Алая графиня
Шрифт:
— Что он хочет передать? — вежливо поинтересовалась Катерина, которая никогда не любила Рафаэле и считала его трусом.
— Мой господин опасается за безопасность своей тети Катерины и ее будущего ребенка, поэтому предлагает обсудить дальнейшую совместную оборону крепости, — прокричал в ответ священник. — Мы приехали, чтобы сопроводить вас в хорошо защищенный дворец, где вы встретитесь с племянником.
— Безмозглый остолоп, — пробормотала Катерина себе под нос, а затем снова закричала: — Я не могу покинуть крепость Сант-Анджело, пока не будет избран новый понтифик. Пусть мой племянник сам приедет сюда, и я буду счастлива обсудить с ним все,
Последовала долгая пауза, потом священник ответил:
— Прошу вас, ваша светлость. Вы ведь ждете ребенка, а это место не подходит для женщины. — Он указал на крепость. — Мой господин умоляет вас вернуться к мужу. Он и остальные кардиналы щедро вознаградят вас и вашу семью.
Катерина от души рассмеялась и крикнула:
— Скажите, святой отец, неужели Рафаэле считает меня круглой дурой?
Тот ответил недоуменным молчанием.
Катерина наклонилась, уперлась руками в бока. Ее улыбка разом угасла, сменившись неподдельным гневом.
— Тогда ответьте на другой вопрос: вам известно, кто был мой отец?
Священник и его спутники смущенно переглядывались.
— Галеаццо Сфорца, — ответил служитель Божий. — Герцог Миланский.
— Самый умный человек, который когда-либо правил Миланом, — заявила графиня. — Пусть я женщина, но унаследовала его рассудок! Я не настолько глупа, чтобы покинуть крепость. Ступайте и передайте это вашему господину!
С этими словами она повернулась к послам спиной и отошла от края стены.
Потянулись нудные дни. Жара стояла невозможная, пища вызывала тошноту, а новости приходили самые неутешительные. Джироламо устал торчать в поле за городскими воротами вместе с войском и предпочел просто ждать своей участи в Исоле, поместье Орсини, где его и детей разместили со всяческими удобствами. Он прислал жене письмо с требованием приехать к нему. Разгневанная Катерина солгала своему войску и тайно спалила листок в пламени лампы.
Тем временем с улиц Рима до нас доносился грохот далеких сражений — кардиналы и семейные кланы дрались за власть. На одиннадцатый день жизни в крепости мы увидели, как свежая армия из пятисот солдат маршем входит в город через Порта-Маджоре. В какой-то миг Катерина поверила, что Джироламо наконец-то собрался с духом, но, когда армия приблизилась, мы увидели сверкающие красно-желтые знамена. Это оказались штандарты семьи Колонна, с золотой короной, увенчивающей белую римскую колонну. Моя госпожа вполголоса проклинала своего супруга, пока вражеские войска разбивали лагерь на другом берегу Тибра.
— Он мог бы взять крепость Сант-Анджело, — сердито произнесла Катерина. — Я тысячу раз говорила ему, что мы обязательно должны захватить замок в случае смерти Папы, но он никогда не давал внятного ответа. И вот теперь… — Она была не в силах продолжать.
На следующий день, двадцать четвертого августа, пришла самая печальная весть. Джироламо подписал со Священной коллегией договор. Он отказывался от поста капитана папской армии и сдавал замок Сант-Анджело в обмен на четыре тысячи дукатов — компенсацию за разрушенный дворец — и гарантию того, что будущий Папа признает его законным правителем Форли и Имолы.
— Муж мог хотя бы поддержать меня, прислать войска. Мы начали бы переговоры с новым Папой, кто бы ни был избран. Теперь все потеряно, — сказала Катерина.
Кардинал делла Ровере был одним из авторов договора. Его неприязнь к Джироламо явно оказалась сильнее верности семейным узам и всех обещаний, данных Катерине.
Лежа
ночью в постели, графиня сказала, что Борджа хотя бы не скрывал своих целей и искренне восхищался ее отвагой.— Надо было ставить на него, — простонала она, закрыла лицо ладонями и резко села.
Моя госпожа не плакала, хотя у нее были все причины для этого. Из-за беременности она совершенно обессилела, однако все это время заставляла себя действовать на пределе возможностей, обходилась почти без сна и нормальной еды, но самое скверное состояло в том, что ее усилия ни к чему не привели.
— Я не смогу удержать крепость, — призналась Катерина. — В письме Джироламо говорится, что Флоренция и Сиена объединяют силы, чтобы заставить меня сдаться. Колонна обязательно двинет на нас свои войска, это всего лишь вопрос времени.
В ту ночь Катерина так и не заснула. На рассвете она написала Джироламо и Священной коллегии, а к полудню получила ответы на оба письма. В числе прочего ей позволялось взять сто вооруженных человек для сопровождения ее по улицам Рима к детям. Муж моей госпожи уже был в городе, улаживал свои денежные дела.
Я ехала верхом рядом с графиней, которая величественно двигалась по запруженным народом улицам Рима на великолепной белой кобыле. Она в последний раз посмотрела на замок Сант-Анджело, Ватикан, собор Святого Петра без всякой жалости к себе. Катерина лишь мельком взглянула в сторону развалин, бывших недавно палаццо Риарио. Но когда она проезжала через Порта-Маджоре, покидая город, ее лицо окаменело, превратилось в горестную маску.
ЧАСТЬ III
ФОРЛИ
1484–1500 ГОДЫ
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
Из-за сокрушительного поражения путь обратно в Форли оказался печальным, вымощенным угрюмым недовольством Джироламо и полыхающей яростью Катерины. Супруги не глядели друг на друга, когда наш небольшой отряд остановился на привал. Граф выехал из города с неполными пятью сотнями дукатов — свадебный наряд Катерины, погибший в огне, стоил дороже.
Я же, напротив, испытывала несказанное счастье, поскольку Лука был цел и невредим. С хмурого позволения Катерины я ехала рядом с ним на муле. Мы проговорили почти весь день и всю ночь: когда отряд остановился на отдых и все заснули, мы с Лукой выбрались из палаток и обнимались под звездами.
На третий день пути нас нагнал гонец от кардинала делла Ровере.
— Habemus papum![9] — кричал он, галопом подлетая к Джироламо, который ждал, сидя верхом.
Граф приказал отряду остановиться. Катерина, завидев гонца, выскочила из экипажа и побежала так быстро, как позволял ей восьмимесячный живот.
К ее облегчению, Папой избрали не Борджа, однако и не кардинала делла Ровере. Их неистовая борьба за папский престол вызвала такие волнения в Священной коллегии, что никто из кардиналов не проголосовал ни за одного из них. Тогда делла Ровере, как он утверждал в послании, предложил своим сторонникам избрать его протеже, рожденного в Италии грека, Джованни Батиста Чибо. Этот кардинал, а теперь Папа Иннокентий VIII был человеком обходительным, и никто не имел повода питать к нему ненависть. Даже Борджа проголосовал за него. Делла Ровере особенно радовался тому, что Чибо будет выполнять все его приказания. Ведь именно он в свое время уговорил Сикста даровать этому греку алую шапочку.