Алая дама закончила партию

Он обернулся к толпе притихших леди. Бесстрастный взор эрцгерцога заставлял их сердца биться чаще.

И, в этот момент… Инария вышла из своего оцепенения. Она стояла чуть в стороне от других девушек, но прекрасно видела Эмбер Бёрнс, которая, кажется, с немалым интересом взирала на Диоклетиана.

«Нет, я не могу на это смотреть» - Монтроуз развернулась и начала уходить.

Оттолкнув со своего пути нескольких зазевавшихся служанок… Инария просто сбегала. Подальше от их заинтригованных лиц.

Найти бы тёмный шатёр и укрыть там своё искаженное лицо. Найти бы тихое место, чтобы спокойно пролить горькие слёзы.

Инария хотела бы быть равнодушной, но лишь купалась в самообмане. На самом деле, ей очень больно.

Мир перед глазами завертелся, слился в мутное пятно и, когда девушка очнулась, она действительно оказалась в одном из уединенных шатров, предназначенных для отдыха.

Платье, почему-то, показалось невыносимо душным. Чувствуя, что задыхается, Инария начала судорожно расстегивать пуговицы горловины.

Да… Так намного легче.

Её мысли были до того перепутаны, что Монтроуз не сразу смогла отличить правду от вымысла, когда в палатку зашёл сам эрцгерцог.

Чёрные волосы Диоклетиана были растрёпаны, меч отсутствовал на поясе. Но даже в полутьме эти пронзительно-синие глаза не давали ей покоя.

Инария глухо рассмеялась:

— И где же корона победителя?

— Я не знаю, - ответил он почти сразу же, делая уверенный шаг навстречу.

— Послушай… Почему именно ты вечно остаешься победителем? – ещё тише спросила Монтроуз. – На мою долю выпадают крохи счастья и бездна слёз. Это… Несправедливо, Диоклетиан. Теперь ты носишь корону. А мне всё также остаётся траур.

Он остановился, сжимая пальцы в кулаки и, чуть погодя, ответил:

— Не помню, куда делась корона. Возможно, я её выбросил.

— Не верю, - горько улыбается Ина.

Она не знает, почему для неё так важна эта охота. Все запуталось, совершенно смешалось…

— Инария, - в его голосе прозвучали незнакомые нотки, - ты…

Какой-то надрыв. Привкус иссушенного одиночества.

Это очень глупо, но в такой момент девушка не в силах его оттолкнуть, потому что её израненное сердце бесконечно тянется к эрцгерцогу.

Обнять. Прижаться. Отдать тепло до последней капли.

Соловей поёт, насаживаясь на шип розы.

— В конце концов, что-то остается неизменным, - обреченно вздыхает Монтроуз, приближаясь к нему, - ты позовешь, и я приду. Посмотришь так искренне, и я сдамся.

Она обвила ладонями его крепкую шею, мучительно всматриваясь в прекрасные глаза, чей цвет подобен росчерку смертельной молнии.

Инария прижалась к сухим губам Диоклетиана, почти с наслаждением ощущая новую боль.

Нож входит под корку раны. Сердце порвется на лоскуты, она его сошьет, а потом вновь раскроит. И это чертовски глупо.

Но соловей должен до конца отдать себя розе, понимаете?

Его объятия очень крепкие, как будто он на самом деле боится потерять.

«Это в последний раз» - шепчет Инария ему в губы, чувствуя, как горит кожа на её шее. Кажется, поцелуи мужчины спустились ниже, прямо в распахнутый ворот, оставляя дорожку из алых укусов.

Ей жарко, но больше не душно. Пока есть эта сладкая иллюзия, что они вдвоём в целом мире…

Инария готова на миг забыть обо всем.

О шраме, сновидении, охоте и тошнотворной реальности.

До самого конца остаться глупой, наивной дурочкой.

До самого…

***

Она ушла, оставив после себя лишь горьковатый аромат увядающих цветов.

Диоклетиан не знал, как долго длилось их общее помешательство. И он впервые был столь же сильно запутан, как и сама Инария. Слишком много слов так и не произнесены вслух.

Криос прибыл на охоту только ради неё. Потому что вызнавал всё о передвижениях бывшей любовницы.

Иронично то, что он не смог приблизиться к ней сразу. Диоклетиана мгновенно окружили аристократы (подобные шакалам), каждый из которых хотел урвать часть драгоценного внимания эрцгерцога.

Казалось, будто невидимая стена не даёт ему пробиться к отстраненной Инарии.

И тогда он отправился в лес Дервейн.

Снежная лиса… Кто-то однажды сказал, что это достойный дар любимой женщине. Криос презирал тошнотворные традиции высшего общества, но, на сей раз, был готов совершить столь очевидный, показательный жест привязанности.

Попросить её стать дамой сердца.

Но, знаете, поймать белую лису в лесной чаще проще, чем изловить Инарию Монтроуз. В конце концов, он увидел лишь её удаляющуюся спину.

И подумал, что у истинных лис должен быть безупречно-алый мех.

Тогда его посетило безумное ощущение, будто она исчезнет, если её не нагнать. Диоклетиан действительно не помнил, что случилось со злосчастной короной. Кажется, выкинул в кусты.

В шатре Инария больше походила на беспокойного призрака. От той ласковой, чуткой женщины, осталась лишь бледная тень. И именно Криос довёл её до такого состояния своим пренебрежением.

Слова графини… Оборачивались тонкими стилетами и мастерски проникали под броню, достигая сердечной мышцы.

Но, одурманенный происходящим, он так и не сказал главного.

Что сожалеет. Что на самом деле жаждет её возвращения.

«— Послушай… Почему именно ты вечно остаешься победителем?» - спросила Инария, не скрывая беспомощности во взгляде.

Ложь, в которую ему хотелось бы поверить. Но, на самом деле… Диоклетиан Криос куда чаще был проигравшим.

Он никогда ни о чем ей не рассказывал, позволяя расти недопониманиям и подозрениям. В конечном счете их разрыв – его проигрыш.

Мужчина вышел из шатра, бесстрастным взором обводя опустевшее пространство. Все благородные пируют, а Инария… Скорее всего, ушла к Рамсу.

Жгучая ревность выжигала Диоклетиана дотла. Если бы он был менее эгоистичным, то отступил бы. Если бы…

Он идёт вперёд и, ненароком, задевает плечом какую-то девушку.

— Ай! – недовольно воскликнула она. – Эй, мистер, вы даже не извинитесь…?

Криос перевёл на неё невыразительный взгляд. Хорошенькая. Белые волосы, возмущённые зелёные глаза. Но красота незнакомки не тронула его сердце.

Эрцгерцог молча направился прочь, оставляя Эмбер Бёрнс в недоумении.

— Какой грубый…– выдохнула девушка, невольно качнув головой.