Алая графиня

Затем я отнесла листок с шифром, бумагу и перо в кабинет Катерины и заперла за собой дверь. Гораздо труднее оказалось сочинить более-менее убедительное любовное послание, чем зашифровать его. Я использовала ключ Маттео в качестве образца, внесла в него несколько изменений и придумала собственный код.

То ли это и на самом деле оказалось нетрудно, то ли у меня, как и у брата, имелись способности к криптографии. Я записала новый ключ на двух бумажках, зашифровала любовное письмо для месье де Монтаня, сложила втрое листки с письмом и копией кода и запечатала их воском. Оригинал письма я сожгла на свече, глядя, как почерневшие, скрюченные останки падают в холодный камин.

Затем я вернулась в кладовую и спрятала свой ключ к шифру в сундук, после чего пошла на конюшню. Стойла вычищал одинокий конюх, совсем еще мальчик, с ошеломляюще рыжей копной волос и ужасно чумазым лицом, на фоне которого белки голубых глаз едва ли не светились. Я предложила ему два динария за доставку письма. Мол, хозяин велел отнести его в дом французского посла, но об этом никто не должен знать, поскольку в нем содержатся тайные сведения. Я велела отдать письмо лично в руки помощнику посла Жерару де Монтаню и передать, чтобы тот никому его не показывал, а дождался бы завтра второго. Если первое письмо благополучно достигнет адресата, я дам мальчишке еще две серебряные монеты и вторую бумагу для доставки на следующий день месье де Монтаню.

Подогретый мыслью об опасности, парнишка с готовностью согласился.

— В полдень меня отпускают, чтобы я мог сходить к мессе. Старшему конюшему не обязательно знать, что я ходил куда-то еще. Никто ничего не проведает, клянусь.

Я вручила ему ключ к шифру и напомнила, что завтра мы встретимся с ним в это же время на этом же месте. Я не осмелилась послать сразу ключ и шифровку из опасения, что кто-нибудь посторонний прочтет письмо.

Вернувшись в покои Катерины, чтобы рассказать ей о своих достижениях, я обнаружила, что она снова легла в постель и спит. Я вышла на балкон и села под навесом, размышляя о смерти Маттео и том всаднике, который привез его домой.

Я понятия не имела, с какой целью покойный герцог Галеаццо отправил Маттео в Рим. Очевидно, миссия была деликатная, имевшая какое-то отношение к Лоренцо де Медичи, иначе зачем тот приезжал бы к герцогу инкогнито? С чего бы Лоренцо хотел тайно встретиться с Маттео сразу после его возвращения? Перед своей скоропостижной смертью мой брат сопровождал из Рима папских легатов, ехавших на встречу с герцогом. Как ни старалась, я так и не вспомнила, что за кардиналы приезжали к Галеаццо, — дни после смерти Маттео прошли для меня как в тумане. Я запомнила только черноволосого всадника.

Он служит писцом у графа Джироламо, сидит в маленькой комнатке, скрытой от посторонних взглядов, и шифрует тайные послания. Этот человек ехал в Павию вместе с Маттео и папскими легатами, посланными его святейшеством и Джироламо.

Может быть, по пути он догадался, что мой брат — шпион Медичи?

Волна горя и гнева накатила на меня, я сложила ладони, но молиться не смогла.

Вместо того я шепотом обратилась к ангелу:

— Приди, покажи мне правду. Если он убил Маттео, представь мне доказательства.

Словно в ответ, на память пришли слова ангела, заглушающие мои собственные мысли: «Я уже пришел. Но тьма в твоей душе мешает мне говорить…». «Поклянись повиноваться мне до самой смерти, и я все тебе открою».

Я закрыла глаза и увидела девятку мечей, восемь скрещенных клинков и еще один, нацеленный в небеса, проходящий через остальные. Все они сочились кровью.

— Я буду повиноваться, — прошептала я. — Если ты покажешь мне того, кто убил моего брата…

Но в моем сердце и в душе царили тишина и изнуряющая горькая боль.

Ночью я спала плохо, встала еще до рассвета и накинула платье поверх тонкой льняной рубашки. Поскольку было еще темно, я взяла лампу, осторожно спустилась на второй этаж, в восточное крыло, в вотчину Джироламо, и удивилась, обнаружив, что факелы на стенах уже зажжены, хотя в коридоре стоит тишина.

Я направилась в дальний конец коридора, к небольшой кладовой, где раздобыла в прошлый раз бумагу и чернила. Это был в высшей степени неразумный поступок — дверь наверняка заперта, никакого плана у меня нет, только жгучее желание разузнать что-нибудь о черноволосом писце.

Факел на стене рядом с кладовкой горел, и дверь была слегка приоткрыта. Затаив дыхание, я подошла к самому порогу и заглянула в щель.

Вдоль одной стены выстроились ровным рядом высокие стеллажи. На полках лежали стопки бумаги, рулоны чистого пергамента, пузырьки чернил, чернильницы, пресс-папье, коробки, шила, увеличительные стекла, линейки, перочинные ножи, куски пемзы, ленточки, переносные конторки, шерстяные тряпки и большой ворох новых, нечиненых перьев.

В дальнем конце помещения, рядом с закрытой дверью, ведущей в каморку писца, возилась женщина в черном шарфе, обмотанном вокруг головы. Она склонилась над переносной конторкой, находившейся на одной из нижних полок, рядом с ней стояла метла и ведро для мусора. Щеки у нее оказались морщинистыми, ввалившимися, глаза тонули в кожистых складках. Она была ширококостная, в белом фартуке и черном крестьянском платье без всяких корсетов. На шее у женщины висел кожаный шнурок с несколькими ключами. Они зазвенели, когда она со стоном опустилась на колени, приподняла край переносной конторки скрюченной рукой, другую сунула под ящик и вынула еще один ключ.

Уборщица опустила конторку на место, оперлась одной рукой о стену и со стоном поднялась. Я наблюдала, как она вынула ключ, отперла каморку писца, а затем затащила туда свою метлу и ведро.

Покончив с уборкой, она заперла дверь и пихнула ключ обратно под конторку. Я кинулась к ближайшей открытой двери на другой стороне коридора и вжалась в стену. Женщина старательно заперла дверь кладовой, затем поднялась на цыпочки и положила ключ на держатель ближайшего факела.

Она перешла в соседнюю комнату, в библиотеку. Я метнулась через коридор, взяла оставленный ключ, отперла дверь комнаты с канцелярскими принадлежностями и проскользнула внутрь.

Закрыв за собой дверь, я поставила лампу на полку и вытащила второй ключ, спрятанный под небольшой переносной конторкой.

Через несколько секунд я уже стояла в каморке писца с лампой в руке. Здесь не оказалось никаких писем, ни обычных, ни шифрованных. Я подергала ящики, но они были заперты. Не зная, что предпринять, я высоко подняла лампу и медленно обошла комнату, выискивая тайники, где могут быть спрятаны другие ключи.

Не успела я завершить обход, как заметила, что правая задняя ножка конторки темнее остальных. Я залезла под нее и придвинула лампу. В полумраке казалось, что ножка просто темная, но теперь стало видно, что снизу, в том месте, где упирается в выщербленный каменный пол, она сплошь в чернильных отпечатках пальцев.

Писец Джироламо был не только неаккуратным, но еще и беспечным.

Я отставила лампу и обеими руками приподняла правую сторону конторки. Там — вот радость! — действительно лежал ключ.

В верхнем левом ящике оказались два документа: письмо, полное сокращений, и полстранички шифрованного текста, которые я видела накануне. Наш писец не торопился доделывать работу.

Я уселась на стул прямо в его каморке, поставила перед собой лампу и прочитала письмо.

Оно явно было написано под диктовку, в спешке: