше вилась дорожка к истоку Орлика, тем реже попадались на пути крестьянские поселения.

– Ежели ночь в пути застанет, так заночевать будет негде, – уверял государя старый тиун. – Да и неспокойно тут у нас. Пошаливают, – привел он последний аргумент.

– Кто? – удивился Константин. – Мне же Ингварь Ингваревич доложил о том, что нет больше татей в его землях.

– Ему, конечно, виднее, но все одно – пошаливают, – упрямо склонил голову тиун, чтобы не глядеть на Константина.

По виду своему был он чистокровным вятичем – суровый, кряжистый, с черной бородой чуть ли не до глаз. Да и одежда его тоже была под стать хозяину – темного плотного сукна, и никаких тебе ярких вышивок, радующих глаз.

Однако Константину очень уж захотелось взглянуть на знаменитое по древним былинам и сказаниям урочище Девять Дубов, до которого от устья Орлика ехать было еще верст тридцать. Ну как же – Илья Муромец, Соловей Разбойник… Никак нельзя такое пропустить.

«Скорее всего, пошаливают свои же, из местных деревень, – решил он. – Ну а со смердами мои дружинники как-нибудь разберутся».

Добрались они до урочища и впрямь уже к вечеру. Хорошо, что мороза особого не было – так, градусов пять-шесть, не больше. Сама местность особого впечатления на Константина не произвела, да и не мог он ее разглядеть в ночи, обнаружив лишь капище с погасшим костром и деревянным изображением женщины, на которую была накинута медвежья шкура. Голова женщины была наполовину скрыта под медвежьей, насаженной на столб. Под ним лежали натянутый лук и рогатина с широким лезвием, чуточку подернутым ржавчиной.

Судя по всему, капище посвящалось богине Зеване [107] , которая в этих непроходимых лесах особо почиталась местным населением.

«Вот почему тиун так не хотел, чтобы я сюда ехал, – подумалось Константину. – Боялся, что повелю сжечь тут все».

Поужинав по-походному, он решил переночевать и уже засветло заняться детальным изучением этого интересного места, но утром ему стало не до того. Константин так и не понял, как местные разбойники, несмотря на наличие дозорных, ухитрились за ночь практически бесшумно перекрыть обе дороги, ведущие из урочища.

107

Зевана – славянская богиня зверей и охоты. Изображалась в богатой куньей шубе, отороченной белкой.

Впрочем, он об этом и не задумывался. А вот над тем, что силы весьма и весьма неравны, призадуматься стоило. С ним-то рядом всего-ничего – десяток ратников, а тех, кто его окружил, да еще и укрылся за засеками, пожалуй, вчетверо больше, если не впятеро.

Да и позиция у ратников Константина была – хуже не придумаешь. Мало того, что оказались в кольце, да еще на открытом месте, на голой поляне. Обратный путь перекрыт лесинами, да по лесу все едино не уйти – вмиг тати, как белок, перещелкают. Вятичи даже шкурок на охоте ухитряются не портить – прямо в глаз лесного зверька бьют. Так что всадить свою стрелу в широкую спину дружинника – им раз плюнуть. Оно для него и вовсе детская забава.

Опять же и уходить отсюда некуда. Урочище располагалось чуть ли не на самом краю обширных болот, непролазные топи тянулись верст на двадцать, не меньше. А уж за ними, прямо у истоков реки Снежети стояла еще одна живая легенда – град Карачев. Но о нем и думать не моги. Это реки зимой подо льдом спят, а у болот завсегда бессонница. Ждут они – круглый год свою жертву ждут. И едва та попытается по обманно-ровному снежку пройти, как тут-то и протянет к ней свои жадные руки неугомонный болотняник [108] .

108

Болотняник – дух болота, родич лешего и водяного (ст.-слав.).

Пришлось организовывать оборону на месте, благо разбойный люд не спешил нападать, ограничившись тем, что начал перекрикиваться, пытаясь задорными речами выманить царских дружинников на открытое место.

Решив, что иного выхода не остается, Константин даже согласился пойти на переговоры. Поднял руки вверх – в знак добрых намерений – и вышел на середину полянки. Меч свой, чтоб видели тати, он одному из дружинников передал.

Чуть погодя из-за засеки появился человек. Главарь татей оказался не из пугливых, да и подлости за душой не таил – вышел без меча и даже бронь свою снял. Подойдя к царю, он удосужился согнуть спину в знак уважения. Поклон, правда, получился неважнецкий, ну да уж хоть такой.